Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

• Название: Мачты и трюмы Российского флота
• Автор: Пётр Фурса
• Издательство: Издательство «Уссури»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85832-084-8

Мемуары — это скучно. НО НЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ — читается увлекательно!

Петр Фурса - врач, морской офицер, почти вся служба которого прошла на надводных кораблях Тихоокеанского флота. Мемуары являются художественной переработкой реалий флотской жизни, свидетелем и действующим лицом которых он был, и охватывает период с 1975 по 1995 годы. В книге сохранены имена людей, с которыми автор книги служил, описаны и крупномасштабные события, значительные для всего флота, и события совсем другого уровня, умещающиеся в жизненных рамках небольшого флотского экипажа, но не лишенные от этого своей значимости в судьбах людей.

---

Окинув меня оценивающим взглядом покрасневших лет тридцать назад глаз, работник кадрового органа вдруг спросил:

– Как ты смотришь на то, чтобы уйти на учебный корабль “Бородино” начальником медслужбы?

– Исключительно положительно.

– Ну-ну.

Краткость флотского диалога всегда приятна, несмотря на некую ее однобокость. Вопрос – ответ. Вопросы всегда задает старший. Младший имеет на них право только на занятиях по тактической или специальной подготовке. Вопросы на занятиях по политической подготовке не приветствуются, так как руководитель занятия может усмотреть в них крамольный смысл.

Краткий диалог, приведенный выше, выписал заказ-квитанцию на пошив шубы для лейтенанта. Через три дня, приказом командира эскадры, я был назначен на УК “Бородино” в качестве начальника медслужбы, несказанно огорчив этим своего шефа.

– Ах, ах!

Собрав свой тощий чемодан, я навсегда покинул уютную каюту на ставшей родной броневой палубе. До свидания, дружище “Пожарский”! Спасибо тебе за все. Не грусти.

XXX

Учебный корабль стоял рядом. На тридцать третьем причале. Он только что совершил переход из Кронштадта во Владивосток с попутным посещением портов Анаба (Алжир), Севастополь (СССР) и Бомбей (Индия). Округлые обводы кормы, высоко поднятые над водой, напоминали неоднократно рожавшую и любящую сладости женщину. И даже торчащие стволы мелких по калибру пушщенок не убеждали, что этот корабль – военный. Грустно я оглянулся на стремительно-хищные обводы покинутого красавца. Но грустить было поздно. В кармане лежало предписание к новому месту службы. Судьба сделала свой непредсказуемый зигзаг. Каждый человек – кузнец. Вот и куй свое счастье.

Поднявшись по высоченному трапу на ют, я был встречен стройным энергичным лейтенантом, лицо которого было покрыто угрями, именуемыми в медицине “вульгарными”, а на флоте – “хотимчиками”.

– Дежурный по кораблю лейтенант Мегердичев. А ты кто? – ошарашил меня стремительным маневром на сближение будущий сослуживец.

– Иванов Петр. Прибыл к вам на борьбу с дизентерией, – представился в свою очередь я.

Вызвав дежурного по низам, Мегердичев приказал ему провести доктора в каюту, предварительно сделав запись в вахтенный журнал, тем самым оформив прописку в новой для меня квартире.

Оставив вещи в каюте, облачившись в парадную тужурку и привесив на пояс кортик, я пошел представляться командиру.

Устав обязывает представиться командиру в случаях назначения на должность и присвоения очередных воинских званий. Однако любой старпом и зам по ПЧ сочли бы себя обиженными, если бы вновь прибывающий не представился каждому из них. Хотя устав и освобождает военморов от подобной чести. Явное упущение в азбуке флотской службы. Ведь обида, застрявшая в сердце начальника, может впоследствии перерасти в личную неприязнь, которая – в свою очередь – гарантирует гибель нескольким миллиардам нервных клеток в мозгу подчиненного.

Постучав в дверь командирской каюты, я, получив разрешение войти, четко отрапортовал:

– Товарищ командир! Лейтенант Иванов. Представляюсь по случаю назначения меня на должность начальника медицинской службы.

Командир, среднего роста и неопределенного возраста за сорок, мужчина с солидным брюшком и пикантными – а ля эстет – усиками, капитан второго ранга Чухрай ошарашено вытаращил глаза, как будто рядом с собой вдруг обнаружил любовника своей жены.

– Я не понял вас, лейтенант! Мы на должность начмеда представили старшего лейтенанта Шишкина. Ваше появление здесь совершенно неуместно. Об этом я буду докладывать командующему флотом.

Теперь пришла очередь удивляться мне. Удар по самолюбию и настроению, по розовым и голубым мечтам был нанесен резко и безжалостно.

– Извините. Но ведь я не сам себя назначил. Вот мое предписание, – пролепетал растерявшийся док.

– Понимаю. Но все же разобраться в вашем назначении придется. Идите.

Разговор, торжественно начавшийся, печально подошел к финишу. Свидетелями его были и старпом, капитан третьего ранга Курин, и зам., старший лейтенант Бесполый, которому в нашей повести будет уделено достаточно внимания.

Круто повернувшись, я вышел и отправился к себе. Настроение было отвратительное. Мысль о том, что своему будущему подчиненному я невольно перешел дорогу, возможно, испортил карьеру, здоровенной занозой сидела в мозгу. Захотелось вернуться на крейсер, напиться спирта и уехать в Совгавань. Учебный корабль начал обучение молодого офицера по законам жесткого флотского порядка. Грустные мысли эскулапа были прерваны кратким решительным стуком в дверь каюты, которая резко распахнулась и гостеприимно пропустила уже знакомого нам лейтенанта Мегердичева.

Решительная скороговорка посвященного во все корабельные тайны помощника командира по снабжению заполнила ограниченное пространство помещения.

– Представление, как я понял по твоей грустной роже, состоялось. Спорим, что кэп наговорил тебе гадостей. Не обращай внимания. Кораблем командует удивительная троица. Все они, при формировании ТОФовского экипажа перед убытием в Кронштадт для перегона корабля, списаны с Камчатки. Сам понимаешь, что любая флотилия лучших людей не отдаст. Вот и избавляется от всякой шелупони. У нас на корабле их называют просто: три дурака. Давай ко мне. Тяпнем по пятьдесят – дышать легче станет.

– Спасибо, дружище. Но ведь еще день рабочий. Да и настроения нет.

– Ладно. В таком случае, до вечера. Скажу мужикам, что надо встречу организовать. Сделаем, не переживай.

Я сидел и думал о том, насколько все же сложно начинать самостоятельную жизнь на флоте. Случайное стечение обстоятельств, отсутствие контакта (психологической совместимости) с любым случайно встретившимся в жизни самодуром-командиром приводит начинающего службу офицера к полнейшему разочарованию в выборе военной профессии, желанию уйти с флота. Это, в свою очередь, сказывается на качестве выполнения служебных обязанностей, что влечет за собой очередные взыскания, оскорбления со стороны начальников. Снежный ком нарастает лавинообразно. В итоге – хрупкий хребет начинающего жить молодого человека ломается, приводит к психологической драме, трагедиям. Немногим ушедшим с флота на “гражданку” впоследствии удается найти себя, приспособить собственный образ мышления к совершенно отличной от армейской (тем более флотской) среде.

После ужина офицеры корабля, исключая руководящую троицу, принимали в свой коллектив нового товарища. Торжество закончилось к утру. Запасы корабельного “шила” изрядно испарились.

Но зато я заручился поддержкой коллектива на предстоящей, судя по всему – тернистой, дороге к славе. .

После подъема флага по корабельной трансляции прозвучала команда: “Начальнику медицинской службы прибыть в каюту командира”. Столь официальное приглашение не сулило ничего хорошего. Ощетинив иголки, я дисциплинированно двинулся в пасть дракона. Войдя в каюту, увидел сидящего в расхлябанной позе командира и решительно курсирующего вдоль переборки заместителя по политической части. Метр с кепкой ростом, кривые ноги и ярко выраженная сутулость последнего к взаиморасположению не взывала. Маленькая лисья мордочка с бегающими глазками, руки за спину... Ну и фрукт. Хотелось стукнуть щелбаном по лбу.

Зам начал решительно и твердо, обращаясь к командиру.

– Товарищ командир. Вчера я успел навести справки в политуправлении. Этот лейтенант очень непрост. У него лапа в Москве.

“Во дает”, – подумал я. Однако продолжал стоять молча. Выдав “на гора” подобный абсурд, зам вопросительно уставился на доктора. Командир, глубокомысленно потрогав свои “а ля эстет”, спросил:

– Лейтенант, это правда?

– Так точно! Лапа в Генштабе. Так что если подобные сцены будут повторяться, я вас просто сожру. Разрешите идти?

Медицинская служба на корабле была представлена стоматологом капитаном Кащеевым и тремя старшинами срочной службы – Румянцевым, Стойковым и Губским. Предстоял поход. Учебный поход с курсантами ТОВВМУ. В Индию. Порт Мадрас. К этому нужно было готовиться. Притом очень серьезно. Ведь на плечах моих уже лежала полная ответственность за жизнь и здоровье людей. Подготовка корабля к походу всегда одинакова на всех кораблях: сплошной аврал, проверки, сборы, разборы, грудь четвертого человека и партийно-политическая работа. Она довольно точно описана в предыдущих главах. Подробности не существенны.

Старший лейтенант Шишкин перед походом был переведен на Камчатку.

Глава 20 ПАРТИЙНАЯ ЖИЗНЬ

Перед выходом в море на любом корабле обязательно проводится партийное собрание. Объявление об этом событии в жизни военморов, написанное готическим шрифтом, вывешивается на “доске объявлений” за неделю до... Ежедневно секретарь парторганизации и ЗКПЧ внушает коммунистам, что к собранию надо серьезно готовиться, чтобы разговор получился честный, открытый, принципиальный, острый, объективный, самокритичный, деловой и так далее. Учитывая принцип единоначалия в вооруженных силах и принцип демократического централизма в партии, это практически невозможно. Любая критика единоначальника в партийном порядке влечет за собой расправу с критикующим в порядке дисциплинарном. Притом, формулировка причины наказания принципиального коммуниста никогда не содержит в себе ничего похожего на преследование за критику. Боже упаси! Все объективно! За халатность и нерадивость!