Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I

• Название: Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I
• Автор: Александр Наумов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

---

Братъ Димитрій завѣдывалъ въ Буинскѣ обширнымъ удѣльнымъ имѣніемъ, соприкасавшимся съ необъятными лѣсными массивами Симбирской и Нижегородской губерній, расположенными по многоводному Волжскому притоку, рѣкѣ Сурѣ. Димитрій продолжалъ оставаться страстнымъ охотникомъ, несмотря на сросшуюся въ локтѣ отъ ревматизма правую руку.

Попавъ въ Буинскъ и получивъ въ свое завѣдываніе дѣвственные лѣса, оказавшіеся обиталищемъ всевозможныхъ звѣрей, вплоть до громадныхъ бурыхъ медвѣдей, онъ не преминулъ воспользоваться своимъ положеніемъ и, пока позволяло ему здоровье, неоднократно устраивалъ медвѣжьи охоты совмѣстно съ Буинскимъ Предводителемъ Дворянства, Николаемъ Михайловичемъ Теренинымъ. Обычнымъ ихъ спутникомъ бывалъ извѣстный въ округѣ знатокъ охотничьяго ремесла и быта, нѣкій Петръ Дмитріевичъ (Митричъ) Мокринцевъ.

Димитрій зналъ мою страсть и горячее желаніе какъ-нибудь попасть на никогда не испытанную мною медвѣжью охоту. И вотъ, въ концѣ декабря 1894 года, передъ самыми Рождественскими праздниками, получаю я отъ него телеграмму такого лаконическаго содержанія: — „Медвѣдь вѣрный. Немедленно пріѣзжай”.

Испросивъ себѣ, тоже по телеграммѣ, отпускъ, я поспѣшилъ въ Буинскъ проѣздомъ черезъ Головкино. Весь путь пришлось сдѣлать на лошадяхъ — до Головкина около 150 верстъ, да отъ Головкина до Буинска еще около 70.

Въ то время братъ былъ уже четыре года какъ женатъ на рѣдко симпатичной Ольгѣ Александровнѣ, урожденной Терениной, о которой я упоминалъ выше. Занимали они уютную, довольно обширную квартиру — бѣленькій домикъ особнякъ съ мезониномъ и террасками. Мой братъ былъ любителемъ домашней культуры всевозможныхъ пальмъ — особенно т. н. „кенцій”. Онъ ихъ самъ сажалъ, выращивалъ — всѣ комнаты представляли собой зеленый садъ. Дѣтей у нихъ тогда еще не было, но родныхъ и знакомыхъ бывалъ всегда полонъ домъ.

Братъ Николай, занимавшій въ то время должность земскаго начальника 1-го участка, имѣлъ резиденцію въ самомъ Буинскѣ, маленькомъ захолустномъ уѣздномъ городкѣ. Жилъ онъ отдѣльно отъ Димитрія, занимая одноэтажный флигель-особнякъ, гдѣ у него помѣщалась канцелярія и камера.

Буинское общество состояло главнымъ образомъ изъ представителей нѣкоторыхъ помѣщичьихъ семей, владѣвшихъ усадьбами по близости отъ уѣзднаго города.

Ъхалъ я изъ Буяна въ Буинскъ спѣшно, и было изъ-за чего торопиться — оказалось, что недаромъ Димитрій вызывалъ меня депешей: — „Медвѣдь вѣрный”. Это значило, что профессіоналъ „обкладчикъ” изъ Южно-Сурской удѣльной лѣсной дачи, какъ только выслѣдилъ, что медвѣдь залегъ въ свою берлогу, тотчасъ же далъ объ этомъ знать въ Буинскъ брату, предупредивъ его о скорѣйшей высылкѣ охотниковъ, ибо онъ боялся, что звѣрь, ввиду малснѣжной зимы, сможетъ сняться и уйти.

Изъ Буинска отправились мы на охоту втроемъ: опытный медвѣжатникъ Николай Михайловичъ Теренинъ, я и неизмѣнный спутникъ охотниковъ — „господъ”, Петръ Дмитріевичъ Мокринцевъ. Прежде всего обращала вниманіе сама его хитро-добродушная „бабьяго” вида физіономія — круглая, мясистая, съ жидкими рыженькими волосиками на головѣ, совершенно безбровая, безусая и безбородая, съ заплывшими небольшими острыми глазками. Трудно было опредѣлить его годы — можно было ему дать и сорокъ и шестьдесятъ лѣтъ... Ниже средняго роста, онъ казался столь плотнымъ и широкимъ, что выглядѣлъ какимъ-то квадратомъ съ придѣланными руками и ногами.

Димитрій уступилъ мнѣ свое мѣсто — ему въ то время уже нездоровилось, и доктора, ввиду состоянія его больного сердца, запретили всякія волненія, тѣмъ болѣе сопряженныя съ охотой на медвѣдей.

Отъ Буинска до мѣста охоты предстояло сдѣлать около 30 верстъ. Тронулись мы въ путь 30 декабря рано утромъ, проѣхали Буинскій уѣздъ и послѣ полудня въѣхали въ „Южно-Сурскую „Удѣльную дачу, заключавшую въ себѣ до 80.000 десятинъ сплошного лѣса „въ одной межѣ” и славившуюся своей „корабельной” сосной, прямой, какъ мачта, вышиной въ 15 и болѣе саженей. Передъ тѣмъ, какъ въѣхать въ боръ, мы остановились для отдыха и перепряжки лошадей въ селеніи, растянувшимся ввидѣ одного „порядка” (улицы) на протяженіи чуть ли не двухъ верстъ. Расположено это село было у самой опушки лѣса и называлось „Трехболтаево”, очевидно, вслѣдствіе заселявшихъ его представителей трехъ народностей, „болтавшихъ” на трехъ разныхъ нарѣчіяхъ: русскомъ, чувашскомъ и татарскомъ. Проѣзжая дальше, въ дикой лѣсной глуши намъ встрѣтилось небольшое, домовъ въ тридцать, чувашское селеніе „Шемурша”, жилища и обитатели котораго представляли собой нѣчто столь же первобытное и дѣвственное, сколь и вся окружавшая ихъ еле проходимая лѣсная природа. Въ избахъ печей не было. Весь дымъ отъ разводимаго на глиняномъ полу огня выходилъ черезъ растворенную дверь. Сами люди имѣли совершенно звѣринообразный дикій видъ — недаромъ съ ними медвѣди бокъ о бокъ вмѣстѣ уживались...

Къ вечеру мы подъѣхали, среди высившагося „мачтовника”, къ обширной полянѣ, на которой красовался удѣльный смотрительскій домъ, скорѣе цѣлая усадьба, съ плодовымъ садомъ, огородомъ и цѣлымъ рядомъ хозяйственныхъ построекъ.

Встрѣтило насъ удѣльное лѣсное начальство — самъ бородатый, почтенный смотритель въ окруженіи своихъ объѣздчиковъ, при ярко блестѣвшихъ должностныхъ бляхахъ и зеленыхъ шнурахъ. Пріятно было, послѣ долгаго зимняго пути, очутиться въ тепломъ, чистомъ помѣщеніи удѣльнаго дома, поразмять свои застывшія ноги, обогрѣться и сѣсть за обѣденный столъ, накрытый бѣлоснѣжной, съ вышитымъ узоромъ, скатертью.

Первое и главное, что мы узнали отъ лѣсной стражи и обкладчика: медвѣдь лежитъ въ своей берлогѣ „вѣрно”; за нимъ слѣдятъ съ должной осторожностью, провѣряя лишь дальнимъ отъ его спячки обходомъ. Охота была намѣчена на 1 января, а наканунѣ, т. е. на слѣдующій день нашего пріѣзда на Шемшуринскій кордонъ, предположено было произвести еще одну, окончательную, провѣрку по обходнымъ квартальнымъ просѣкамъ, по которымъ всегда можно узнать, есть ли „выходной” слѣдъ обложеннаго звѣря.

Слѣдующій день (31 декабря) ушелъ у насъ на подготовку и отдыхъ. Погода стояла идеальная — за ночь выпорошило, за день выяснило. Было солнечно и слегка морозно. Все предсказывало намъ полную удачу. Обходъ по порошѣ оказался благопріятнымъ — выходныхъ слѣдовъ нигдѣ замѣчено не было.

Наступалъ новый 1895 годъ, но мы его встрѣтили, растянувшись на полу на мягкомъ сѣнѣ, укрывшись дорожными тулупами и чапанами. Вставать надо было передъ разсвѣтомъ — ждать новогоднихъ 12-ти часовъ по-городски не приходилось. Впереди предстояла серьезная, исключительная для меня, новичка, охота... на медвѣдя. Помнится мнѣ лишь одно — все вокругъ меня давно храпѣло, но я, ворочаясь съ боку на бокъ, никакъ не могъ заснуть въ трепетномъ ожиданіи чего то остраго, неиспытаннаго... Забывшись, въ концѣ концовъ, я былъ разбуженъ Мокринцевымъ, „бабья” физіономія котораго показалась мнѣ въ этотъ разъ серьезной, какъ никогда.

Надо сказать, что изстари существовавшія въ описываемыхъ мѣстахъ медвѣжьи охоты создали извѣстнаго рода обычаи, неукоснительно всегда соблюдавшіеся ихъ участниками. Такъ и въ этотъ разъ я былъ очевидцемъ, какъ, прежде чѣмъ тронуться въ ранній путь „на медвѣдя”, охотники и сопровождающіе ихъ — обкладчикъ, его помощники, лѣсники, рогатчики и др., всего человѣкъ 14, должны были сначала чинно разсѣсться въ рядъ на стоявшихъ вдоль стѣны скамейках.

На столъ была поставлена четверть водки съ чаркой. Обкладчикъ (Шемшуринскій Чувашанинъ) всталъ къ образу, за нимъ поднялись остальные всѣ, и мы въ томъ числѣ. Стали всѣ креститься и Бога молить о благополучномъ завершеніи охоты, затѣмъ хозяинъ дома принялся разливать водку и подавать каждому по полной чаркѣ вина. Пришлось и этотъ обычай всѣмъ намъ по очереди, тоже крестясь, исполнить. Не скрою — на ранній тощакъ, да ^де безъ закуски, водку лить показалось мнѣ дѣломъ довольно тяжкимъ.

Закончивъ всѣ эти церемоніи, разсѣлись мы на множество поданныхъ одиночныхъ лѣсныхъ санокъ и, опять-таки перекрестившись, тронулись въ дремучій лѣсъ по направленію ѣхавшаго впереди обкладчика.

Наканунѣ дня охоты мы договаривались насчетъ цѣны берлоги, а также между собой съ Н. М. Теренинымъ по поводу очереди выстреловъ. За берлогу мы установили цѣну 100 р. въ пользу нашедшаго ее обкладчика; расходы брали мы съ Николаемъ Михайловичемъ пополамъ, а относительно очереди стрѣльбы кинули торжественно жребій. Первому стрѣлять выпало мнѣ.

Выѣхали мы на разсвѣтѣ. Погода оставалась превосходной, небо было чистое. Проѣзжая осторожно, не шумя, по квартальнымъ просѣкамъ, мы двигались среди многосаженныхъ, ровныхъ, стройныхъ, мохнатихъ гигантовъ. Попадались изрѣдка полянки съ густо заросшимъ ельникомъ, но преимущественно виднѣлась сплошная вѣковая сосна густого насажденія. Полозья лѣсныхъ легкихъ саней безъ подрѣзовъ плавно скользили по мерзлому пушистому снѣгу. Еле замѣтныя верхушки деревьевъ стали постепенно розовѣть отъ восходящаго солнышка, какъ вдругъ весь цугъ нашъ остановился и былъ данъ безсловесный молчаливый приказъ всѣмъ высаживаться.