Зинаида Чиркова - Вокруг трона Екатерины Великой

• Название: Вокруг трона Екатерины Великой
• Автор: Зинаида Чиркова
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-058238-9, 978-5-271-23186-5

В истории часто главные роли играли не только те, кто занимал трон, но и те, кто находился рядом. Среди них были выдающиеся государственные деятели и ловкие авантюристы, талантливые политики хитроумные интриганы. Григорий Орлов, Григорий Потёмкин, Платон Зубов — эти и другие люди, окружавшие императрицу Екатерину Великую, сумели достичь вершин власти и занять заметное место в истории государства Российского.

В данном томе представлены биографические очерки о Григории Орлове, Григории Потёмкине, Екатерине Дашковой и других сподвижниках и фаворитах, составлявших окружение императрицы Екатерины Великой. Написанная хорошим языком, живо и увлекательно, книга, несомненно, привлечёт внимание всех, интересующихся отечественной историей.

---

Но и Воронцов, мечтающий о кресле Бестужева, и Шувалов, укрепляющий своё влияние при императрице, глухо намекнули Елизавете о плане Бестужева передать бразды правления Екатерине после смерти Елизаветы, которая должна была подписать этот указ, и утверждали, что в бумагах Бестужева непременно найдётся этот документ — шпионы доносили им о всех его бумагах, и документы, касающиеся безопасности самой Елизаветы, обязательно должны быть найдены в его архиве...

Екатерина понимала, как сплачивается при императрице кружок лиц, враждебный ей. Ставший канцлером Воронцов мечтал о том, чтобы его дочь Елизавета стала женой Петра, и потому при каждом удобном и неудобном случае поносил великую княгиню. Пётр не оставался в долгу и теперь, не имея надобности в любезности Екатерины после отъезда Понятовского, тоже не уставал нашёптывать тётке, как зла и упряма его жена, как желает он избавиться от неё. Правда, он не говорил этого прямо, но намёки Елизавета понимала легко.

Шуваловы плотным кольцом окружили императрицу и всё ещё не решались примкнуть к той или другой стороне — их одинаково страшило возвышение как Петра с Воронцовыми вкупе, так и великой княгини.

Следствие по делу Бестужева вяло протекало целый год. Конечно, никаких бумаг у Бестужева не было найдено, все обвинения против него оказались неосновательными, и потому Елизавета распорядилась просто выслать его в свои деревни, где он должен был жить безвыездно.

Апраксин умер вскоре после ареста, так что обвинителям не пришлось и доказывать его вину, тем более что материалы трёх военных советов перед отступлением говорили о том, что союзники не выполнили своего обещания снабжать продовольствием русские войска, а голодная армия не могла идти в наступление.

Но каждый день Екатерина ждала, что императрица примет какое-либо решение по её поводу — слишком уж много интриговали против неё и Воронцовы, и даже сам Пётр. Каждый свой день думала она, как сложатся обстоятельства, и снова и снова решала, как поступить ей в том или другом случае.

В конце концов она написала императрице слёзное письмо: ей так плохо живётся, муж всячески обижает и угнетает её, его придирки и известная всем связь с её фрейлиной Воронцовой оскорбляют и раздражают её настолько, что она всемилостивейше просит разрешения удалиться туда, откуда она приехала, — в Германию.

Екатерина прекрасно отдавала себе отчёт, что ехать ей некуда и не к кому: отец её умер ещё в 1747 году, ей даже не разрешили оплакивать его больше недели, мать вынуждена была укрыться от войск Фридриха в Париже, а её брат сумел бежать в Гамбург, бросив своё герцогство на милость победителя — Фридриха.

Но чем менее она могла уехать в Германию, тем с большим возмущением писала об этом и умоляла императрицу сжалиться над ней и отпустить её на родину.

Это был правильный шаг. Даже Елизавета понимала, что Екатерине некуда ехать, что двое её детей могли бы удержать мать в России, но Екатерина настойчиво просила, умоляла императрицу сжалиться над ней, потому что кроме обид и притеснений со стороны мужа не видит она ничего, а к самой императрице не пробиться, и ей постоянно наговаривают на Екатерину и приписывают даже такие вещи, в которых она вовсе невинна...

Она отправила это письмо и принялась ждать ответа. Но проходили дни, недели, месяцы, а императрица не спешила отвечать на слёзное письмо своей невестки.

И вновь Екатерина придумала ход, который стал безошибочным в её сложной игре. Она вызвала к себе духовника императрицы, который одновременно был и её духовным наставником, пожелала исповедаться, уверяя, что близка к смерти как никогда, и рассказала ему, словно бы на исповеди, что ни в чём не виновна и только люди, стремящиеся её погубить, наговаривают на неё императрице.

Духовник не замедлил с объяснениями. Он явился к Елизавете и прямо объявил ей, что её невестка плоха и просит принять её, заодно он поведал императрице всё, что пожелала сообщить Екатерина.

Вечером этого же дня к Екатерине, лежавшей в постели и старательно изображающей из себя больную, пришли звать от имени Елизаветы.

Она еле оделась, не делая большого туалета, и пошла за посланцем императрицы, едва не держась за стены. Она и в самом деле страшилась этого свидания, хотя приготовилась к нему давно, знала, как себя вести, но не знала, как отнесётся к ней императрица, тщательно подготовленная противной партией...

Уже несколько позже, когда к ней стали прибегать её фрейлины под самыми разными предлогами, узнала от них Екатерина, что в тот самый день, когда она вызвала духовника и исповедалась, откровенно радовались лишь двое — Пётр и Елизавета Воронцова, и Пётр торжественно обещал Елизавете, что, как только скончается великая княгиня, он непременно женится на рябой Лизке.

Но в тот момент, когда Екатерина отправилась на ночную аудиенцию у императрицы, она ещё не знала об этом, иначе воспользовалась бы подобной оплошностью великого князя...

В галерее, через которую надо было пройти в покои императрицы, Екатерина увидела Петра. Он поспешно направлялся к императрице: не хотел, чтобы Екатерина одна встретилась с ней.

«Что ж, — философски подумала Екатерина, — возможно, это и к лучшему...»

Огромные покои императрицы были слабо освещены — горел лишь один бронзовый канделябр с тремя свечами, стоявший на туалетном столике перед огромным зеркалом среди бесчисленных тазов, баночек и склянок с притираниями, щёток и гребней.

Один только взгляд — и Екатерина сразу уловила то, что ей хотелось знать: в золотой таз на столике были брошены её письма Апраксину, но не все, всего-навсего три, самых последних, — их Екатерина узнала по бумаге, она каждый раз использовала разные её сорта.

В большой полутёмной зале все углы были скрыты сумраком, ширмы заслоняли от посторонних кого-то, кто глухо говорил, а перед ширмами стояла придвинутая большая мягкая кушетка, скрывавшая тех, кто был за ними. Тепло сверкала позолота парчовой ткани, обтянувшей ширмы, бросал блики горевший камин с огромными поленьями, прикрытый ярким бронзовым экраном, а в самой середине залы стояла императрица в простом широком платье, опираясь рукой на плечо начальника своей тайной канцелярии Александра Шувалова. Рядом перебирал худыми и кривыми ногами Пётр.

Едва войдя, Екатерина пала едва ли не ниц перед императрицей, на коленях дотянулась до её руки и принялась обливать слезами эту холёную полную белую руку, унизанную тяжёлыми перстнями.

Елизавета смущённо пыталась поднять свою невестку, но Екатерина упорно стояла на коленях, заливаясь слезами.

Императрица спросила печальным голосом, словно и в самом деле сокрушалась о судьбе своей невестки:

— Как, вы хотите, чтобы я отослала вас? Вы забываете, что у вас есть дети!

Только это и нужно было Екатерине. Она подняла голову и разразилась откровенным плачем, сумев пробормотать нужные слова:

   — Мои дети в ваших руках, а лучше этого ничего для них не может быть. И я надеюсь, что вы их не покинете...

Елизавета помолчала немного, взволнованная словами и плачем Екатерины, и произнесла:

   — Но как же я объясню причину вашей отсылки?

   — О, ваше императорское величество, если вы найдёте нужным, объявите о причинах, по которым я навлекла на себя вашу немилость и ненависть великого князя...

Елизавета глубоко вздохнула. Этот ночной разговор взволновал её.

   — А чем же вы будете жить у ваших родных? — озаботилась она.

   — Тем, чем жила и прежде, до того, как вы удостоили взять меня.

Елизавета бросила пронзительный взгляд на невестку, смиренно стоящую на коленях, и проговорила:

   — Но ваша мать в бегах, она была вынуждена покинуть свою родину, а отца нет...

И тут Екатерина нашла ответ, который поразил Елизавету:

   — Она пострадала из-за того, что слишком любила Россию, за это её и стал преследовать прусский король...

Елизавета приказала:

   — Встаньте...

Екатерина поднялась.

Пётр злобно вглядывался в происходящее. Он уже давно решил, что отсылка великой княгини поможет ему жениться на Воронцовой, и теперь ждал только конца этой аудиенции. Вероятно, как заключила Екатерина, между придворными тоже давно было решено, что она отправится в Германию, и Елизавета колебалась до этого последнего свидания с ней, не зная, на что отважиться. Она отошла от Екатерины в раздумье.

   — Бог свидетель, как я горевала, когда вы были больны и едва не отдали душу Богу, и если бы я вас не любила, то не удерживала бы здесь.

Екатерина рассыпалась в любезных словах. Она говорила, что в полной мере познала доброту и милость её величества и горько страдает, что теперь подверглась немилости и опале.

И вдруг услышала она из уст императрицы такое, что не могла и сообразить, как возможно подобное.