Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I

• Название: Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I
• Автор: Александр Наумов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

---

При мнѣ какъ разъ шла разгрузка китайскихъ чаевъ, и я случайно познакомился съ Одесскимъ довѣреннымъ Товарищества „Губкина-Кузнецова, С. О. Сыромятниковымъ, любезно пригласившимъ меня на ихъ „развѣсную”. Это было огромное зданіе, приспособленное подъ разныя манипуляціи, совершаемыя спеціалистами съ пробой чаевъ, ихъ купажированіемъ, расцѣнкой, развѣской, укупоркой и пр. По случайному и счастливому для меня совпаденію, за сравнительно недолгій промежутокъ времени, мнѣ удалось видѣть — сначала въ Чаквѣ — сборъ и производство чая, а затѣмъ здѣсь, въ Одессѣ, — познакомиться со всей сложной процедурой подготовительныхъ операцій для розничной его продажи. Все это было для меня ново и чрезвычайно интересно.

Близость морского порта, съ его безчисленными дымящими пароходными трубами, оказалась, совершенно неожиданнымъ образомъ, непріятнымъ для меня сосѣдствомъ: окна мои из гостиницы „Лондонъ” выходили на Николаевскую набережную и Одесскій портъ. Въ первый же день, покидая свой номеръ, я забылъ закрыть окна. Вернувшись лишь къ вечеру, я увидалъ все свое платье, бѣлье, бумаги и пр. покрытымъ толстымъ слоемъ черной копоти... Конечно, на послѣдующее время пришлось быть предусмотрительнѣе.

Времени я съ Вальтеромъ не терялъ. Мы встрѣчались съ нужными для сбыта нашего вина людьми, изъ числа коихъ наиболѣе интересными оказались: грекъ А. А. Трапани, глава большой транспортной конторы, и нѣкій Кочетковъ. При ихъ посредствѣ мнѣ удалось запродать большую партію Форосскаго вина на Дальній Востокъ — въ Ханькоу и Манчжурію. Ради этого пришлось просиживать съ упомянутыми лицами въ отдѣльныхъ кабинетахъ уютнаго Лондонскаго ресторана, угощать и самому угощаться вкусными яствами. Имѣлъ я случай отвѣдать и пресловутую уху изъ бычковъ, о которой такъ много говорили. Она оказалась удивительно вкусной.

Оставшись доволенъ результатомъ моего одесскаго посѣщенія и налаженныхъ коммерческихъ знакомствъ, отправился я, въ сообществѣ того же Вальтера и стараго моего пріятеля графа Владиміра Стенбокъ Фермора, въ дальнѣйшій свой объѣздъ. Горѣлъ я превеликимъ нетерпѣніемъ увидать „мать городовъ Русскихъ” — старопрестольный Кіевъ, съ его тысячелѣтними историческими воспоминаніями, восходившими къ днямъ зачатія русской государственности и православной вѣры. Многаго я ждалъ, но дѣйствительность превзошла всѣ мои чаянія.

Попавъ въ Кіевъ, я долго стоялъ очарованный раскрывшимся съ конца Крещатика видомъ на днѣпровскую безграничную даль и на Кіевскій „Подолъ”. Немного спустившись, очутился я около обелиска, съ крестомъ наверху, напоминавшаго о мѣстѣ крещенія Руси. Пройдя дальше по косогору вправо, мы подошли къ „Аскольдовой Могилѣ”... Однимъ словомъ, — на что ни взглянь, куда ни зайди — все отзывалось давними вѣками, и я проникался чувствомъ благоговѣнія передъ историческими памятниками сѣдой нашей старины... Нѣсколько дней мы со Стенбокомъ, не разставаясь, обходили, объѣзжали все, что только было наиболѣе для меня интереснаго. На это время Вальтеръ былъ мною откомандированъ въ Бахмутскій районъ, по дѣламъ той же нашей коммерціи, съ тѣмъ разсчетомъ, чтобъ, по его возвращеніи, вмѣстѣ заняться Кіевскимъ рынкомъ.

Одинъ день мы почти цѣликомъ посвятили подробному осмотру Кіево-Печерской Лавры, посѣщеніе которой совпало съ днемъ Лазаревой субботы и скопленіемъ массы богомольцевъ. Когда мы спустились въ безконечный подземный лабиринтъ т. н. „ближнихъ” и „дальнихъ” пещеръ, мы очутились среди безпрерывной вереницы посѣтителей святыхъ мѣстъ, проходившихъ другъ за другомъ по мрачнымъ туннелямъ. Впечатлѣніе я вынесъ тогда двоякое — съ одной стороны, несомнѣнно внушительное и положительное, воочію видя явныя доказательства былого величайшаго религіознаго подвижничества; но невольно зарождалось во мнѣ и иное впечатлѣніе. При встрѣчѣ на нашемъ пещерномъ пути всякихъ сомнительныхъ „мироточивыхъ головъ”, около которыхъ шла самая беззастѣнчивая торговля за писанье разныхъ здравицъ и моленій, я ловилъ себя на чувствѣ возмущенія передъ проявленіями цинично-наглаго вымогательства и кощунственнаго одурачиванія простыхъ людей, на почвѣ ихъ религіознаго фанатизма. Владиміръ Стенбокъ оказался одного мнѣнія со мною, добавивъ, что немало „людей общества” одинаково съ нами мыслятъ, но сознаютъ свое безсиліе въ борьбѣ съ вкоренившимися обычаями и снисходительностью іерархическихъ верховъ.

Изъ общей массы осмотренныхъ нами городскихъ мѣстъ и зданій, остался у меня также въ памяти Кіевскій дворецъ, очень понравившійся мнѣ своимъ скромнымъ, но пріятнымъ, уютно-помѣщичьимъ видомъ.

Не безъ сожалѣнія разстались мы съ Стенбокомъ, успѣвъ за проведенное нами время многое перебрать изъ сравнительно недавняго прошлаго нашего совмѣстнаго московскаго житья-бытья.

Мы съ Вальтеромъ торопились къ праздникамъ покончить наши дѣла въ Кіевѣ и Харьковѣ, гдѣ особенно много было получено нами заказовъ, именно ввиду наступавшей Пасхи. Намъ хотѣлось поспѣть въ Форосъ къ пасхальной заутренѣ и домашнему разговѣнью, что и удалось осуществить.

Пасху — радостную, свѣтлую, яркую и благоуханную, встрѣтили мы въ „райскомъ” Форосѣ. Въ видѣ краснаго яичка я преподнесъ владѣльцамъ, какъ результатъ своей поѣздки, огромное количество заказовъ на форосское вино со всего юга Россіи, такъ что нѣкоторыхъ сортовъ винъ, какъ напр. Бордо № 1, въ нашихъ подвалахъ нехватило; пришлось въ спѣшномъ порядкѣ закупать выдержанные сусла, купажировать и выпускать подъ форосской этикеткой.

За короткій срокъ удалось увеличить сбытъ вина болѣе, чѣмъ вдвое: вмѣсто 8.000 ведеръ, проданныхъ за весь истекшій отчетный годъ, за одну лишь первую половину операціоннаго (1900) года отпущено было изъ форосскихъ подваловъ около 10.000 ведеръ, и заказовъ получено было на такое же количество. Несомнѣнно, Форосъ переходилъ на положеніе доходнаго имѣнія, такъ какъ, по моему разсчету, при реализаціи 12.000 ведеръ, весь владѣльческій расходъ (содержаніе дворца, парка и пр.) сполна покрывался, а все, что выручалось при продажѣ за годъ свыше 12.000 ведеръ, являлось уже чистой прибылью съ имѣнія.

Здоровье мое настолько возстановилось, что со стороны доктора Брюховскаго воспослѣдовало давно желанное мною разрѣшеніе вернуться къ себѣ — въ Россію, на Волгу, къ старикамъ и родному дѣлу.

Пріѣхавъ со всѣми своими семейными и домочадцами въ Москву, я подвергся тщательному докторскому осмотру и изслѣдованію. Результатъ получился самый благопріятный, и лишь тогда Константинъ Капитоновичъ и докторъ Щуровскій разсказали намъ съ Анютой страшную правду, которую они отъ насъ скрывали, что въ ноябрѣ прошлаго года у меня былъ туберкулезъ.

Горячо поблагодарили мы моего истиннаго спасителя Константина Капитоновича, своевременно обратившаго вниманіе на мое заболѣваніе и принявшаго противъ него рѣшительныя мѣры.

Перенесенная мною болѣзнь впослѣдствіи никогда у меня больше не проявлялась, и здоровьемъ я потомъ пользовался исключительно хорошимъ, обладая немалымъ запасомъ физическихъ и душевныхъ силъ, въ которыхъ я постоянно нуждался во всей послѣдующей моей жизни, протекавшей въ условіяхъ напряженной работы и тяжкихъ испытаній.

* Діоритъ — въ геологіи (петрографіи) — кристаллическая, скалистая порода. Ред.

50

Радостные и счастливые вернулись мы подъ головкинскій кровъ, къ нашимъ одинокимъ старичкамъ и осиротѣвшему хозяйству. Трудно и нудно было намъ всѣмъ разсказывать дѣйствительную причину нашего долгаго отсутствія и крымскаго проживанія. Смотря на мой цвѣтущій видъ, никто не вѣрилъ, что я был,ъ тяжко болѣнъ.

Послѣ всего мною за послѣдніе года перенесеннаго, я становился совершенно безразличенъ къ условностямъ т. н. „общественнаго мнѣнія”, избравъ единственный на мой взглядъ вѣрный и опредѣленный путь въ своей жизни, кото-раго я впослѣдствіи всегда держался — путь чисто дѣлового достиженія, ради котораго я ни передъ чѣмъ не останавливался, всячески отстраняя себя отъ сплетенъ и интригъ личнаго свойства.

По пріѣздѣ въ родныя мѣста, я весь отдался устройству головкинскихъ дѣлъ, въ чемъ явно ощущалась безотлагательная необходимость. Къ большому нашему горю, я засталъ бѣднаго моего отца съ признаками замѣтнаго ухудшенія его здоровья: онъ самъ сталъ просить меня взять все хозяйство въ свои руки, со слезами на глазахъ сознаваясь въ своей немощи. Мама мнѣ тоже не нравилась — нервность ея вновь усилилась. Всѣ ея помыслы, часто при насъ высказываемые, вращались около брата Николая, служившаго въ то время въ г. Иркутскѣ, или вокругъ сиротства ея внука — Митюши. Наше личное благополучіе и молодое счастье служили ей какъ бы фономъ для подчеркиванія тяжкой судьбы обоихъ ея остальныхъ сыновей. Присутствіе ласковой и ровной Анюты вносило общее успокоеніе, что же касается меня самого, то я съ ранняго утра и до поздняго вечера былъ занятъ своими срочными работами и хозяйственными хлопотами, преисполненный здоровья, бодрости и надежды на лучшее будущее. Захаживая часто къ своимъ старикамъ, я старался занимать отца разсказами о нашемъ хозяйствѣ. Что же касается мамы, то съ ней было труднѣе, но все же, мало-помалу, и она сдѣлалась по отношенію къ намъ задушевнѣе и ласковѣе, а со временемъ и вовсе успокоилась.