Анна Йокаи - Что с вами, дорогая Киш?

• Название: Что с вами, дорогая Киш?
• Автор: Анна Йокаи
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002359-9

Рассказы Анны Йокаи — современной венгерской писательницы — привлекают богатым материалом, почерпнутым из повседневной жизни.

Как не растерять человечность в суете повседневности? Как прожить в соответствии с нравственными принципами? Как добиться желанной гармонии? Эти вопросы задает себе и читателям автор.

---

— О противнях я уж и не говорю! Что можно испечь на таких противнях! И вся эта стеклянная посуда в комнате, эти гадкие трубки! Можно ли тащить всякую дрянь в дом, в приличную квартиру?

— К завтрашнему дню я достану денег, — сказала Ирма убитым голосом, — возьму у кого-нибудь в долг на эти четыре дня.

В самом деле, куда девалась премия? Кати обещала все записать.

— Где мои черные туфли? — спросил Балаж из-за закрытой двери.

Ирма совсем потерялась от страха.

— Будь добр, включи пока масляное отопление, — попросила она. — Мы еще не кончили.

— Одним словом, двести форинтов. — Супруга покойного доктора Собослаи опять опустилась на диванные подушки. — Вам еще повезло, что я взялась за ваше хозяйство. Вообразите, что было бы, окажись на моем месте какая-нибудь деревенская телка.

«Господи, хоть бы уж мне отсюда выбраться, — думала Ирма. Она задыхалась в этом пару. — А ошибка допущена, очевидно, в первой фазе. Хотя при таком ясном, на всех стадиях четко протекающем распаде…»

Балаж выругался — выругался вполне вульгарно, искренне, — и она машинально бросилась в переднюю.

Балаж стоял на пороге чулана, по его пижаме, прямо на ковер, ручьями стекало выбившееся из баллона масло.

Собослаи тактично отступила на кухню. Не хватало еще, чтобы галеты в сметане «прихватило» газолином!

Балаж проклинал тот час, когда родился на свет, а масло все булькало. Ирма прислонилась к двери. Она даже не замечала, что плачет, и слышала только, как поскрипывает дверной косяк от ее судорожно вжимавшегося тела.

Только что вошедшая с улицы Кати повесила на дверную ручку нейлоновую сумку. Подвернула рукава жакетки.

— Тряпку! — прикрикнула она на мать. — Сейчас не время плакать, мамусь.

Выскочил из комнаты и Рики, быстро отложил учебник по химии.

— Вон туда стань, — бросил он отцу, указывая в угол, — отойди с дороги…

Расставляя пошире ноги, он подошел к баллону, откатил его назад, завернул кран.

— Его сперва надо класть набок. Иначе давление выбивает масло. Закон физики.

— Все испарится! — Кати выкручивала тряпку. — Пол лакированный. А ковер почистим в «Ультре», будет новенький. Да снимай же пижаму, папуль! Только положи отдельно, прямо в ванну!

«Господи, — думала Ирма, понемногу успокаиваясь, — экий же невезучий. И как он сможет говорить о делах в таком-то состоянии».

— Пап, — сказал Рики и обнял отца за плечи, стараясь, однако, не испачкаться. — Ступай-ка да хорошенько помойся. Вот дурачье там, на заводе… налили доверху. Этак любой, хоть и самый ловкий… они доверху налили, понимаешь? Такой баллон только открыл — и хлоп… закон физики.

— Доверху налили, — повторил Балаж и словно ожил. — Ну разумеется. В этом все дело. — Он поглядел на жену. — Да не так-то много и вытекло, могло быть хуже. Вот дурни.

— Подумаешь, несколько капель, — поддержала его Кати. — Иди же мыться, — подтолкнула она отца к ванной, — так ты некрасивый. А ты, мамуль, — повернулась она к матери, — надень костюм с мехом. На улице похолодало.

— Пустяки, — присоединился к сестре Рики. — Чего тут слезы лить? Все ведь о’кей!

Балаж скрылся в ванной комнате.

— Кати, где мои черные туфли?

— О, хорошая примета! — крикнул ему вслед Рики. — Слышишь, папа? Ты слушай! Белочка вбежала, цап-царап, схватила…

— Где его черные туфли? — спросила Ирма и поцеловала пахнувшую газолином шею Кати.

— Во вторник мы отдавали их набойки ставить. А ты положила потом на шкаф, чтобы не забыть купить к ним шнурки.

— И шнурков нет?!

Кати сняла с дверной ручки нейлоновую сумку.

— Я хотела тянучку купить, ну, знаешь, такие длинные, тягучие… вот и вспомнила про шнурки.

— Господи, — воскликнула Ирма и опять расплакалась, — а ведь еще эти двести форинтов, тете Хермине… Куда деньги ушли…

— Ну, мама же! — Кати сердилась уже по-настоящему. Она оттирала промасленные руки газетой. — В воскресенье ты дала двести форинтов тетушке Перец взаймы. Я тогда же и записала.

— В воскресенье? — Теперь Ирма припомнила и сама. И даже другое вспомнила: Юци из лаборатории тоже должна ей, за три недельных абонемента на обед.

— Господи, господи, — повторила она, на этот раз с радостью.

— Все о’кей! — Рики взял под мышку учебник по химии и шагнул к двери. — Не устраивай психологический конфликт из пустяков.

Ирма застыла посреди передней и напряженно смотрела, как Кати, послюнив кончик шнурка, всовывала его в дырку. Лицо матери опять потемнело, Рики понимал: ей стыдно, а это уж хуже всего, потому что бессмысленно. Все равно тут ничего не изменишь.

— Мама! — Он обхватил ее за талию, словно приглашая на танец, и повлек за собою в комнаты. — Ты опоздаешь. А твоя работа — все же главное. И у тебя там так классно все получается…

Кати туфлей шутливо отсалютовала им вслед. Помогла и отцу, вымыла его помазок. Проверила на матери юбку — застегнута ли молния. Чего доброго, опять кто-нибудь в автобусе будет ей застегивать.

Первым вышел Балаж; он отправился в «Саварию» проглядеть утренние газеты — критические статейки «о коллегах». Рики знаком показал: выше голову! Прищелкнул пальцами: буду, мол, «болеть» за тебя.

Но с лестничной площадки отец вернулся.

— Генрих, — промолвил он сурово, — ты все же не забудь закончить тот пример по математике!

Ирма пообещала вечером вымыть Кати голову и слегка взлохматила ей волосы: «Не люблю, когда они у тебя жирные». Мимо кухонной двери прокралась только что не на цыпочках.

— Да не привередничайте. Ешьте, что приготовит!

Дети промолчали. Дверь они заперли на ключ. Рики несколько раз подбросил в воздух учебники, потом сел, ссутулился над своим столиком, ладонями прикрыв уши.

Кати достала блокнот со спиралькой и переводной картинкой на обложке: пряничным домиком. «Секретные заметки». Вписала: «С 10-ти до 11-ти — занятия. С 11-ти до 12-ти — игры». Потом слегка призадумалась, взяла кончик шариковой ручки в рот, но тут же старательно вытерла чернильное пятнышко.

«Наконец-то, — думала Собослаи, — наконец разошлись. Вот уж взбалмошное семейство. Может, они еще и подозревают меня, кто их знает? Будто мне нужны эти их жалкие форинты».

Честь прежде всего, в этом она всегда была особенно щепетильна. Даже когда продавец обсчитывал на десять филлеров, она не ставила этого хозяевам в счет.

— Ну не прелесть ли? — бормотала она, водя по кафелю мокрой тряпкой. — Хорошая работа сразу видна. — Тряпка хлюпала у нее в руке. — Да кто бы другой у них выдержал, в этаком бедламе?

Прибралась она и в ванной комнате. С отвращением выудила из стока щетину от помазка.

Бедняжка Альфонс, ему-то два лакея прислуживали. Но, приняв ванну, он мыл ее за собою сам. И всегда знал, куда что кладет… Порядок. А у этих порядка нет ни в чем. Взять хотя бы жену: уж решила бы, чего хочет. Нет, придет и таращится рыбьими глазами, словно каждое услышанное слово для нее нож острый. А ведь, кажется, куда уж тактичнее!

От кастрюльки распространялся кисловатый сметанный запах, Хермина с наслаждением вдыхала его. Мими Кошваи рассказывала на уик-энде, как готовятся эти дивные крошечные пончики, посыпанные шоколадной крошкой. Возиться нужно три дня, блюдо требует внимания, но зато и стоит того.

Подумаешь, знаменитость, инженерша. А бульон варит в той же кастрюле, в какой молоко кипятит. Что же, ее мозг, возможно, и удалось отшлифовать. Но манеры улицы Карпенштейн[10] пристали к ней намертво. Да и «господин писатель» тоже: как ни таись… но едва сядет за стол да, хлюпая, втянет суп — тут-то себя и выдаст.

Взяв веник с длинной ручкой, она пошла в комнаты. Рики и Кати подобрали на диван ноги. Они завороженно следили за тем, как она, оглядев ковер, нацеливалась на какую-нибудь соринку позаметнее и, прямая как палка, начинала рывками сметать ее.

— Из двадцати четырех состязаний за границей я выиграла двадцать два, — поведала она детям. — Вот придете как-нибудь ко мне, я покажу вам медали. И дивные кубки…

— Серебряные? — спросила Кати.

— Чистого серебра… их у меня целый шкаф, под стеклом стоят…

— А вы их продайте. Правда, почему вы их не продадите? — Кати что-то быстро писала в блокноте. — За кило две тысячи… Ну, допустим, лет пять вы еще проживете, а скарба этого наберется у вас килограммов двадцать, — вот как раз вам и хватит… и не приходилось бы на нас трудиться, эти тяжелые сумки таскать.

— Ты маленькая бесстыдница, — объявила супруга доктора Собослаи, — твоей матери следовало бы получше тебя воспитывать. Разумеется, если бы сама она получила воспитание.

За двадцать минут она покончила с уборкой всех трех комнат.

«Этим неряхам и так сойдет… Думают, я позволю над собой измываться».

Ровно в двенадцать она приступила к обеду. Дважды позвала детей: они, конечно, невежи, но есть им все-таки надо, а тут все витаминное, вкусное. Наконец отозвался Рики: «Пожалуйста, пообедайте одна, тетя Хермина».