Альберт Мифтахутдинов - Спроси заклинателей духов

• Название: Спроси заклинателей духов
• Автор: Альберт Мифтахутдинов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1982

И в новой книге писатель Альберт Мифтахутдинов остается верен северной теме. Герои его произведений — «Перегон лошадей к устью реки Убиенки», «Орден Костяной Пластинки», «Запах мимозы», «Спроси заклинателей духов», «Отражение в реке» и других — живут и работают на Чукотке. Это полярники, летчики, геологи, моряки, охотники, оленеводы. Но где бы они ни трудились, в какие бы жизненные ситуации ни попадали, их объединяет полярный кодекс чести, ответственность за себя, за товарища, за общее дело.

Книга проникнута, лиризмом, мягким юмором, доскональным знанием северного быта. Читатель откроет для себя особый мир современника — человека, живущего в полярных широтах, «на краю земли», но в гуще проблем сегодняшнего дня.

---

Тот оторопело смотрит на него, молчит. Потом, подумав, рявкает:

— Мам-Бе!

И ныряет в свой полог. Мы, как всегда, устраиваемся с Володей в палатке, тщательно заделывая все щели от комаров.

— Если промимим, — отвечаю я Володе, — то до ближайшего села нам еще плыть сто пятьдесят километров…

11

Кругом была тайга и желтый свет бабьего лета, когда жалеешь о быстротечности дней.

Олег Куваев. Дом для бродяг

Такого сильного течения мы еще не встречали на этой реке.

— Держи ближе к берегу! — кричит Володя. — Скоро протока!

Показались скалы. Где-то тут должен быть прижим и, не доходя полукилометра, станция в глубине протоки.

— Дай ракету, — говорю Володе.

Он стреляет. Я стреляю из ружья.

В ответ тишина. Мы несемся на большой скорости. Но все же успеваем свернуть в протоку. Вылезаем из лодки. Завидев нас, небольшой лось пересекает протоку и уходит в лес. Весь берег в лосиных следах. Протока мелка, судя по всему, глухая. Значит, тут станции быть не может. Да и лось не вел бы себя столь спокойно, если б рядом были люди, жилье, собаки. Он бы тут не крутился.

Достаем карту и снятый Сережей абрис. Все ясно, мы ошиблись, чуть-чуть не дошли, рядом есть вторая протока. А как туда попасть? Если мы выйдем на течение, нас отнесет. Что ж, надо попытаться.

Мы прыгаем в лодки и тихо выгребаем, но река выносит нас на середину, сильное течение тянет в прижимы, к скалам.

Вот и протока. Лодку уносит вниз, и вдруг мы ясно видим антенны радиостанции и два домика. Ура!

Грести против течения — каторга. Выбрасываемся на берег и тянем лодку бечевой. Сережа успел зацепиться чуть раньше. Входим в протоку и шлепаем по воде, пока позволяет глубина. Но вот приходится снова садиться и грести против течения.

На веслах Володя. Он гребет отчаянно, со всей силой страсти и внезапно нахлынувшего энтузиазма. Но река сильна.

Еще рывок! — и правая резиновая уключина лодки вырвана с корнем…

Да… Это трагедия. Теперь нам не только не выгрести, но неизвестно, как сплавляться дальше.

Мы уныло цепляемся за ветки, привязываем лодку к иве, поднимаемся на склон и сквозь заросли кустарника и высокую траву идем к домикам.

Встречают нас два человека и четыре собаки. Собаки красивые, лохматые, черные с белым, удивительно чистые. Они похожи друг на друга, видно, из одного помета.

Люди приглашают нас в дом.

В коридоре банка с дымящей травой — от комарья. В комнате полумрак, прохладно, одно окно. Здесь же радиостанция. В соседней комнате — спальня.

Начальник метеостанции — Михаил Страузов. Он давно здесь. Его молодой напарник Никита Малеев — радист-метеоролог, приехал в прошлом году после окончания гидрометеоучилища в Новосибирске.

Угощают нас ухой. Вместо хлеба — стопка блинов.

По стенам развешаны маленькие кусочки бересты — это картины. Никита Малеев тушью пишет на бересте репродукции из журнала «Охота и охотничье хозяйство». Выходит у него очень недурно.

На книжной полке чучела двух леммингов, сражающихся на шпагах.

— Тоже твоя работа?

— Нет, — смеется он. — Это Геннадий Короленко делал, зоолог со стационара. Были у них?

— Да. Они должны были предупредить вас по радио о нашем визите.

— Сегодня непрохождение. Ничего не слышно…

Два обитателя метеостанции Усть-Олой выполняют работу за пятерых. По штату положено пять сотрудников, но недостающих трех не найти, никто в глубинку ехать не хочет.

— Вот, — показал рукой за дверь Михаил Страузов, как бы приглашая выйти и посмотреть, — стоим почти на самом Полярном круге.

Сережа Бурасовский вышел, спустился к реке, к своей лодке, и вернулся с полиэтиленовой флягой.

— Сохранил НЗ, — сказал он. — Давайте за встречу на Полярном круге, за знакомство.

Мы разлили по кружкам, хватило и на второй тост.

— Поживите у нас немного, чего торопиться, — предложил Михаил. — Если надо чего — не стесняйтесь.

— Да вот ребятам сигарет бы, — догадался я.

— У нас их тут еще с прошлой смены осталось две тысячи, а мы какие курцы? — махнул рукой Михаил.

Никита принес несколько пачек «Авроры».

— А завтра в дорогу еще дам.

…После обеда Михаил съездил на моторке за нашей лодкой, отбуксировал ее к причалу.

— Этому горю помочь можно, — сказал он. — Никита, посмотри-ка на бане, там у нас лежала порванная лодка.

Через пять минут вернулся Никита с уключиной на большом куске резины:

— Подойдет?

Мы не поверили своим глазам. Бывает же такое везенье!

Освободив лодку от груза, мы подняли ее и понесли к дому ремонтировать. Через полтора часа все было сделано. В яркой зеленой траве осталась лежать до утра обновленная «Санта Маруся» с черным пятном на оранжевом боку.

— Завтра узнаем, какие мы мастера.

— А баня-то хоть настоящая? Функционирует? — спросил Володя.

— Еще бы! Только воды надо натаскать. Посмотрите — баня из лиственницы! — показывал свое хозяйство Миша Страузов.

Мы тут же объявили воскресник и ринулись к бане. Стали в цепочку — и пошло ведро от реки в кадку. Здоровую металлическую цистерну загрузили водой на всех — и весело загудела печь, согревая камни.

— Пар будет что надо!

Баня удалась на славу. Одного только не учли — как одеваться в предбаннике, полном комаров? Выход был один — стремительный кросс нагишом к дому. Но как бы ты быстро ни бежал, ни кричал и ни размахивал одеждой, комары успевали свести с тобой последние счеты, и, вытеревшись насухо, ты обнаруживал, что полотенце в крови.

Распаренные, с густым слоем «дэты» на свежей коже, сидим мы впятером на крылечке, покуриваем, наслаждаемся природой, отдыхаем душой и телом, а рядом у ног четыре прелестных пса — Ляп, Ромка, Светлана и Цирус.

А картины перед нами левитановские — тихая заводь, ивы над водой, дощатый мостик через речку. Кажется, вот сейчас появится на мостике гимназистка тех времен с томиком стихов и заспешит туда, в беседку, где ее давно и нетерпеливо ждет молодой пылкий человек. Вот сейчас на том берегу появится девушка в белом…

И, угадывая мои мысли, Миша Страузов роняет:

— Вот там у мостика недавно появился… Я в него двумя жаканами! Отогнал… Будто он чувствовал, что собак рядом нет, в тайге с Никитой были… и возник… уж он бы тут все проверил!

В комнате затрещал будильник.

— Извините, моя вахта, — поднялся Михаил и ушел в дом.

Вахты здесь через каждые три часа. Каждые три часа надо выходить в эфир. Чтобы не проспать сеанс, в каждой комнате установлено по нескольку будильников, все они начинают верещать в одно и то же время, синхронно. Но если и это не поможет и дежурный радист будет спать, то включится аварийная сирена: станция должна жить и работать в любое время.

Вспоминается песня и верные слова: «Ведь кто-то должен на земле дежурить…»

Я обратил внимание на топор (без топорища), подвешенный на стене рядом с рацией.

— Когда за день на хозработах намотаешься, рука не чувствует ключа, он же легкий. Подвешиваю к кисти топор, все-таки тяжесть, можно ключом работать, ощущать его. А иначе твой почерк не узнают в эфире. Нам, радистам, вообще-то запрещено больше двадцати килограммов поднимать, чтобы не испортить руку. Ну да разве в тайге за этим следишь?

— Как Никита, прижился здесь?

— Ему здесь нравится, — отвечает Михаил, — разговоров об отъезде не было, наоборот, просится еще на год. Хорошо тут, если привыкнешь и станешь понимать лес и вообще… все.

— Но ведь ни почты, ни людей, ни самолетов весь год, кроме лета! Это же очень трудно.

— Живем! — смеется Страузов.

— Я бы никогда не согласился жить здесь, — говорит Сергей. — Я не признаю такой романтики. Сколько ты получаешь? Ну вот, и даже денежно не шибко-то стимулируются твои труды! Иди на прииск, вон на соседний. Отмолотил за рычагами двенадцать часов — и гуляй. В конце месяца в ведомости больше, чем у министра.

— Не хочу, — вздыхает Михаил.

— Ну и зря, — настаивает на своем Сергей.

— Замолчи, — урезонивает Володя Сергея. — У каждого свой путь, и не лезь ты, ради бога, со своим уставом в чужой монастырь. Я, например, понимаю Михаила и Гену Короленко тоже.

— А я нет! — не унимается Сергей. — Ни кино, ни театров, ни ресторана, ни женщин, с которыми можно пройти по проспекту, ни жены, в конце концов, ни сходить в гости, ничего! Что же есть? Что?!

— Останься на зиму, — отвечаю я Сергею, — узнаешь. Не трави людям душу.

Спор приобретает ненужный оттенок. Я Сергея вытаскиваю на улицу. Хорошо, конечно, что он откровенен, но тут такая откровенность вовсе неуместна.