Катарина Хагена - Вкус яблочных зёрен (ЛП)

• Название: Вкус яблочных зёрен (ЛП)
• Автор: Катарина Хагена
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2016

Воспоминания о летних каникулах у бабушки радужны и волшебны, а истории, рассказанные тётками таинственны. Катарина Хагена рассказывает о женщинах одной семьи, переплетая судьбы трёх поколении. Роман о забвении и о памяти, волнующий, восхитительно забавный, и в то же время мудрый. Когда Беттина умерла, её дом достался по наследству Ирис. Спустя столько лет, Ирис снова оказывается в старом дома своей бабушки, где она проводила летние каникулы и играла со своей двоюродной сестрой в переодевания. Она блуждает по комнатам и саду, по миру, где время остановилось. В этом мире красная смородина становится белой за ночь, слёзы можно законсервировать, деревья цветут дважды, деревни исчезают, а женщины высекают из кончиков пальцев искры. За это время сад одичал. После своего падения с яблони Беттина сначала стала рассеянной, потом забывчивой и напоследок она уже не узнавала ничего и никого, даже своих собственных трех дочерей. Ирис прожила целую неделю одна в дома. Она не знает, хочет ли оставить себе этот дом. Она купается в Черном озере, принимает гостей, целует брата бывшей подруги и перекрашивает стены. Блуждая из комнаты в комнату, она отыскивает на ощупь воспоминания, которые забыла: Чем на самом деле занимался дедушка, прежде чем ушел на войну? Какие мужчины любили дочерей Беттины? Кто ел яблоки прямо с зёрнышками? Наконец-то Ирис вспоминает ту ночь, когда с её двоюродной сестрой Розмари случилось несчастье: что делала Розмари на крыше зимнего сада? Хотела ли она ещё что то сказать ей, Ирис? Ирис догадывается, что существуют различные формы забвения и воспоминание лишь одна из них.

---

были мокрыми от росы, и кромка одежды тоже. Здесь траву не косили уже некоторое время.

Безусловно, не дольше, чем четыре или пять недель. Я пила чай с молоком господина

Лексова и рассматривала старые яблони, думая о моей бабушке Берте.

После того, как в один осенний день во время сбора яблок, она упала с дерева, ничего

больше не было, как раньше. Конечно, сначала этого никто не почувствовал, а Берта сама

меньше всего. Но с тех пор у неё часто болело бедро, и она неожиданно вспоминала, брала

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

ли свои таблетки для бедра или нет. Бабушка снова и снова спрашивала Хиннерка о том,

взяла ли она их или нет. Хиннерк становился нетерпеливым и раздражённо отвечал. Берта

пугалась этой резкости, когда действительно не знала и могла бы поклясться, что ещё его не

спрашивала. Так как Хиннерк всегда закатывал глаза, когда Берта спрашивала, то больше

она не беспокоила его, но становилась неуверенной во многих вещах. Бабушка не могла

найти свои очки, свою сумочку или ключ от дома, и перепутывала даты. Также неожиданно

она забыла имя секретаря Хиннерка, который уже больше 30 лет работал в канцелярии. Всё

это делало её только нервозной, а иногда озабоченной. Наконец, Берта заметила, что ей

становится всё хуже. Но рядом никого не было, кто помог бы ей или с кем она могла бы

поговорить о том, что её жизнь, не только современная, но и более ранняя, действительно

погружались в небытие. И бабушка очень сильно испугалась. Этот страх привёл к тому, что

она часто плакала. Утром Берта лежала в кровати с сердцебиением и просто не хотела

вставать. Хиннерк начинал стыдить её и тихим голосом ругать. Она больше не готовила ему

завтрак, так как дорога от кухни к столовой была длинной. Поэтому когда один находился в

комнате, то больше не знал, что хотел бы получить от другого. Хиннерк привык

самостоятельно наливать себе бокал молока, который он всегда выпивал утром, и покупал

булочку с изюмом у пекаря напротив канцелярии. Собственно, дедушка не должен был

работать, но ему было неприятно находиться с Бертой и слушать как звучат её неуверенные

шаги по дому. Как беспокойный дух, бабушка бродила вверх-вниз по лестнице, шумела в

шкафах, копалась в старых вещах, складывала и оставляла их. При этом она иногда попадала

в спальню, снова и снова надевая другую одежду. Если Берта находилась в саду, то

бросалась к приезжим, которые проходили мимо двора. Она приветствовала их бурными и в

то же время незаконченными предложениями, так если бы вы день ото дня были тесно

дружны годами.

— О, там мой лучший мужчина, — кричала она возле живой изгороди боярышника.

Гуляющий испуганно поворачивался, чтобы посмотреть, что действительно значит сияющая

улыбка этой не молодой дамы. Неразбериха Берты была неприятна Хиннерку. Честно говоря,

это была не болезнь с болями и медикаментами. Эта болезнь переполняла его гневом и

стыдом.

Моя мать жила очень далеко. Инга была в городе и очень занята фотографией. Харриет

парила, так или иначе, над вещами. Она всегда проходила какие-нибудь фазы и имела к

каждой фазе нового мужчину. Это делало Хиннерка ещё свирепее, чем всё другое. Таким

образом, время от времени он звонил моей матери и ругал Берту, однако ничего не

раскрывал о своём растущем беспокойстве. Инга первая заметила, что Берта нуждалась в

помощи. Но то, что Хиннерк тоже нуждался в помощи, мы заметили только тогда, когда

стало слишком поздно. Еда заказывалась на вынос. Если Берта обедала, то она не хотела,

чтобы пятна оставались на скатерти. Если это случалось, бабушка вскакивала и искала

тряпку, но чаще всего больше не возвращалась обратно к столу. И если всё же приходила, то

не с тряпкой, а с горшком, пакетом рисовой молочной каши или женским чулком. Если она

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

считала, что мои рукава были слишком длинными, беспокоясь, что они могли бы попасть в

еду, то говорила:

— Один должен вернуться, иначе это обожжёт.

Мы понимали, что она подразумевала, и нам засучивали рукава. Позже больше это не

удавалось. Тогда Берта становилась сердитой, вставала или уходила в себя и беззвучно

плакала.

Одна из сестер общины — Теде Готтфрид приходила три дня в неделю убирать и

наводить порядок, а также ходить за покупками и гулять. Берта тоже начинала и убегала.

Она шла на улицу, терялась и больше не могла найти дорогу обратно в дом, где выросла.

Ежедневно Хиннерк должен был её искать. Однако, по большей части, бабушка была только

где-нибудь в доме или в саду, но и то, и другое было настолько велико, что приходилось

долго искать. В деревне её знал почти каждый, поэтому раньше или позже она снова

сопровождалась кем-нибудь домой. Тем не менее, однажды Берта притащила велосипед,

который ей не принадлежал. В другой раз убежала ночью. Однако машина успела

затормозить. Она начала мочиться под себя, мыла руки в смыве унитаза и бросала снова и

снова маленькие вещи в туалет: конверты, резиновую тесьму, испорченные кнопки и

сорняки. Сто раз в день бабушка обшаривала свои карманы в поисках носового платка. Если

там ничего не было, то приходила в отчаяние, ведь несколько минут раньше она вытаскивала

его наружу и засовывала в другой карман. Берта не знала, что происходило с ней, и никто об

этом не говорил. В то же время, она не могла ничего другого, как всё-таки это знать. Иногда

бабушка спрашивала моих тёть или мою мать, когда они навещали её, с шёпотом и страхом

на лице: "Что будет?" или "Это теперь так и останется?", "Но раньше это было не так, там у

меня было всё, а теперь у меня нет ничего". За день Берта неоднократно плакала. Она стала

пугливой, и холодный пот выступал у неё снова и снова на лбу. Её внутреннее возбуждение

ослабевало во внезапном вскакивании и уходе, маленьких рывках и беспокойных прогулках

через большой пустой дом. Мои тёти пытались успокоить её, и говорили, что это такой

возраст. В принципе, у нее было всё очень хорошо. И хотя она была у врача на лечении,

слово "болезнь" при Берте не произносилось.

Хиннерк был старше на шесть лет, чем Берта. Когда он получил инфаркт сердца в 75,

собственно, ещё было слишком рано для приступа, потому что он был в принципе здоров.

Врачи намекали, что это могло быть не первым инфарктом. Но кто бы другой всё заметил?

Две недели Хиннерк лежал в больнице, и моя мать ездила к нему. Она держала его руку, и он

боялся, зная, что это будет концом. Во второй половине дня дедушка только произнёс имя

моей матери с такой нежностью, на какую был способен, но показывал так редко, и умер.

Тем временем мои тёти оставались у Берты. Они были опечалены и сердиты, что не могут

попрощаться. Ведь у Хиннерка была любимая дочь, а сёстры получили слишком мало от

него. Конечно, прежде всего, слишком мало любви. Теперь остались только лишь обломки

моей бабушки, и моя мать могла снова сбежать на юг от этого потрясения, где её ждали

верный муж и дочь, предлагая утешение и поддержку. Скорбь и гнев позволяли им говорить

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

ужасные вещи моей матери. Они упрекали её и давили на ответственностью перед матерью.

Моя бабушка присутствовала при этом и плакала, не понимая, о чём шла речь. Но она

слышала горечь и разочарованную любовь, которая изливалась в голосах её дочерей. В

течение всего времени, пока Берта была ещё жива, а это было 14 лет, Криста имела очень

напряжённые отношения со своими сёстрами. После каждого звонка и перед каждым

посещением она не могла спать ночи напролёт. Когда мои тёти через два года после смерти

Розмари решили устроить Берту в доме, Кристу насмешливо спрашивали: "Хочет ли она

сейчас принять свою мать?" Инга и Харриет в течение долгого периода времени были

достаточно огорчены. В последнее время три сестры снова осторожно сближались. Они были

тремя сёстрами, и им было больше пятидесяти. Они похоронили много сновидений, Розмари,