Ялмар Тесен - Опасное соседство

• Название: Опасное соседство
• Автор: Ялмар Тесен
• Издательство: Армада
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0420-4

Писатель и натуралист Ялмар Тесен рассказывает о полной опасностей и острых ситуаций жизни животных, об их взаимоотношениях с человеком, который зачастую безразличен к миру природы. Автор ярко и эмоционально описывает злоключения черного леопарда, возвращение домой увезенного за сотни миль домашнего кота и жизнь обитателей морских глубин.

---

Тернер закурил. А Каннингем спросил:

— Кто его нашел? Майка, я имею в виду.

— Вон тот парень. — Тернер показал на высокого цветного мужчину в рубашке с голубыми полосками, который терпеливо ждал в сторонке. — Говорит, искал кого-то из родственников.

Шел пешком. Возможно, заблудился. Испытал самое большое потрясение в жизни. Он из Кейптауна. На Майка наткнулся часов в одиннадцать утра. А к тому времени, как мы обо всем узнали и доставили гончих, было уже больше двух, так что леопард мог убежать куда угодно.

— Сам он леопарда, разумеется, не видел?

— Нет, конечно же нет. Он о нем даже не слышал никогда.

Даже представить себе не мог, что случилось, когда Майка нашел. Да вы поговорите с ним. Мне кажется, мы ему очень обязаны, а старина Мартин прямо допрос с пристрастием ему устроил, словно это он Майка убил.

Каннингем кивнул и сказал:

— Хорошо, но сперва я должен… — И он подбородком указал в сторону Полли.

Она лишь на мгновение приподняла лицо, когда Каннингем наклонился к ней. Он погладил ее по руке, но она медленно покачала головой и накрыла его руку своей. Каннингем осторожно отнял руку и буквально на цыпочках отошел прочь, раскланявшись с родителями Полли, стоявшими рядом. Ничем помочь он не мог, и делать ему в лесничестве больше было нечего.

Каннингем пригласил Тернера с приятелями по дороге домой заехать к нему и выпить чего-нибудь. Тернеру эта идея понравилась, особенно когда он вспомнил дом Каннингема — отделанную деревянными панелями гостиную, огромные камины. У него не было большого желания провести очередной вечер за шахматами в обществе Барри Мейсона и ужинать кое-как приготовленной яичницей с беконом. Особенно сегодня, после гибели Майка, когда у него из головы не выходил этот леопард, а весь тщательно подготовленный план создания заповедника для этих животных полетел кувырком, стал совершенно нереальным. Он представил себе бесконечные телефонные звонки: директор департамента, газетчики… Ну нет!

Действительно лучше всего отправиться к Каннингему и просидеть у него так долго, как позволит хозяин дома. И Пол Стандер с Кампмюллером пусть тоже поедут, даже если это не очень удобно. Сам он по глупости предоставил свой «лендровер» Ван Ренсбургу, так что, если признаться честно, ему здорово повезло, что Кампмюллер приехал вовремя, хотя и в своей дурацкой шляпе, украшенной лентой из леопардовой шкуры, с ружьем и совершенно уверенный, что ему будут не только рады, но и сочтут его присутствие абсолютно необходимым.

Тернер просто сказал Стандеру и Кампмюллеру:

— Заедем ненадолго к полковнику Каннингему выпить, хорошо? — И больше ничего не прибавил.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Леопард слышал, как хлопнула дверца «лендровера», до него донеслись знакомые звуки людских голосов и металлический звон цепей, но он пошел прочь, лишь услышав, как слабо взвизгнула собака — то ли от боли, то ли от возбуждения.

Инстинкт повелевал ему идти на север, к большому лесу, к горам, однако путь туда вел мимо того места, откуда все громче доносились голоса двуногих, и он чувствовал нависшую опасность. Он неторопливо брел по тропе, над которой еще витал слабый запах двуногого, когда ставшая зловещей тишина позади него вдруг взорвалась лаем гончих псов, и тогда одним длинным прыжком он нырнул в густой подлесок. Метров сто или даже больше он бежал быстрой рысью, прижимаясь к земле; лопатки его под черной шкурой ходили как поршни, уши были плотно прижаты, голова опущена, глаза быстро адаптировались и отмечали в полумраке малейший проход среди листвы и колючих ветвей, и он просачивался туда — сперва голова, а потом и все тело. У перекрестка двух дорог, ведших когда-то к лесоразработкам, на поляне, где раньше складывали бревна, леопард перешел на легкий галоп, и его плавная поступь исчезла, теперь он напоминал скачущую лошадь, на бегу так высоко вскидывая задние ноги, что казалось, вот-вот перекувырнется через голову. И все-таки любому человеку всего лишь показалось бы, что перед ним мелькает неясная тень.

Вскоре после перекрестка и поляны лес вокруг стал иным.

Влажная, заросшая зеленью земля сменилась плотной подстилкой из коричневых опавших листьев; начали появляться заросли вечнозеленой маккии, а затем вдруг лес кончился и превратился в густой лабиринт искривленных, растущих на солончаках кустов эрики и других вересковых, тут и там пересыпанных чахлыми алоэ. Здесь леопард продвигался медленнее, и поскольку гончие снова залаяли, но уже значительно ближе и громче, несмотря на ветерок, шумевший впереди над прибрежными утесами, ему вдруг стало страшно. В поисках хотя бы одного спасительного высокого дерева он все дальше уходил по этой скалистой местности, по нагретым на солнце камням, видя над головой яркий солнечный свет, но вряд ли сознавая, что море рядом, внизу, шарахаясь от рассыпавшихся во все стороны перепуганных капских даманов и недовольно ворча, ибо каждый прыжок, особенно вниз, заставлял усталые мышцы мучительно напрягаться. Наконец он добрался до последней рощицы на скалистом берегу. Исхлестанные ветрами мимузопсы были такими кривыми и низкорослыми, что, слыша гончих прямо над собой, леопард стремительно миновал эту жалкую рощицу и в паническом страхе вылетел на песчаный пляж. Поскольку инстинкт велел ему двигаться направо, он резко свернул, взметнув в воздух целый веер песка, и стал снова подниматься по извилистому каменистому речному ущелью, пока в последнем завершающем прыжке не преодолел трехметровую расселину и не рухнул, свесив язык до земли и испытывая головокружение, на узкий выступ высоко над вершинами зеленых деревьев и покрытых белой пеной прибрежных скал.

Он дышал тяжело, и с каждым вздохом голова его опускалась все ниже и ниже, пока наконец не наступил благословенный миг и подбородок не коснулся мускулистой передней лапы. Глаза его постепенно превратились в щелки.

Солнце все еще пригревало довольно сильно, и сюда, на узкий, обращенный к западу выступ, со всех сторон окруженный вогнутыми стенами скал, в неподвижно застывшем воздухе все звуки стекались, точно притянутые магнитом. Внизу, вдалеке, слышались крики куликов-сорок, которым вторил глухой постоянный рев моря; один, два, три раза крикнул африканский коршун-рыболов; а рядом, но чуть ниже, на каменистой осыпи, где были норы капских даманов, слышалось сердитое попискиванье даманьего семейства. Уши леопарда, стоявшие торчком, все время подрагивали, и лишь по ним можно было догадаться, что он не спит; однако он на все эти звуки внимания не обращал, даже на легкий шорох когтистых лапок ящерицы, и лишь заслышав где-то высоко над собой звуки, свойственные двуногим, леопард поднял голову и широко раскрыл глаза, ибо солнце уже садилось и его выступ оказался в тени.

Теперь он чутко прислушивался к лаю гончих, к царапанью их когтей по камням, к их возбужденному повизгиванью и прерывистому от усталости дыханию, к похрустыванию веток и постукиванию тощих хвостов по камням, к шлепкам срывающейся с высунутых языков слюны, и при этих последних звуках он особенно встревожился, а они, кстати, почти сразу смолкли, утонув в бешеном лае прямо под тем выступом, где он лежал. Леопард непроизвольно оскалился и зарычал; потом, захлебнувшись утробным ворчанием, услышал, что голоса собак звучат иначе: старый кобель истерически лаял, сука умолкла совсем, а два молодых кобеля буквально зашлись испуганно-возбужденным визгом. Однако весь этот шум к нему не приблизился, остался где-то примерно на том же месте, у основания утеса. Прошло довольно много времени, и послышались новые звуки — фырканье, сопение и тонкий свист сперва с одной стороны, потом с другой — это вожак стаи искал путь наверх; затем дождем посыпался гравий и мелкие камни откуда-то сверху, и одновременно до леопарда донесся звук неумолкающей возбужденной болтовни двуногих; и эти звуки слышались совсем рядом. Окрашенные розовым и охрой лишайники на скалах быстро серели, и, когда вокруг утеса стала разливаться прохлада, леопард смог различить, откуда идет запах холодной пресной воды: из лесного ущелья. Вода была торфянистая, насыщенная кислотами, которые попали в нее из корней деревьев и папоротников, из гниющей листвы.

Зрачки леопарда все расширялись, поскольку освещение слабело с каждой секундой, так что в мозаичном переплетении серых и черных пятен вокруг — скал, трещин, выходов горной породы — он разбирался так же отчетливо, как и при солнечном свете. Теперь, когда его вены постепенно очистились от растворенного в крови яда усталости, он сперва потянулся обеими передними лапами, достав до единственной трещины в дальнем углу выступа, потом, удовлетворенный, вернулся в прежнее положение, затем встал на задние лапы, секунду помедлил и, подпрыгнув, стал взбираться по скале, прижимаясь к ней брюхом и передвигаясь какими-то пульсирующими толчками. Стоило камню сорваться из-под одной его лапы, как он успевал перенести вес на другую, а потом черным нечетким пятном мелькнул перед носом у нелепо столпившихся на его пути двуногих, и те не успели ничего предпринять, разве что кто-то испуганно вскрикнул, но леопард уже оказался на ровной площадке и снова полетел вперед и вниз, но на этот раз чуть наискосок, навстречу тому запаху, что был ему хорошо знаком, — аромату быстрой речной воды.