Николай Лейкин - Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно]

• Название: Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно]
• Автор: Николай Лейкин
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04183-8

Н.А. Лейкин — русский писатель, издатель петербургского юмористического еженедельника «Осколки», в котором под псевдонимом А.Чехонте печатался А.П. Чехов. Его книга «Наши за границей» — юмористическое описание поездки купеческой четы Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно — выдержала до революции 27 изданий и была в свое время очень любима читателями. С течением времени эта история, полная забавных приключений и веселых недоразумений, стала еще смешнее и актуальнее.

---

Старик заговорил что-то с извозчиком, потом обратился к Николаю Ивановичу на французском языке, что-то очертил ему пальцем на своей ладони, но Николай Иванович ничего не понял, плюнул, достал две пятифранковые монеты и, подавая их извозчику, сказал по-русски:

— Трех рублей ни за что не дам, хоть ты разорвись. Вот тебе два целковых, и проваливай… Алле… Вон… Алле… — махал он рукою, отгоняя извозчика.

Извозчик просил всего только восемь франков и, получив десять и видя, что его гонят прочь, не желая взять сдачи, просто недоумевал. Наконец он улыбнулся, наскоро снял шляпу, сказал: «Merci, monsieur» — и, стегнув лошадь, отъехал от подъезда. Старик дивился щедрости путешественника, пожимал плечами и бормотал по-французски:

— О, русские! Я знаю этих русских! Они любят горячиться, но это самый щедрый народ!

Николай Иванович, принимая пятифранковые монеты за серебряные рубли и в простоте душевной думая, что он выторговал у извозчика рубль двадцать копеек, поднимался в свою комнату наверх, следуя за прислугой, несшей его багаж, уже в несколько успокоившемся состоянии и говорил сам с собой:

— Два рубля… И два-то рубля ужасти как дорого за такую езду. Ведь, в сущности, все по одному и тому же месту путались, а больших концов не делали.

Глафиру Семеновну он застал заказывающей кофе. Перед ней стоял в рваном пиджаке, в войлочных туфлях и в четырехугольном колпаке из белой писчей бумаги какой-то молодой малый с эспаньолкой на глупом лице и говорил:

— Madame veut café au lait… Oui, oui…

— Я кофе заказываю, — сказала Глафира Семеновна мужу. — Надо же чего-нибудь выпить.

— Да, да… Кофей отлично… — отвечал Николай Иванович. — Ты, брат, и масла приволоки, и булок, — обратился он к слуге. — Глаша! Переведи ему.

— Пян и бер… — сказала Глафира Семеновна. — И побольше. Боку…

— Пян бер… — повторил Николай Иванович.

— Oui, oui, monsieur… Un déjeuner…

— Да, да… мне и жене… Ну, живо…

Слуга побежал исполнять требуемое.

Кофей и паспорт

Когда Николай Иванович и Глафира Семеновна умылись, поспел и кофе. Тот же слуга в потертом пиджаке и четырехугольном бумажном колпаке внес поднос с кофейником, молочником и булками. Прежде всего Николая Ивановича поразили громадные чашки для кофе, превосходящие по своим размерам даже суповые чашки. При них находились так называемые десертные ложки. Николай Иванович как увидел чашки и ложки, так и воскликнул:

— Батюшки! Чашки-то какие! Да ты бы еще, молодец, ведра с уполовниками принес! Кто же в таких чашках кофей пьет! Уж прачки на что до кофеища охотницы, а такую чашку кофею, я полагаю, ни одна прачка не вытянет.

Слуга стоял, кланялся и глупо улыбался.

— Глаша! Переведи ему, — обратился Николай Иванович к жене.

— Да как же я переведу-то? — отвечала Глафира Семеновна в замешательстве. — Ты такие слова говоришь, которых я по-французски и не знаю. Ле тас тре гран, — указала она слуге на чашки. — Пуркуа гран?

— Oh, madame, c’est toujours comme ca. Vous avez demandé café au lait.

— Говорит, что такие чашки нужно, — перевела Глафира Семеновна. — Верно, уж у них такой обычай, верно, уж кофейная страна.

— Ты ему про прачку-то скажи.

— Я не знаю, как прачка по-французски.

— Как не знаешь? Ведь комнатные слова ты все знаешь, а прачка — комнатное слово.

— Ну вот, поди ж ты — забыла.

— Так как же мы стирать-то будем? Ведь белье придется в стирку отдавать.

— Ну, тогда я в словаре посмотрю. Наливай же себе кофею и пей. Чего ты над чашкой-то сидишь!

— Как тут пить! Тут надо ложками хлебать, а не пить. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что они нарочно такие купели вместо чашек нам подали, чтобы потом за три порции кофею взять, а то так и за четыре. Вот помяни мое слово, за четыре порции в счет наворотят. Грабеж, чисто грабеж.

— Да пей уж, пей. Ведь на грабеж и за границу поехали.

Слуга все стоял и глупо улыбался.

— Voulez-vous encore quelque chose, monsieur? — спросил он наконец, собираясь уходить.

Николай Иванович понял слово «анкор» и воскликнул:

— Как анкор? Как еще? Ведра с кофеем принес, да еще спрашивает — не подать ли анкор! Сорокаведерную бочку с кофеем нам еще приволочь хочешь, что ли! Иди, иди с Богом! Вишь, как разлакомился! Анкор! Правду купец-то в Кельне на станции говорил, что здесь семь шкур дерут, — отнесся Николай Иванович к жене.

Слуга все еще стоял, глупо улыбался и, наконец, сказал:

— J’aime la langue russe… Oh, que j’aime, quand on parle russe!

— Глаша! Что он торчит? Что ему еще надо?

— Говорит, что очень любит слушать, когда говорят по-русски, — перевела Глафира Семеновна и кивнула слуге, сказав: — Алле…

Тот переминался с ноги на ногу и не шел.

— Votre nom, monsieur, votre carte… — сказал он. — Il faut noter chez nous…

— Что он говорит? Чего еще ему надо, Глаша?

— Спрашивает, как нас зовут.

— А! Паспорт? Сейчас, сейчас… — засуетился Николай Иванович.

— Oh, non, monsieur… Le passeport ce n’est pas nécessaire. Seulement vorte nom, votre carte.

— Говорит, что паспорт не надо. Просит только твою карточку.

— Как не надо! Вздор… Пускай уж заодно берет. Ведь прописаться же в участке надо. Ведь не на один день приехали. Вот паспорт… — выложил Николай Иванович на стол свою паспортную книжку.

Слуга отстранил ее рукой и стоял на своем, что паспорта не надо, а надо только карточку.

— Seulement une carte… une carte de visite… — пояснял он.

— Дай ему свою визитную карточку. Говорит, что паспорта не надо. Верно, здесь не прописываются.

— Как возможно, чтобы не прописывались. Где же это видано, чтобы не прописываться в чужом месте! Почем они нас знают! А вдруг мы беспаспортные! Вот, брат, бери паспорт… — протянул слуге Николай Иванович книжку.

— Pas passeport… Seulement la carte… — упрямился слуга.

— Да что ты его задерживаешь-то! Ну, дай ему свою карточку. Ведь для чего же нибудь ты велел сделать свои карточки на французском языке.

Николай Иванович пожал плечами и подал карточку. Слуга удалился.

— Глаша, знаешь, что я полагаю? — сказал Николай Иванович по уходе слуги. — Я полагаю, что тут какая-нибудь штука. Где же это видано, чтобы в гостинице паспорта не брать в прописку!

— Какая штука?

— А вот какая. Не хотят ли они отжилить наш багаж, наши вещи? Мы уйдем из номера, вещи наши оставим, вернемся, а они нам скажут: да вы у нас в гостинице не прописаны, стало быть, вовсе и не останавливались, и никаких ваших вещей у нас нет.

— Да что ты! Выдумаешь тоже…

— Отчего же они паспорт не взяли в прописку? Паспорт в гостиницах прежде всего! Нет, я внизу во что бы то ни стало всучу его хозяйке. Паспорт прописан, так всякому спокойнее. Ты сейчас и в полицию жаловаться можешь, и всякая штука…

Глафира Семеновна между тем напилась уже кофею и переодевалась.

— Ты смотри, Глаша, все самое лучшее на себя надевай, — говорил Николай Иванович жене. — Здесь, брат, Париж, здесь первые модницы, первые франтихи, отсюда моды-то к нам идут, так уж надо не ударить в грязь лицом. А то что за радость, за кухарку какую-нибудь примут! Паспорта нашего не взяли, стало быть, не знают, что мы купцы. Да здесь, я думаю, и кухарки-то по последней моде одеты ходят.

— Да ведь мы на выставку сейчас поедем… Вот ежели бы в театр… — пробовала возразить Глафира Семеновна.

— Так на выставке-то, по всем вероятиям, все как разряжены! Ведь выставка, а не что другое. Нет, уж ты новое шелковое платье надень, бархатное пальто, визитную шляпку и бриллиантовую брошку и бриллиантовые браслетки.

— Зачем же это?

— Надевай, тебе говорят, а то за кухарку примут. В модный город, откуда всякие наряды идут, приехали, да вдруг в тряпки одеться! Все лучшее надень. А главное, бриллианты. Да и спокойнее оно будет, ежели бриллианты-то на себе. А то, вон видишь, паспорта даже в прописку не взяли, так как тут бриллианты-то в номере оставлять! У тебя бриллиантов с собой больше чем на четыре тысячи.

— Вот разве только из-за этого…

— Надевай, надевай… Я дело говорю.

Через четверть часа Глафира Семеновна оделась.

— Ну вот, так хорошо. Теперь никто не скажет, что кухарка, — сказал Николай Иванович. — Вот и я бриллиантовый перстень на палец надену. Совсем готова?

— Совсем. На выставку поедем?

— Конечно же прямо на выставку. Как выставка-то по-французски? Как извозчика-то нанимать?

— Алекспозисион.

— Алекспозисион, алекспозисион. Ну, тронемся…

Николай Иванович и Глафира Семеновна сошли с лестницы. Внизу Николай Иванович опять всячески старался всучить свой паспорт в прописку, обращаясь уже на этот раз к хозяину и хозяйке гостиницы, но те также наотрез отказались взять: «Се n’est pas nеcessaire, monsieur».

— Нет, уж ты что ни говори, а тут какая-нибудь штука да есть, что они паспорта от нас не берут! — воскликнул Николай Иванович, выходя из подъезда на улицу, и прибавил: — Нужно держать ухо востро.