Саша Саин - Приключения сионского мудреца

• Название: Приключения сионского мудреца
• Автор: Саша Саин
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906823-18-2

Автор выразил свое видение окружающего мира, характеры людей, их поступки. Его главный герой идет к своей цели в жизни, пробивается, как «трава сквозь асфальт». У него на пути много преград, отсутствие понимания родителей, материальные трудности, но у него есть и поддержка, в первую очередь брата. Описаны реальные события. Жизнь каждого из нас настолько интересна и оригинальна, что ничего не надо придумывать, надо только ее наблюдать, уметь делать выводы, иметь четкую цель в жизни, немного юмора, тогда и сам придешь к пониманию самого себя, своего места в этом мире.

---

Попытка одним махом ввести иглу в вену не удалась, вена оказалась очень упругой и неподатливой. Игла соскользнула с вены и не проткнула её, но я был настойчив и резко со второй попытки проткнул вену, ввёл в неё иглу. Потянув поршнем кровь, обратил внимание, что кровь алая, светлая и сама, без натягивания поршня, рвалась в шприц. Смутные подозрения отбросил, но медленнее, чем положено, ввёл лекарство в кровеносный сосуд, который, как я уже догадывался, оказался артерией, а не веной. Ввести иглу в артерию считалось хирургическим мероприятием, и как я видел на кафедре хирургии, представляло часто трудности и для хирургов. А мне от страха и настойчивости удалось это со второго раза! «Молодец, — похвалила меня процедурная медсестра, — но старайся лучше в вену». Этого больного я наблюдал каждые пять минут в течение часа и убедился, что ему не надо будет подвязывать нижнюю челюсть, и доценту Грызлову придётся ещё немного потерпеть. Практика проходила интересно, и каждый день я чему-то новому учился. Вскоре я почувствовал, что медсестрой мог бы уже без проблем работать. В отличие от машиностроения, я хотел всё уметь сам делать, ничего не бояться, мне было всё интересно. Я хотел себя уверенно чувствовать, в отличие от машиностроения. Это почувствовали и медсёстры, врачи и больные. Больные перестали меня бояться, а я их. Меня хвалили, и это было для меня тоже приятной новостью, в отличие от детства, учёбы в школе, техникуме, работы в тюрьме и на заводах. Окончив практику и сдав по ней зачёт с оценкой «отлично», полетел в Москву, где меня ждала Разумова. Она меня встретила в аэропорту Домодедово. Это был вечер, середина июля, приятная прохлада московского летнего вечера, свежий воздух, чистая зелень! После пыльного душанбинского пекла, +42 в тени днём и +35 ночью, тяжёлой практики в десятом корпусе, приятно было расслабиться и вдохнуть московский воздух. «Какой еврей не любит московский воздух! Это всё равно, что русский — быструю езду!». Мы сели в электричку, которая нас повезла в сторону Павелецкого вокзала, а затем на метро добрались до станции Тушинская, а там — пешком через лужайки, с зарослями пижмы и обилием полевых цветов, от которых исходил опьяняющий запах летнего вечера!

В десятиэтажном доме располагалась двухкомнатная квартира тёти Разумовой. Они жили с мужем, которого назвали ещё в детстве, по-видимому, дядя Коля, ее звали тётя Маша, а их десятилетняя дочь была в пионерском лагере. Тётя с дядей уже спали, был час ночи, а мы с Разумовой присели на кухне. Она правильно сделала, достав из холодильника еду, а главное, «пуричку» — красную смородину, которая растёт и в Бердичеве, но не растёт в Душанбе. Наелись красной смородины, как москали нашу «пуричку» называют. Кисло, но освежило, выпили очень много индийского чая — «три слоника» с московскими конфетами фабрики «Рот Фронт». Просидели до утра, т. к. я говорил и говорил, без умолку рассказывая про практику в десятом корпусе. Разумова больше молчала и с умилением смотрела, как я ел «пуричку» — красная смородина у москалей, с чаем. Была суббота, проснулись днём, и я познакомился с тётей и дядей. Тётя была мало похожа на свою сестру — маму Разумовой, она была седеющей брюнеткой лет 50-ти, а дядя имел красноватый нос и больную печень, что указывало на его хорошее отношение к виноводочным и прочим спиртным изделиям. И дядя, и тётя были гостеприимны и приветливы. Они пригласили нас пойти с ними по грибы и ягоды — всем, чем богато Подмосковье. Пригласили и дядя, и тётя, но поехал один дядя. Он и был грибником, ягодником и рыбаком. На электричке поехали в сторону Истры. Проезжали станции с такими интересными названиями, как Новоиерусалимская, в отличие, наверное, от Старой Иерусалимской в Израиле. Евреев, кроме одного в зеркале, я почему-то ни в электричке, ни за окном не встретил. Всё больше были грибники с лукошками, рыбаки с удочками, пахло в электричке перегаром, куревом, рыбаками, грибниками, матом, и было тесно. Многие толпились и в тамбуре. В электричке внутри свободных мест не было. Все устремились за дарами природы! Уже в лесу дядя Коля нас учил, как отличить свинушки от волнушек и сыроежку от белого гриба, которого ни мы, ни даже дядя Коля не нашли, т. к. москвичей всё же 7 миллионов, а белых грибов значительно меньше. Зато сыроежек нашли много и были очень довольны ими, даже больше, чем дядя Коля, который их за грибы не признавал. Так же он нас не похвалил за найденный мухомор и бледную поганку. Он нашёл ещё пару ягод ежевики и черники, которые подарил нам, по две ягоды.

В лесу парило, это для меня с детства означало зуд кожи и даже сыпь. К вечеру я уже значительно чесался. Появились признаки сыпи, которую я успел уже забыть в Душанбе. В Бердичеве и в Москве у меня всегда летом была сыпь, а вот в Ленинграде — нет. Наверное, от романтики и сентиментальности меньше зуд? В Москве было меньше сентиментальности, но больше энергии, а в Бердичеве о сентиментальности и романтике и говорить не приходится. Какая романтика, если по вечерам проносятся по улицам телеги со сборщиками дерьма, когда ночная красавица распускает свои цветки, а ты гуляешь, пусть даже не с красавицей. Так как ещё предстояло посетить деревню в Воронежской области, то решили больше в лес не ходить за «дарами», а лучше полечиться лекарствами. Через неделю решили, что Москвы уже достаточно, и взяли билет на поезд Москва — Волгоград, который проходил мимо городка Борисоглебск, где учился в лётном училище Гагарин. А нам этот городок нужен был, чтобы оттуда попасть в деревню, лежащую в 40 км от него. Нас там должен был встретить дядя Разумовой, уже не просто «дядя Коля», а настоящий дядя, брат её отца или, как она его называла — крёстный. Конечно, кто мог нас встретить в Борисоглебске? Ясно — не раввин, который мне обрезание сделал, когда мне было пару недель, и я его так никогда больше и не видел. Но сделал он свою работу всё же хорошо. Я ему до сих пор благодарен. Не только я, даже женщины на его работу не жаловались! А как уже почти врач я ещё знал, что это полезно не только для меня, но и для женщин, естественно, только для тех, с кем я «дело» имел. Не будет у них рака шейки матки, а у меня — воспаления головки, которая так важна. Когда мы подошли к поезду, то оказалось, что вся Москва устремилась после сбора грибов в деревню к бабушке Разумовой! По крайней мере, такое ощущение было. Около каждого вагона стояли полчища страждущих, желающих стать внуками и внучками — добраться до бабушки! Все пошли к «бабушке»! От такого зрелища у меня ещё больше зачесалось. У нас не было плацкарта, а только общий вагон, хотя ехать предстояло часов 15, а главное, всю ночь. «Надо брать поезд! — решили мы с Разумовой, — как автобусы в Душанбе, идущие с Путовского базара». Стали чуть спереди и сбоку от бестолковых мешочников, а у нас только спортивные сумки. Когда поезд начал тормозить, кинулись навстречу подходящему вагону, это лучше, чем догонять прошедший мимо тебя — там толпа уже не бежит. Дураки всегда догоняют уже «ушедшее» от них — умные идут навстречу подходящему! Так и оказалось, и вот я впереди всех у подножки вагона, за мной второй была Разумова. И вот, мы уже ворвались, как стихия — вода, прорвав плотину! И вот, мы уже несёмся по вагону, который уже наполовину заполнен на предыдущих станциях! Завидев две самые верхние пустые полки для чемоданов, как обезьяны на пальмы, полезли туда! И вот, мы уже сидим друг напротив друга на самых верхних полках, согнув головы, т. к. полки не для людей, а для чемоданов. И вот, мы уже легли каждый на свою полку и только тогда успокоились. Сумки были тоже с нами — они под голову. Теперь можно спать почти «до бабушки», до Борисоглебска.

А внизу бурлило, кишело, возмущалось, что даже полки для чемоданов какие-то нахалы заняли, но этих ворчунов сметала новая волна желающих стать пассажирами, т. к. мест свободных не было. Те, кто спал на нижних полках, не имели к нам претензий. Многие «нахалы» присели на нижних полках, потеснив на них лежащих своими задами. И лежащие вынуждены были сесть, если не хочешь свою головку держать у попки, даже не ленинской, а его бабушки или дедушки, т. к. только такая — старая — осмеливается разместиться около спящего, ей нечего терять! А молодая и хорошая за свой зад боится, ей нужно хорошо подумать, где его выгодно пристроить. Наши головки были застрахованы от назойливых старушек. Старушка до нас не доберётся, скорее погибнет, если полезет — высоко. А молодая задница побоится, в особенности меня. А если доберётся, то сама виновата! Мимо проносились станции, полустанки и сны, много снов! Мы спали, чтобы не есть и не ходить в туалет, мы очень дорожили нашими местами под потолком вагона. Лучше потерпеть, чем таких райских мест лишиться. И, кроме того, если будешь спускаться, то только кому-то на голову, а зачем дразнить и без того раздражённый народ? Сходить в туалет и у бабушки можно. Вышли из вагона, слегка покачиваясь, и, как мне показалось, я стал плоским с боков, как камбала. Всё же 15 часов без матраса лежать на жёстких полках! Крёстный нас уже ждал на перроне и расцеловал, как будто я тоже был его крестник.