Александр Поповский - Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов

• Название: Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов
• Автор: Александр Поповский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

Александр Поповский — один из старейших наших писателей.

Читатель знает его и как романиста, и как автора научно–художественного жанра.

Настоящий сборник знакомит нас лишь с одной из сторон творчества литератора — с его повестями о науке.

Тема каждой из этих трех повестей актуальна, вряд ли кого она может оставить равнодушным.

В «Повести о несодеянном преступлении» рассказывается о новейших открытиях терапии.

«Повесть о жизни и смерти» посвящена борьбе ученых за продление человеческой жизни.

В «Профессоре Студенцове» автор затрагивает проблемы лечения рака.

Три повести о медицине… Писателя волнуют прежде всего люди — их характеры и судьбы. Александр Поповский не умеет оставаться беспристрастным наблюдателем, и все эти повести построены на острых конфликтах.

В сборнике ведется серьезный разговор о жизни, о нашей позиции в ней, о нашем мироощущении.

---

— Не съездить ли нам к вашему дяде? — все еще не отделавшись от своих сомнений, спросил Андрей Ильич. — Ведь это недалеко?

Сухов принял это предложение с восторгом, он уверял, что дорога пролетит незаметно, он попросит у директора машину, сядет за руль и за три часа свезет его туда и обратно. И Самсону Ивановичу будет приятно, это доставит ему удовольствие. Ванин этого стоит, надо его знать, раз взглянув на него, нельзя его не полюбить.

Было решено, что в первое же воскресенье они рано утром поедут, чтобы к обеду вернуться домой.

15

К Ванину поехали втроем — перед самым отъездом Елена Петровна попросила взять ее с собой. Она успела уже после операции окрепнуть и с неделю как приступила к работе.

Стояла теплая, сухая осень. Опаленная степь пожелтела, ковыль рыжими клочьями покрыл ее. Солнце все еще грело, но сияние его блекло, иссякал жар, и с ним уходило теплое дыхание земли.

Андрей Ильич уселся на заднем сиденье, раскрыл книгу и стал читать. Елена Петровна села рядом с Суховым, с интересом наблюдая, как он легко и непринужденно переключает скорости, ловко огибает препятствия и перед неожиданной выбоиной или вдруг возникшей помехой плавно замедляет ход. Они разговорились. Она спросила, давно ли он научился водить машину, и похвалила его искусство. Узнав, что Самсон Иванович приходится ему дядей, она сказала:

— Если это вас не затруднит, расскажите мне о нем.

Николай Николаевич не заставил себя просить, разговор о дяде не мог его затруднить, наоборот, неизменно доставлял удовольствие. Он сразу же заговорил с высокой ноты, страстно, горячо, отрывистые жесты становились все более частыми, левая рука оставила руль, н управление машиной перешло к правой.

Елена Петровна внимательно слушала, ей виделась высокая мощная фигура врача, доброго, нежного, с мягким певучим голосом и широкой приветливой улыбкой. Рядом с ним — его жена Анна Павловна. У нее волнующий голос, слова она произносит четко и ясно, словно с тем, чтобы, проверив на собственный слух, уберечь их от ложного звучания. У нее спокойный белый лоб, детски свежий изгиб рта и мирные голубые глаза. От них становится легко и приятно, забываются огорчения и заботы.

Сухов не жалел красок: Анна Павловна и мила и прекрасна, соглашаясь с собеседником, она часто кивает головой и при этом ласково улыбается. Ее возражения всегда осторожны и звучат как извинения, от смущения она зардеется, но умеет и отчитать, поставить человека на место. Доставалось и Самсону Ивановичу от нее, он потом вспоминал об этом долго. Они чуть не рассорились и все–таки поженились.

Николай Николаевич заговаривает о чем–то другом, но маленькая ручка касается руки, лежащей на руле, и как бы требует к себе внимания.

— Вы не рассказали, — говорит Елена Петровна, — как это случилось?

Да, да, она хочет знать эту историю до конца.

Сухов машет рукой, об этом долго говорить, всего не перескажешь.

Тем более интересно послушать. Впереди у них более чем достаточно времени.

Николай Николаевич исполняет и эту просьбу.

Началась эта история по вике фельдшера Петра Васильевича. Он скверно принял Анну Павловну, когда она с чемоданчиком в одной руке и с путевкой в другой прямо из института прибыла в участковую больницу. До этой встречи все шло хорошо. Ей понравился больничный двор на опушке леса, черные стаи ворон на кронах сосен и елей и неумолчное карканье птиц. Девушка залюбовалась полем, лежавшим по ту сторону двора, высокой рожью, ходившей ходуном. Было время цветения хлеба, и в воздухе стояла мгла от ржаной пыльцы. Когда она оторвала глаза от степной дали, перед ней неожиданно вырос мужчина в белом халате. Он прихрамывал на левую ногу, но держался твердо и прямо. Заложенные назад руки, седые усы с подусниками и густые, низко сдвинутые брови придавали его лицу выражение важности. Он испытующе оглядел ее, бросил взгляд на чемоданчик и назвался больничным фельдшером. Она сообщила ему, что назначена сюда врачом. Он несколько раз сказал «хорошо», «давно пора» и взял из ее рук путевку.

Голос у него был внушительный, даже строгий, каждое слово продумано, взвешено. Не спеша снял он очки, чтоб прочитать путевку, и так же неторопливо надел, чтобы поверх стекол разглядеть нового врача. Правая рука держала документ, а левая то приближалась, то пугливо отступала или вовсе уходила в карман халата. Так движимый неясной тревогой ребенок касается игрушечного зверька: любопытно и страшно.

Он возвратил ей бумагу и, заложив руки назад, сказал:

— Не имею права принять, не могу.

— Почему? Ведь вы — заведующий больницей!

— Я самый и есть, — не без достоинства ответил он. — Тридцать пять лет здесь тружусь, а всего сорок с лишним.

Он бросил на путевку неприязненный взгляд и отвернулся.

— Почему вы отказываетесь принять назначение? — испуганно и вместе с тем удивленно спросила девушка.

Фельдшер поморщил лоб и пожал плечами: несмышленый народ — молодежь.

— Не по инстанциям скачете, — назидательно произнес он, — командировка отмечена областью, а мы эту область знать не знаем и ведать не ведаем. Наше начальство — район. Кто из них старше, не мое дело.

Он не дает ей говорить, ничего дельного она не скажет.

— Я тут, голубушка, не вас первую и не вас последнюю встречаю. За тридцать пять лет врачей здесь перебывало без счета и числа. За один прошлый год восемь заведующих принял и спровадил. Придут, покружатся и сбегут, а ты за них отвечай… Одна тут такой рецептик отколола, что больной чуть душу не выплюнул.

Фельдшер поправил очки и заложил руки назад, готовый уже уйти.

— Постойте! — почти в отчаянии останавливает она его. — Помогите мне. Ведь я никого не знаю.

— Обратитесь в ра–йон, — отвечает он ей, — не надо скакать. Всякому делу свое время и место.

До района двадцать два километра, кто ей покажет дорогу? Фельдшер как будто недоволен, она, должно быть, не понравилась ему. Обратиться в село за подводой — пожалуй, откажут.

— Таково было начало, — сочувственно произносит Сухов, — затем пошел разлад с больными…

— Погодите, — перебивает его Елена Петровна, — что же, она отправилась в район или фельдшера упросила?

Сухов улыбается, вопрос этот его рассмешил. Анна Павловна не такая: ни просить, ни уезжать она не стала, приказала завхозу открыть квартиру врача и расположилась в ней. К вечеру она вызвала фельдшера, пригрозила его выгнать и пошла с ним осматривать больницу.

Елена Петровна хлопает в ладоши от удовольствия. Нет, какая умница! Вот что значит проучить! Чудесно!

— Ты послушал бы, Андрюша, — со смехом обращается она к мужу, — интересная история.

Андрей Ильич нехотя откладывает книгу и перегибается к ним.

Николай Николаевич рассказывает, как строптивая и неопытная Анна Павловна поссорилась с фельдшером, повздорила с больными, и те перестали у нее бывать, шли за семь километров на прием к Ванину. Огорченная и расстроенная, она явилась к Самсону Ивановичу и потребовала, чтобы он не принимал ее больных. Она крепко посердилась, наговорила ему всякой всячины, и все–таки они подружились. Ванин обещал ей помочь и сдержал слово. Он назавтра же приехал к ней на участок, осмотрел стационар и провел все время на приеме. Больных пришло мало — пять человек. Анна Павловна принимала, а Самсон Иванович сидел в стороне. То же самое повторилось и на другой день.

«Теперь, — сказал он ей, — вы побудете в гостях у меня. Кое–чему я у вас поучусь, кое–что вам пригодится из моего опыта. Через недельку–другую у вас приемная будет ломиться от больных».

Она приехала к нему и села в амбулатории рядом с ним за стол. Так, обмениваясь мнениями, провели они прием. «Теперь, — сказал ей Самсон Иванович, — принимайте больных вашего участка. Я оставил их для вас».

— Вот это была неожиданность, — весело расхохотался Сухов. — Они входили, смущенные, не зная, что делать, как себя держать.

«Говорите, говорите, — подбадривал их Ванин, — чего время даром терять. Не хотели к себе в больницу ходить, извольте сюда — за семь верст хлебать киселя».

— Когда у Анны Павловны было уже много работы, — закончил Николай Николаевич, — она продолжала навещать Самсона Ивановича, бывать у него на приемах. Эта история сосватала их, вот уже год, как они поженились.

Елена Петровна снова кладет свою маленькую руку на руль и, слегка касаясь его руки, с упреком говорит:

— Амбулаторный прием никого сосватать не может. Надо, чтобы люди друг друга полюбили.

— Разумеется, — быстро соглашается он, — но то другая история, и ее интересно рассказывает Самсон Иванович… Не подумайте только, — умоляет он Елену Петровну, — что я сказал не то или преувеличил, увидите их, сами убедитесь.

Ему очень хотелось, чтобы Елена Петровна поверила ему, и он с юношеской горячностью долго еще возносил Ванина и его замечательную жену.