Александр Ливергант - Факт или вымысел? Антология: эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей

• Название: Факт или вымысел? Антология: эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей
• Автор: Александр Ливергант
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-93381-259-3

В Антологию вошли ранее не переводившиеся эссе и документальная проза прославленных английских писателей XVI–XX веков. Книгу открывают эссе и афоризмы блестящего мыслителя Фрэнсиса Бэкона (1561–1626), современника королевы Елизаветы I, и завершает отрывок из путевой книги «Горькие лимоны» «последнего английского классика», нашего современника Лоренса Даррела (1912–1990). Все тексты снабжены обстоятельными комментариями, благодаря которым этот внушительный том может стать не просто увлекательным чтением, но и подспорьем для всех, кто изучает зарубежную литературу.

Комментарии А.Ю. Ливерганта даны в фигурных скобках {}, сноски - обычно перевод фраз - в прямоугольных [].

---

Щедрость не в последнюю очередь ценна тем, каким образом она оказывается; доброта Вашей милости такова, что удовлетворить она может самый изысканный вкус, а также вызвать искреннее желание выполнить свой долг. Вы облагодетельствовали человека, у которого нет ни общественной, ни личной выгоды, который никогда не служил и не прислуживался. Вы избавили его от постыдной необходимости обращаться с ходатайствами, от тревоги, которой сопровождается унизительное ожидание.

Надеюсь, что столь изысканно дарованное не будет недостойно потрачено; я постараюсь дать Вашей милости то единственное возмещение, какое желает получить великодушие, — удовлетворение от сознания того, что Вашей щедростью воспользовались именно так, как следовало.

Остаюсь, милорд, обязанным Вам,

Вашим преданным и покорным слугой

Сэм. Джонсон.

Миссис Трейл {153}

Личфилд, 2 августа 1775

Сударыня, сегодня я обедал в Стоухилле, после чего удалился писать это письмо. Никогда прежде не был я столь усердным письмописцем. Вы храните мои письма? В отличие от Вас, я люблю их перечитывать — ведь хотя ума и чего-то еще существенного в них немного, они всегда будут, надеюсь, отражением чистой и безупречной дружбы, и в часы тишины и печали могут вызвать в памяти времена более радостные.

Я и в самом деле не совсем понимаю, отчего Вам не хочется перечесть историю Вашего собственного ума. Двенадцать лет, на которые Вы сейчас смотрите, как на необозримое жизненное пространство, возможно, будет пройдено по ровной и неприметной дороге, без особого проникновения в смысл Вашего путешествия и с редкими и немногословными замечаниями по пути. Того накопления знаний, которое Вы себе рисуете и благодаря которому будущее должно смотреть на настоящее с превосходством зрелости перед младенчеством, никогда, быть может, нельзя будет добиться — и Вы обнаружите, вслед за миллионами до Вас, что сорок пять прожитых лет мало чем отличаются от тридцати трех.

Подобно тому как человек после определенного возраста не прибавляет в росте и очень редко становится физически сильнее, наступает время (вызванное, впрочем, гораздо более многообразными внешними причинами), когда ум наш пребывает в состоянии, при котором способности к размышлению и суждению если и увеличиваются, то весьма незначительно. Тело может приобрести новые двигательные навыки; сходным образом и ум может быть обучен новым языкам или новым наукам, однако мыслительные способности остаются прежними, и, если ум не начинает работать в новом направлении, он, как правило, производит мысли прежней силы и прежнего объема подобно тому, как плодовое дерево, если только ему не привит чужой плод, год за годом дает фрукты одной и той же формы и запаха.

Под интеллектуальной силой или силой рассудка подразумевается способность ума наблюдать за предметом своих размышлений в пределах сопутствующих обстоятельств и в их взаимосвязи.

Отчасти способность эта, которая, по наблюдениям многих, у разных людей совершенно разная, является природным даром, а отчасти приобретается с опытом. Когда природные способности достигают предполагаемого уровня, их развитие останавливается. Куст не способен стать деревом. И есть все основания полагать, что к середине жизненного пути способности эти достигают своего апогея.

После этого остаются лишь обычай и опыт, и ничего больше. А вот для того, чтобы понять, почему обычай и опыт маю что способны в нашей жизни изменить, понадобится отдельный разговор.

Я только что взглянул на часы и обнаружил, что уже очень поздно, а потому разговор этот придется отложить до следующего раза.

Остаюсь Ваш Сэм. Джонсон.

Миссис Трейл

Личфилд, 5 августа 1775

Сударыня, из сорока причин для моего возвращения одна весьма существенна — Вы ищете моего общества. Прежде чем Вы меня увидите, я намереваюсь не писать больше ни слова. <…>

Вы, вероятно, ждете, чтобы я объяснил вам, почему Вы не поумнеете, прожив на двенадцать лет больше.

Говорят, и говорят справедливо, что опыт — лучший учитель: и считается, что чем длиннее жизнь, тем богаче опыт. Однако при более пристальном взгляде на человеческую жизнь обнаруживается, что время часто проходит без тех событий, которые бы расширяли наши познания или углубляли суждения. Пока мы молоды, мы многому учимся, потому что по преимуществу невежественны; мы всё замечаем, ибо для нас всё ново. Однако спустя годы впечатления каждодневной жизни притупляются, один день ничем не отличается от другого — те же люди, те же события; нам приходится делать все то, что мы часто делали и раньше, и делаем мы это безо всякого старания, ибо не стремимся делать это лучше. Нам говорят то, что мы и без того знаем и что лучше и глубже не узнаем все равно.

Маловероятно, чтобы тот, кто сызмальства многому научился, в дальнейшем существенно расширил свои познания о жизни и обычаях — и не только потому, что чем больше знаешь, тем меньше узнаёшь, но еще и по той причине, что человек, накопивший много впечатлений и идей, предпочитает миру внешнему внутренний; занят он в основном тем, что приводит в порядок одни мысли и пытается оживить в памяти другие, отчего умственные способности можно сохранить, но не развить. Купец, который был занят заработком денег, перестает богатеть с той минуты, когда начинает эти деньги пересчитывать.

Те, у кого есть семьи или источник заработка, заняты делом незначительной сложности, но огромной важности, требующим скорее практического усердия, чем остроты ума, и вызывающим мысли, слишком значительные, чтобы быть утонченными, и слишком очевидные, чтобы в них вдаваться. Таким людям известно, что хорошо, а что плохо, и им остается лишь следовать по проторенному пути. Ежедневные дела способствуют развитию мудрости не больше, чем ежедневные уроки — знаниям учителя.

Большинство же людей вовсе не стремится к развитию своих умственных способностей. Мы редко вызываем в памяти или обдумываем те мысли, которыми с нами делились другие или которые возникали у нас вследствие какого-то случая. Постановив, что мы были правы, мы никогда не признаем своих ошибок, ибо не станем мысленно возвращаться к тому событию, которое, вспомни мы его, могло бы поколебать или подтвердить нашу правоту. Нам всем свойственно упорствовать в своих предрассудках; все мы, вместо того чтобы продолжать идти вперед, топчемся в нерешительности между неуверенностью в завтрашнем дне и нежеланием утруждать себя — а потому те из нас, кто был умен в тридцать три года, едва ли поумнеет в сорок пять.

Мои рассуждения, надо думать. Вас утомили, и Вы хотите знать, что я думаю о Софи /дочь миссис Трейл. — А.Л./. Надеюсь, что еще до того, как придет это письмо, головные боли у нее пройдут, равно как и Ваши страхи. Вы ведь сами знаете: потворствовать страхам следует лишь в том случае, если тем самым мы предупреждаем опасность, а не раздуваем ее.

Мне кажется, Вам нет особой необходимости беспокоиться за Софи; как бы то ни было, остальные Ваши дети здоровы и дела Ваши складываются как нельзя лучше. Ждать от жизни полного благополучия нельзя: удачи вызывают нашу законную радость, лишения заставляют грустить. Очень надеюсь, что Ваши лишения остались в прошлом и что, насколько позволяют обстоятельства нашего нынешнего существования, оставшиеся Вам годы Вы проживете счастливо.

Остаюсь, сударыня,

Вашим преданным и покорным слугой

Сэм. Джонсон.

Миссис Трейл

6 сентября 1777

Сударыня, это верно, я слоняюсь без дела и, что того хуже, без особого удовольствия. Время уходит, как и всегда, безотчетно, бесполезно и без воспоминаний. И ладно бы речь шла о нескольких неделях, пусть и безрадостных. А каково человеку, который всего через несколько дней сможет почти то же самое сказать и о шестидесяти восьми прожитых годах? А впрочем, жалобы — вещь пустая.

Если Вам, живущей вблизи от столицы, рассказывать решительно нечего, то что может приключиться со мной в крошечных, тихих городках, в местах, в которых мы оба не раз бывали и которые в описании не нуждаются? Я покинул общество, Вам хорошо знакомое, чтобы уединиться и написать Вам письмо, в котором мне нечего сообщить, кроме того, что вечерами мне здесь очень тягостно. Никак не могу уговорить себя ни за что не браться.

Коль скоро дел у Вас сейчас немного, Вы, надо полагать, усердно ведете свою «Трейлиану» — потомству Ваш дневник наверняка покажется весьма любопытным. Не отказывайтесь от привычки записывать события по мере их поступления, вне зависимости от их важности, и не забывайте указывать числа и дни недели. Хронология, видите ли, — глаз истории, и жизнь человека значима по-своему. Не пренебрегайте болезненными переживаниями или неприятными событиями — они разнообразят наше существование. В нашей жизни найдется немало событий, воспоминания о которых не сулят радостей вопреки словам Энея: et hoec olim meminisse juvabit [57]. А между тем воспоминание может быть неприятным, но полезным. В то же время не следует проявлять повышенный интерес к описанию незначительных происшествий, разве что писать больше решительно не о чем. Каждый день происходит нечто заслуживающее внимания, однако, если вести дневник последовательно и осмысленно, дней по-настоящему интересных наберется не так уж много.