Владилен Леонтьев - Пора охоты на моржей

• Название: Пора охоты на моржей
• Автор: Владилен Леонтьев
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Автор, ученый, знаток быта, языка, психологии чукчей, рассказывает о мужественных зверобоях, охотниках, оленеводах, о тех, кто создавал всемирно известную теперь Уэленскую косторезную мастерскую. Понимание специфики истории чукотского народа позволяет автору правдиво и убедительно воссоздавать процесс преобразования жизни коренного населения некогда отсталого края. Повествование окрашено и согрето любовным отношение к Чукотке и ее людям.

---

Петька тоже хорошо бросал костяшки в уток. И однажды в начале сентября случилось такое, что их новая учительница, приехавшая с материка, перепугалась и чуть было не упала в обморок.

А было это так. Раздался звонок на большую перемену, и ребятишки гурьбой высыпали на улицу. Вдруг кто-то закричал:

— Утки летят!

Прямо в сторону школы с лагуны шла большая стая уток. Она летела низко, и ребятишки, пригнувшись, стали ждать. Раздался оглушительный свист, утки сбились в кучу, и ребята метнули костяшки. Костяшки Владика прошли мимо, а Петькины опутали утку, и она упала на землю.

— Петька утку поймал! Петька! — закричали ребята и бросились к ней.

Но выпутать утку не успели, прозвенел звонок. Петька, затолкав живую утку под пиджак, вместе с Владиком побежал в класс. Там они сунули ее в парту и стали слушать урок. И вдруг Петьку вызвали к доске. Как обычно, он не знал урока и виновато топтался на месте. Владик забыл про утку в парте и стал показывать ему руками, чтобы он посмотрел на таблицу правописания и отвечал по ней. Петька начал что-то говорить, а Владик слушал и старался вовремя подсказать ему.

— Сядь как следует! И не маши руками! — сделала замечание учительница.

Владик сел прямо и положил руки на парту. Пока Владик сидел прижавшись к парте, там было темно, и утка лежала спокойно, но когда он отклонился, она увидела свет, выскочила и с грохотом упала между партами.

— Ой! Что это? — испугалась учительница и выбежала из класса.

А утка, махая крыльями, гремя костяшками, заметалась по классу. Завизжали девочки, мальчишки вскочили и стали ловить утку, а она, как бабочка, билась об окна, падала на парты, на пол и никак не давалась в руки.

— Вот хулиганы! — говорила учительница, войдя в класс вместе с директором.

Петька в это время все же успел поймать утку и крепко держал ее в руках.

— Что здесь происходит?

— Хулиганы! — показала учительница на Владика с Петькой. — Напугать меня хотели. Живых уток стали таскать в класс! Безобразие!

Петька топтался на месте, виновато смотрел на директора и не мог вымолвить ни слова.

— У-у-утку Петька пойма-а-л, — ответил, заикаясь, за него Владик. — Не успели до-о-мой унести, з-з-зво-о-нок за-азвенел. Мы в па-арту ее сунули, а она выскочила.

Директор хотя и был строгим, но тут заулыбался.

— Успокойтесь, Мария Ивановна, — сказал он учительнице. — А ты, Павлов, марш домой, и больше уток в класс не таскать.

Петька двинулся к дверям, вслед за ним пошел было Владик.

— А ты куда? — остановил его директор.

— У-у-утку отнести. — Ему очень хотелось на улицу: может, еще пролетит стая и он тоже поймает.

— Сядь и слушай, — приказал директор, и Владик неохотно сел на место.

Кое-как высидел он последний урок. И лишь только раздался звонок, он схватил сумку и бегом помчался к Петьке.

— Ну что, пойдем в экспедицию?! Где утка?

— Я выпутал ее и засунул в мешок, чтобы не брыкалась. Я ждал тебя. Пошли!

И они бегом пустились к двум круглым домикам, стоявшим в конце поселка у подножия горы.

Уже год как работала в Увэлене земельная экспедиция. Работники экспедиции изучали моржей на лежбище, лахтаков, нерп, ездили по тундре, собирали разные мхи, лишайники и делали много непонятных для увэленцев дел. А весной начальник экспедиции Гринберг объявил, что они покупают живых уток. Взрослые не хотели сдавать уток, не разрешали и детям. Но когда Владик и Петька все же сдали и утки после этого летали над поселком, как и раньше, то понесли своих уток Янкой и Тутыриль, а Кальхеиргину и Энмычайвыну все же запретили это делать. Но постепенно и их отцы убедились, что в этом нет ничего страшного, тем более что за каждую утку платили тринадцать рублей.

Владику и Петьке нужны были не деньги, — их интересовало, как кольцуют уток. Дядя Гринберг объяснил ребятам, что это делают для того, чтобы узнать, куда летят гаги, где они зимуют, где гнездятся. Вот поймают где-нибудь закольцованную птицу, сообщат по указанному адресу, и мы будем знать, куда она улетела.

Владик сдал уже три живые утки. Петька нес вторую. И каждый раз они спрашивали, не поймали ли их птиц. Дядя Гринберг улыбался и говорил, что пока — нет.

— Вот еще одну принес, — сказал Петька начальнику экспедиции и подал мешок с уткой. — Только осторожно, она очень бойкая, в классе у нас летала.

— Это хорошо, что летала, значит, не побитая, — и дядя Гринберг вытащил гагу из мешка. Тщательно осмотрел ее, проверил, не надломлены ли крылья, а потом надел кольцо на лапку, зажал его плоскогубцами и сказал Петьке:

— На, неси к морю.

Владик с Петькой побежали к берегу, положили утку на гальку. Сначала она лежала и, видимо, не верила, что ее выпустили, потом встала, помахала сначала крыльями, затем разбежалась и взлетела.

Хорошо было Владику в Увэлене, скучать некогда, все время находились какие-то мальчишеские дела. Но перед самой войной его отца перевели работать в Анадырь. Отец уехал зимой на собаках, а Владик с матерью задержались, так как ему надо было кончать четвертый класс. Брат уже целый год жил в Анадыре и учился в педучилище.

— Как же ты будешь в Анадыре? Уток там нет, нерпы тоже, — спрашивали его увэленцы.

Владику становилось грустно, и он молчал.

Весной, когда у Увэлена еще стоял припай, пришла шхуна в Наукан, и надо было уезжать. Владик сбежал из дому и спрятался в яранге Рычыпа.

— Никуда я не поеду, — сердито твердил он Рычыпу. — У вас останусь. Ты же сам говорил, живи у нас, как сын будешь. Не поеду!

— Что ты?! — испугался Рычып. Хотя действительно не раз говорил, что хорошо бы иметь такого сына, как Владик. — Разве можно бросать родного отца и мать? Надо ехать!

Но Владик забился в угол полога и не думал выходить.

Весь Увэлен был поднят на ноги. Искали Владика. Наконец, плачущего и упирающегося, мать выволокла его из яранги Рычыпа, дала несколько подзатыльников и усадила на нарту старика. И Рычып отвез его на кромку припая, а там уже Кагье на своем вельботе довез до Наукана и посадил его с матерью на шхуну.

— Ты же вернешься к нам, — тихо сказал на прощание Кагье, — и мы еще встретимся. Тогда ты будешь большим — и сильным. И я возьму тебя с собой на умку.

Вдали от родных мест

Первое время Владик сильно тосковал по Увэлену. В Комбинате, где он жил с отцом и матерью, даже поговорить по-чукотски не с кем, а в школе и поселке уже не было таких друзей, как в Увэлене. Он не сторонился ребят, но все равно держался отчужденно, стеснялся своего заикания, находились и такие, которые дразнили его. И вообще это была уже не та жизнь, какой жил Владик. Комбинат был настоящим рабочим поселком и особенно оживал летом, когда начиналась путина и съезжались сезонные рабочие. И о том, что это Чукотка, напоминали лишь сильные пурги, морозы зимой и светлые ночи летом. Ни китов, ни моржей, ни нерп здесь не били, а олени находились где-то далеко в тундре. О чукчах и эскимосах никто не говорил, словно их вообще нет на Чукотке. А если случайно и появлялись чукчи в Комбинате, то на них смотрели как на пришельцев. И Владику было тяжело. Да и отец не очень-то радовался новому месту работы и частенько вспоминал Увэлен.

Шла война. Круглые сутки работал рыбоконсервный завод, тяжело пыхтела мощная тепловая электростанция, а заводской гудок далеко разносился по всей тундре, и по нему сверяли время. Школьников часто направляли на завод упаковывать консервы, подносить и сбивать тару, выгружать из кунгасов рыбу. А осенью всей школой ходили на Горку и помогали расчищать площадку для первого настоящего аэродрома.

Вскоре Владик сошелся с учеником седьмого класса Игорем Елкиным. Их сблизило то, что оба были страстные охотники, путешественники и любили рисовать и мастерить разные модели. Зимой они в воскресные дни и каникулы ходили на лыжах по склонам Горки и били в кустах куропаток, ставили петли на зайцев. Вечерами засиживались у Игоря дома, и его мать, продавец продуктового магазина, готовила им что-нибудь вкусненькое из белой муки и угощала Владика. Он отъедался, так как у себя дома хлеба не хватало и, кроме лепешек из отсевов муки, ничего не было, хотя отец — директор районной торговой конторы. Владик удивлялся: ведь на всё карточки и лишнего не возьмешь, а у них, у Елкиных, и консервы, и фруктовые компоты, и мука белая, и сахар, и даже сливочное масло. Брат, приезжавший на воскресенье домой и побывавший в гостях у Игоря, невзлюбил его и попрекал Владика дружбой с ним.

— Интеллигент паршивый, — говорил он. — Как барышня-мещанка, ходит на носках и трясет задом. И чем он тебе понравился?

Но в школе не было больше никого, кто увлекался бы охотой и рыбалкой, и Владик продолжал с ним дружить.