Юрий Соломин - От Адьютанта до егο Превосходительства

• Название: От Адьютанта до егο Превосходительства
• Автор: Юрий Соломин
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00240-1

Популярный актер и художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин вспоминает о споем детстве, ролях, сыгранных на сцене, и съемках в фильмах «Адьютант его превосходительства», «Дерсу Узала». О том, как был первым российским мимистом культуры.

Немало интересного поведали о Юрии Соломине его коллеги — режиссер Сергей Соловьев, актеры Виктор Коршунов, Виктор Норцов, Евгений Весник и Ирина Муравьева.

---

Подобный случай у меня был, когда я снимался с Ножкиным в «Хождении по мукам». Сцена атаки. В сценарии написано, что Рощин и Телегин с шашками наголо мчатся впереди эскадрона. Они видят группу дезертиров, сворачивают к ним, а остальные мчатся вперед. Я уже говорил, что Ордынский любил снимать все очень подробно, точно в соответствии с текстом. Мы снимали под Москвой, в Ала-бино. В эскадроне лошадей пятьдесят, не меньше. До этого мы с Ножкиным ездили на лошадях, приручали их. Я выбрал самую смирную, чтобы она все тихонечко делала. Когда подошло время съемки, я стал убеждать Ордынского, что спять эту сцепу так, как он задумал, невозможно. Лошади никогда не повернут. Надо снимать монтажно. Он ни за что не соглашается. Репетируем вдвоем — все нормально. Плюс ко всему погода была пасмурная, и включили большие «диги». Лошади вначале шарахались от света, но, когда мы скакали вдвоем, они поворачивали, как и задумано. Но в сцене-то за нами неслась лавина лошадей… Полдня мы репетировали вдвоем. Наконец начали снимать. Когда я увидел позади себя эту массу, у меня сердце захолонуло. Думаю, надо прощаться с жизнью — затопчут. Доскакали до того места, что нужно, повернули, а все остальные помчались дальше. До сих пор не могу понять, как это получилось без дрессировщиков, без тренера. Это необъяснимо. На экране это действительно впечатляло.

НЕВЫПОЛНЕННЫХ ЗАМЫСЛОВ НАБРОСКИ

Я точно не подсчитывал, но думаю, что снялся более чем в пятидесяти фильмах. Причем многие из них многосерийные. Были роли главные и эпизодические, удачные и не очень, как и у каждого актера. Правда, явных провалов не случалось.

Уже четыре года я не снимаюсь. Последний фильм, который я снял и в котором сыграл великого князя Святослава, — это «Вначале было Слово». Я хотел снять картину о том, как сохранилось и дошло до нас «Слово о полку Игореве». Мы снимали в Костроме, в Ипатьевском монастыре. Снимались в фильме только артисты Малого театра. Костюмы брали из наших исторических спектаклей — у нас никогда бы не хватило на них денег. Снимали очень быстро — всего за каких-нибудь двадцать дней. Я не видел света белого. То время вспоминаю с ужасом. Мне приходилось решать такие сложные экономические вопросы, что я до сих пор не могу прийти в себя. По натуре я не бизнесмен. Мне это неинтересно. Скажу честно, после зтоґо фильма у меня пропало желание работать в кино. Более того, у меня, по-моему, появилась к нему аллергия.

Я ни в коей мере не сравниваю себя с Чеховым, но, наверное, у меня произошло нечто схожее с ним. Антон Павлович не любил пьесу «Леший», потому что с ней был связан неприятный для него момент. Вот и у меня такое же ощущение от этого фильма. Мне даже неприятно о нем говорить.

Я решил, что не буду больше этим заниматься.

Конечно, время от времени мне и сейчас предлагают сценарии. Иногда не нравятся роли, потому что они написаны по шаблону. Иногда не оговорены сроки, а я не могу так работать — я связан с театром. Притом, что налоговая система построена так, что, снимаясь в фильме, я получу каких-нибудь двадцать пять процентов от положенной мне суммы, поэтому иногда нет смысла сниматься — лучше отдохнуть. Конечно, я и мои коллеги привыкли работать так — если нравится, можем работать и без денег. Я знаю многих актеров, которые сейчас репетируют бесплатно и играют спектакли бесплатно, потому что им нравится роль, потому что им нравится режиссер.

В последнее время я стал ощущать какое-то снисходительное отношение к нашей профессии. То общество, в которое мы попали, очень жесткое. В нем можно существовать только сильному человеку, а сильный человек — это борьба, противостояние, умение добиться чего-то. Сейчас чаще ощущаешь, пусть и невысказанный, вопрос: что я с этого буду иметь? Любой человек, у которого есть деньги, может снимать картину, петь, чуть ли не засовывая микрофон в рот, и стать звездой. А профессии деятелей искусства, медиков, учителей нивелируются. Мне стыдно видеть, как хорошие актеры, например Ульянова, которая снималась в достойных фильмах, играла в театре, без конца мелькает в рекламе порошка «Комет». Это, по-моему, деградация. Хотя я понимаю, что если она не снимается и не играет в театре, то ей ничего не остается делать. Актеры вынуждены идти на это.

Наша профессия требует к себе отношения бережного, как к ребенку. Я знаю и провинциальный театр, я сам из провинции, и прекрасно помню наших актеров. Это были уважаемые в городе люди, к слову которых прислушивались. Это, увы, куда-то уходит. Этого допускать нельзя.

Сегодня появилась новая волна режиссеров, научившихся очень лихо снимать кино, но снимать поделки в типично американской манере. Я не хочу ничего плохого сказать об американском кино, там есть прекрасные режиссеры, операторы и актеры, но они-то никому не подражают, потому и завоевали весь мир. Наши же боевики похожи на американские. Зачем же нам терять свое лицо? Я уважаю французский, итальянский, немецкий кинематограф. У них есть свой стиль. Там если и бьют морду, то по-французски, а не по-американски, у нас же бьют по-американски. Зачем же так? Любое подражание, даже талантливое, все равно подражание. Не стоит забывать о своих корнях. Не надо терять достоинства.

Я сейчас все время отдаю театру, училищу и общественной работе. Я — президент фонда «Покровский собор». Мы занимаемся тем, что пытаемся достать деньги для того, чтобы собор Василия Блаженного был сохранен. Правда, иногда, как ни странно, приходится доказывать необходимость этого. Кроме того, я — президент Ассоциации русских театров, центр которой в Йошкар-Оле. Проблема театров в провинции для меня очень важна.

То, что в нашей стране миллионы людей живут за чертой бедности, знают все. А сколько среди них артистов периферийных театров? Слова о том, что истинному актеру нужен лишь коврик, па котором он продемонстрирует свое искусство, могут говорить лишь люди равнодушные. Это с их ведома актеры годами живут, не имея собственной квартиры, в театральном буфете не бывает горячего обеда, в грим-уборных холодно или душно, на сцене сквозняки, а в автобусах тряска, бензиновый угар и тот же холод. Мне хочется хоть что-то сделать, чтобы актеры, живущие за пределами Садового кольца, имели возможность спокойно творить и не заглядывать со страхом в пугающее «завтра».

Сейчас все мои мысли заняты новой постановкой — «Коварство и любовь» Шиллера. Сейчас спектакль уже идет на нашей сцене. Почему я остановился именно на этой пьесе?

В трагедии Шиллера есть та романтическая приподнятость, свойственная именно нашему театру. В этой пьесе «сто пудов любви» — там есть любовь родительская, есть первая любовь юноши и девушки, любовь, которая приводит к трагедии, и т. д. У Шиллера любят не только Луиза и Фердинанд, но и все остальные герои. И все борются за свою любовь. А что может быть более вечного на земле, чем любовь? Она на все времена.

Первый раз я увидел «Коварство и любовь» в Чите. К нам приезжали какие-то гастролеры, они играли в городском саду в Летнем театре. Мне запомнился Фердинанд. До сих пор помню его лицо. Потом я видел много других спектаклей по этой пьесе.

Каждый из них был, естественно, иным. Классическое произведение постоянно обновляет свои связи с людьми, обретая новое, характерное для данной эпохи звучание. Да и в жизни одного человека оно с годами читается заново.

В нашем театре эту пьесу Шиллера ставили более пятидесяти лет назад. При мне ставили лишь «Разбойников» Шиллера, и то достаточно давно. Я выбрал «Коварство и любовь» еще и потому, что она «легла» на труппу. Впихивать артиста в определенный костяк мне кажется неверным. В спектакле заняты Вячеслав Барышев, Василий Бочкарев, Валерий Баринов, Евгений Самойлов, Александр Клюквин. Василий Зотов и Татьяна Скиба играют Фердинанада и Луизу. В паре с ними репетируют мои студенты. Я как артист в этом спектакле не занят, хотя понимаю, что там есть «моя» роль — Миллер. Но если в кино я могу быть одновременно и режиссером и актером, потому что имею возможность увидеть свою работу как бы со стороны и исправить ее, то в театре я такой возможности лишен, поэтому, когда я выступаю как режиссер, то никогда не играю в этом спектакле. Я должен вести за собой спектакль, объединить всех.

Нужно соединить несоединимое. Важно все: темпоритм спектакля, его оформление, игра артистов. Играть самому в своем же спектакле трудно. Это как в симфоническом оркестре. Дирижер никогда не играет во время концерта на музыкальных инструментах, хотя владеет ими.

Я создаю классический вариант, без всяких кукишей в кармане. Сегодняшний зритель тянется к традиционному искусству, может быть, потому, что другое впихивается насильно. Я знаю, что, когда ребенка перекармливают, у него начинается отрыжка. Я думаю, что у наших зрителей она уже началась. У нас же на сцене только классика и исторические пьесы. И, что меня радует, зрителей много. Причем молодых.