Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

• Название: Мачты и трюмы Российского флота
• Автор: Пётр Фурса
• Издательство: Издательство «Уссури»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85832-084-8

Мемуары — это скучно. НО НЕ В ЭТОМ СЛУЧАЕ — читается увлекательно!

Петр Фурса - врач, морской офицер, почти вся служба которого прошла на надводных кораблях Тихоокеанского флота. Мемуары являются художественной переработкой реалий флотской жизни, свидетелем и действующим лицом которых он был, и охватывает период с 1975 по 1995 годы. В книге сохранены имена людей, с которыми автор книги служил, описаны и крупномасштабные события, значительные для всего флота, и события совсем другого уровня, умещающиеся в жизненных рамках небольшого флотского экипажа, но не лишенные от этого своей значимости в судьбах людей.

---

- Куда? В гостиницу? Кто меня там ждет? Кому я нужен? — Я был здорово пьян. По счету уплачено точно. Без чая. (Единственный в жизни раз. ) Хотелось взять билет и уехать в тайгу. Но в тайгу билеты не продавались.

От невеселых дум меня оторвал голос официантки.

- Что, доктор, загрустил? Небось, новичок у нас? Куда тебе нужно? В гостиницу?

- Безошибочно!

- Кофе хочешь? Настоящий.

- Заметано.

Кофе взбодрил. Настроение осталось.

- Еще?

- Давай.

Я сидел в полумраке. Зал опустел. Только официантки, переругиваясь, собирали посуду. Музыканты и шуты, зачехлив аппаратуру, расположились в зале. Ужинать. За все уплачено. Ушедшими гостями. Громкий хохот, сальности, звон бокалов. Захотелось встать, вытащить кольт 12 калибра... Здоровенные детины, заросшие верблюжьей колючкой, пьяные за чужой счет, довольные тем, что не надо строить БАМ, мерзнуть в палатках, укрощать стихии, чувствовали себя королями паркета, хозяевами страны, прожигателями, дельцами. Рубашки с американской символикой, джинсы, нетрудовые доходы, добровольно и даже с поклоном вложенные в сальные ладони в конце бала за трижды повторенную “Мясоедовскую”. Сколько нужно иметь цинизма, забыть совесть и стыд, загнать в потемки все, что есть в человеке святого, чтобы спокойно опустить в карман заработанные потом и кровью пришедших из длительного тяжелейшего плавания моряков. Деньги не пахнут? Пахнут. Иногда от них расползается зловоние. Нечистая трешка дает метастазы, постепенно разъедая понятие нравственности, общественной морали. “За что боролись?” За сытость чванливых мерзавцев? За дефицит? За блат, за связи? Коррупцию? Равнодушие?

Дуэли отменены. Жизнь подонка охраняется, государством.

Требовать продолжения банкета не приходилось.

- Молодой человек. Я приглашаю вас в гости. На кофе.

Рядом стояла миниатюрная женщина. “Стройная, не склонная к полноте”.

- Черт возьми! Ведь слишком рано... Вы мне напоминаете Дюймовочку. Наоборот. Та в цветах и в белом, вы - в черном и в кабаке.

- Не надо колючек. Вы не правы. Мужчина не должен избивать слабых.

- Единственное, с чем я согласен за сегодняшний день. Я провожу вас, хотя я сам, кажется, в защитники не гожусь. Нуждаюсь в поддержке слабых. Вы согласны идти пешком?　

— Это не в соседней подворотне. Я живу далеко.

– Не важно, согласны?

– Хорошо.

Владивосток укладывался в постели. Редкие такси с зелеными огоньками проносились мимо. Яркая россыпь огней. Редкие прохожие. Басовитая ленивая перекличка буксиров. Запах моря. Лязг буферов на железной дороге. Равнодушные витрины в обработке местных дизайнеров.

– Почему Вы пригласили меня к себе? Скука? Деньги нужны? Муж в море? Эритроциты бесятся?

Д’Артаньян пронзил бы подобного кавалера шпагой. Нет. Избил бы палкой.

– Не обижайте слабых. Я не проститутка. Извиняю Вас только потому, что Вы сегодня сами избиты. Вы глупый мальчишка. И упрямый. Уберите иголки. Вас никто не хочет кушать. Лбом не надо стучать в закрытую дверь. Надо просто узнать шифр.

– Золотой ключик? Не верю в Буратино. Хотя и красиво. От него вся душа в занозах. Да и души-то нет. Я не прав?

– Не знаю. Хотите, я расскажу Вам свою историю?

– Я не из жалостливых.

– А я и не ищу в Вас сочувствия. Для себя повторю. Мой муж моряком был. Механиком. Говорили, очень способным. Технику любил с детства. Морем бредил. Двенадцать лет пахал. Сначала на “рыбаках”, затем “дедом” на танкере в ДВ пароходстве. Благодарности. Грамоты. Встали в Дальзавод на ремонт. Первый помощник “посоветовал” включить в ремонтные ведомости мебельные работы по изготовлению гостиного и кухонного гарнитуров. Стоимость заказов – в корпусные работы. “Дед” отказался категорически. Через полгода – аттестация. Политически близорук, безынициативен, работоспособность низкая. Подписи: капитан, первый помощник. Ярлык приклеен, не отмыться. Полтора года хождений по бюрократическому лабиринту ничего не дали. Везде тупик.. Стена. Муж запил. От безысходности. Через полгода стал алкоголиком. Я не смогла помочь. Никак! Развелись. Он живет дома у родителей. Я с дочкой.

– А что же коллектив?

– Те, кто знал мужа, перед ремонтом ушли на другие суда. Экипаж сменился. Да и кому охота на рожон лезть. Своя рубашка ближе к телу.

– Печальная история.

– Не столь уж большая редкость на флоте. Здесь надо нос по ветру держать. Ведь на судне капитан – и исполком, и райком, и милиция. Не поспоришь. Честным людям всегда было трудно.

Глава 7 МЕЧТА СБЫВАЕТСЯ

В управление кадров я попал только через десять суток. Подполковник, избитый верхним начальством, захлебывался слюной:

– Где вы пропадали? Флот на ушах стоит. Все давно убыли в части.

– Я обдумывал ваше предложение насчет авиации.

– Ну и...?

– Прошу направить меня на надводные корабли.

— ...Хорошо.

В голосе подполковника зазвучало что-то наподобие уважения. Пусть и под давлением, пусть и в силу независящих от него обстоятельств, подполковник вынужден был сдаться, боясь, что лейтенант снова исчезнет на неделю. Доказывай потом, что не горбатый.

И, наконец, предписание на руках. На эскадру надводных кораблей. Конкретный корабль будет назван только эскадренным кадровиком. Предстояло еще одно распределение. Хорошего от него ждать не приходилось: все врачи уже распределены, должности заняты. Боевые корабли не будут ждать своего поклонника, так как, естественно, должны быть укомплектованы в первую очередь.

Максимум, на что можно было надеяться – старый эсминец, доживающий свои последние дни на приколе, или, еще хуже, вспомогательная “баржа”. Так думал я, стоя в очереди за билетом в Тихоокеанский или, как выразился стоящий рядом офицер, в Техас.

В комфортабельном автобусе выехали за город. Справа и слева потянулись живописные сопки, покрытые лиственным лесом с кривыми, как будто измученными в детстве рахитом деревьями. Яркая сочная зелень, знойное небо, необычность пейзажа создавали на душе настроение праздничности, прогоняли томительные минуты встречи с подполковником отдела кадров. Горизонт снова был чист, безоблачен. Вот только мысли о заброшенном эсминце тревожили.

Проехали Артем, Шкотово. Дорога извивалась серпантином, спускалась в живописные долины, поросшие высокой травой. Множество мелких речушек, заваленных, тихонько исчезало в зарослях кустарника, появляясь оттуда снова. В рассказы о героическом нересте лососей не верилось. Не оставалось места и для искателей женьшеня, тигров, золотодобытчиков. Все это было где-то далеко, нереально.

Совершенно неожиданно с вершины сопки открылся поселок Тихоокеанский. Он был необычайно красив. Залитый жарким августовским солнцем, размываясь очертаниями в воздушном мареве, он казался изваянным из крымского ракушечника. Рассеченный надвое дорогой Владивосток-Находка, сжатый сопками со всех сторон, поселок призывал к путешествию. Однако пришлось выйти из автобуса именно здесь.

Встречные офицеры, к которым я обращался, желая узнать, где находится штаб войсковой части, пожимали плечами. Положение создавалось пиковое: на носу вечер в незнакомом месте, часть пока неизвестно где, никого из знакомых рядом. Первая заповедь путешественника – забота о ночлеге. Приземистое двухэтажное здание местной гостиницы, пристально вглядывающееся десятком окон в грязный пустырь, не приютило лейтенанта даже на раскладушке. За рубль 20 копеек в сутки. Без конкретного срока проживания. Коридор был завален чемоданами. Лейтенантские жены бдительно стояли на страже. Мужчин не было. Они уже служили на кораблях, зарабатывая славу и бессмертие. Заботу о семьях молодых офицеров взвалили на себя политические отделы соединений. Ноша была непосильно тяжела: трудно отказывать ближнему своему в помощи, однако приходится все время говорить “нет”, ссылаясь на различные проблемы, трудности, которые абсолютно не волнуют оставшегося без крыши над головой человека. Плюс к этому приходится так манкировать очередью на жилище, чтобы обеспечить в первую очередь тех, кто пришелся по нраву начальнику политоргана, лейтенантов-политработников, совершенно не обязательно при этом руководствуясь принципами социальной справедливости, которыми полны страстные речи флотских душеприказчиков.

Я отправился на поиски доктора Михайлика, которому рекомендован был преподавателем факультета, когда-то проходившем службу в этих местах. Рекомендация лежала в кармане. Вместо денег, так легкомысленно потраченных на владивостокские раздумья. Опекуна дома не оказалось. Дежурил по госпиталю. Пришлось двигать туда. Госпиталь стоял на сопке, отгороженный от поселка сточной канавой, бывшей когда-то зеркально-чистой речушкой, и лесом.

Вечерело. Солнце раскаленным диском цеплялось за верхушки сопок. Улицы поселка были заполнены детскими колясками, за которыми степенно шествовали мамаши, больше похожие на девочек. Свой восторг жизнью выражали криками граждане СССР до пятилетнего возраста, азартно гоняя пугливых собак и ленивых кошек. К ресторану “Дельфин”, называемому в обиходе “Большая рыба”, стекались любители острых ощущений.