Дмитрий Мережковский - Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая

• Название: Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая
• Автор: Дмитрий Мережковский
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Поэзия
• Год: 1995
• ISBN: 5—239—01137—0

Первая книга антологии дает широкую панораму поэзии старшего поколения русской эмиграции: от главных представителей русского символизма — Д. Мережковского, Вяч. Иванова, З. Гиппиус до старейшего представителя второй волны русской эмиграции Д. Кленовского. Большая часть имен этой книги хорошо известна русскому читателю, в том числе И. Бунин, В. Ходасевич, М. Цветаева, И. Северянин, — но многие прочно и незаслуженно забыты даже литературоведением русского зарубежья. В этом томе читатель найдет стихи Л. Бердяевой (жены философа), А. Кондратьева, Ю. Терапиано, А. Присмановой и многих других.

В антологию включены произведения, созданные поэтами только в эмигрантский период творчества.

Издание рассчитано на широкий круг читателей, а также может служить учебным пособием по литературе русского зарубежья.

---

Георгий Голохвастов

«Спеши! Пусть ждут другие ягод…»

Спеши! Пусть ждут другие ягод, —
Ты ж цвет цветов и счастья рви,
Пей хмель вина и хмель любви,
Полней живи день каждый за год.

И в гимнах радостям земли
Без капищ, алтарей и пагод
Творца и Господа хвали.

«Любовь и братство — бред людской…»

Любовь и братство — бред людской,
Мираж несбыточный в пустыне:
Борьба за жизнь мрачит поныне
Возмездьем крови наш покой;
И жаждать мира даже вправе ль
Мы здесь, где братскою рукой
На утре дней зарезан Авель?

«От неги сна в зыбях лагуны…»

От неги сна в зыбях лагуны,
От женских ласк на берегу,
От вин в притонах я бегу
В пустыню моря: парус шхуны
Кренится, дик валов налет,
И снасти, как тугие струны,
Могучей песней ветер рвет.

«Стремлюсь, робея, в мир желанный…»

Стремлюсь, робея, в мир желанный
Твоей души, открытой мне,
И труден в яркой новизне
Мой путь загадочный и странный.

Так правоверный, трепеща,
Чрез бездну в рай обетованный
Идет по лезвию меча.

Разрыв

Усилий тщетных проволочкой
Любви изжитой я не спас:
Ты отошла. И в поздний час
В письме последнем беглой строчкой

Я на смерть прошлое обрек…
В золе камина красной точкой
Погас дотлевший уголек.

«Мы глухи. Плоти ткань груба…»

Мы глухи. Плоти ткань груба —
В нас прежних жизней струны немы.
А сны — веков былых поэмы:
В них веет древняя судьба,

Как аромат в заветных винах,
Давно укрытых в погреба
В тяжелых каменных кувшинах.

Примиренье

Я от людей ушел к безлюдью[53]
Цветущих радостью пустынь:
Ширь необъятна, воздух синь,
И я, вдыхая жадной грудью
Песнь в аромате пряных трав,
Вручаю Божью правосудью
Всю горечь жизненных отрав.

Разлука

Путь опустел. Чернеют шпалы
Бесстрастной лестницей утрат…
Прощай навек!.. В тоске закат
Спешит гасить свои опалы;

В полях туман ползет к стогам,
И мертвый лист свой краснопалый
Роняет клен к моим ногам.

Смерть

Рыданий песнь, кадил бряцанье,
Нагар мигающей свечи
И в складках гробовой парчи
Лучей печальное мерцанье —

Последний дар тоски мирской…
А в мертвом лике — созерцанье
И все постигнувший покой.

Искушенье

Душа, подобно легкой серне,
Гонимой сворой лютых псов,
Бежит от темных голосов,
Зовущих вновь к пьянящей скверне,

К влекущим радостям низов…
А ей, как тихий зов к вечерне,
Иной, нездешний слышен зов.

«Пока, упорные Сизифы…»

Пока, упорные Сизифы,
Здесь с камнем жизни бьемся мы,
Там, на скрижалях синей тьмы,
Горят светил иероглифы;

И мы, вникая в их слова,
Читаем радостные мифы
О высшей правде Божества.

«Я не комок бездушной глины…»

Я не комок бездушной глины, —
Я сам ваятель: жизнь свою
Творю я сам и создаю
Себе то радость, то кручины

Своею собственной рукой —
Хозяин полный и единый
Мне Богом данной мастерской.

«Янтарно-желтая оса…»

Янтарно-желтая оса
Над золотистой медуницей
Поет задумчивой цевницей;
И песню светлую роса,

Истаяв трепетным алмазом,
С земли уносит в небеса
О счастье радостным рассказом.

«Запад алеет сквозь рощу прозрачную…»

Запад алеет сквозь рощу прозрачную,
И розовеют поля.
Словно стыдливо готовит земля
Юному маю постель новобрачную.
Чую я светлого мая прилет:
Чувства моложе, мечты дерзновеннее.
Страстной истомы волненье весеннее
Сердце безумное пьет.

«В костре трещат сухие сучья…»

В костре трещат сухие сучья,
Багровый свет дрожит во тьме,
И ткется мысль, как ткань паучья:
Виденья странные в уме,
А в сердце странные созвучья.

Первобытность

Майский воздух так прозрачен,
Вешний мир так юн и свеж,
Точно не был встарь утрачен
Райских пажитей рубеж.

Как на утре первозданном,
Краски в радужной игре;
Весь в бреду благоуханном
Сад томится на заре.

И в лучах звезды восточной,
Чуя жизненный рассвет,
Веет страстью непорочной
Яблонь чистый первоцвет.

В общей радости безлюдной
Безотчетно одинок,
Я иду в тревоге чудной
На алеющий восток.

В сердце зов тоски блаженной,
Словно зреющую новь
В нем зажгла зарей нетленной
Первозданная любовь.

Снится мне сегодня странно
В одиночестве моем
Близость светлой и желанной,
Ощутимой здесь во всем.

И с надеждой близкой встречи
На заре легко идти.
Цветом яблони мне плечи
Осыпают по пути.

Так под райские напевы
По ликующим садам
Шел в предчувствованьи Евы
Первосозданный Адам.

Троицын день

Колоколов гудящий зов
Плывет в ликующем прибое…
Как это утро голубое,
Твой взор глубок и бирюзов,

И ароматная березка
У древних темных образов —
Твоя задумчивая тезка.

«Свод листвы роскошней малахита…»

Свод листвы роскошней малахита,
Ярче бронзы светится кора,
А трава богаче перевита,
Чем узор молельного ковра.

Это — храм. В его тиши охранной —
Близ Творца творение и тварь:
Каждый странник может невозбранно
Здесь воздвигнуть свой простой алтарь.

И, забыв, как праздную тревогу,
Вечный спор о Ликах Божества,
Своему Неведомому Богу
Принести бесстрашные слова[54].

«Гамак в тени, а вкруг повсюду…»

Гамак в тени, а вкруг повсюду
И свет и блеск и полдня хмель:
Кружась, жужжит тяжелый шмель…
И, усыпляющему гуду

Без дум внемля, дремлю слегка,
Как дремлет, выйдя на запруду,
В разливе леностном река.

Погибшая песня

Луны лукавые лучи
В душе по бархату печали
Всю ночь желанной ложью ткали
Мечты в узор цветной парчи,

И сердце пело им ответом…
Но песня канула в ночи,
А ночь растаяла с рассветом.

«Твердя, что мы, прожив наш век…»

Твердя, что мы, прожив наш век,
Уничтожаемся бесследно, —
Ты, горделивый человек,
Беднее гусеницы бедной.

Червяк пред смертью вьет кокон
Как ложе сна, и грезит жадно,
Что, пресмыкающийся, он
Проснется бабочкой нарядной.

В замке

Букеты роз цветут на пяльцах,
А за окном гудит метель;
И песнь прохожий менестрель
Поет о рыцарях-скитальцах.

Все в замке спит… Трещит камин…
Иголка медлит в тонких пальцах…
А в сердце — странник-паладин.

«В угаре жизни год за годом…»

В угаре жизни год за годом
Я брал, бросал и вновь искал,
И, осушая свой бокал,
Пил горький опыт мимоходом.

Я — мудр, но ноша тяжела,
И никну я, как лишним медом
Отягощенная пчела.

«В ночи, прислушиваясь к звуку…»