Иван Серов - Записки из чемодана

• Название: Записки из чемодана
• Автор: Иван Серов
• Издательство: Просвещение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-09-042156-0

Иван Александрович Серов (1905–1990) — монументальная фигура нашей новейшей истории, один из руководителей НКВД-МВД СССР в 1941–1953 гг., первый председатель КГБ СССР в 1954–1958 гг., начальник ГРУ ГШ в 1958–1963 гг., генерал армии, Герой Советского Союза, едва ли не самый могущественный и информированный человек своего времени. Волею судеб он оказался вовлечен в важнейшие события 1940-1960-х годов, в прямом смысле являясь одним из их творцов.

Между тем современные историки рисуют портрет Серова преимущественно мрачными, негативными красками. Его реальные заслуги и успехи почти неизвестны обществу, а в большинстве исследований он предстает узколобым палачом-сталинистом, способным лишь на жестокие расправы.

Публикуемые сегодня дневники впервые раскрывают масштаб личности Ивана Серова. Издание снабжено комментариями и примечаниями известного публициста, депутата Госдумы, члена Центрального Совета Российского военно-исторического общества Александра Хинштейна.

Уникальность книге добавляют неизвестные до сегодняшнего дня фотографии и документы из личного архива И. А. Серова.

---

В большинстве случаев они ездили со Старченко*, это зампред Совмина, товарищ весом 130 кг, но по содержанию — хороший, скромный работник.

Хрущев рассказал, что на Украине Каганович — секретарь ЦК, т. е. на первых ролях, а Хрущев — председатель Совета Министров, сменивший Корниевца (правильно: Корнийца. — Прим. ред.). Видно было, что он недоволен второй ролью и поносил Кагановича, называя нахалом и другими именами[351].

Через несколько дней я сказал Хрущеву, что собираюсь в Тюрингию, он спросил, кто там командующий. Я назвал Чуйкова, тогда он выказал желание туда поехать. Я позвонил Чуйкову. Жизнь в штабах армии уже стабилизировалась, ну и, естественно, Чуйков, располагая возможностями, решил устроить нам обед с размахом человек на 30[352].

Когда мы сели обедать, и я успел скушать первое блюдо, ко мне подошел генерал Бежанов* (начальник опергруппы НКВД в Тюрингии) и доложил, что если мы здесь у них ночуем, то он просит допросить одного немца, которого он подозревает, что был директором сборочного завода ракет ФАУ-2, но Бежанову отказывается признаться в этом.

Ну, после такого сообщения у меня обед вылетел из головы, и я ему сказал: «Привезите его сейчас в соседнюю комнату, и я допрошу». Бежанов отдал распоряжение по телефону, а сам мне рассказал, что он с ним мучается вот уже пятый день, но тот категорически отрицает, заявляя, что он — директор локомобильного завода и никакого понятия о ФАУ-2 не имеет. И добавил: «Может быть, вам он скажет, кто он».

Я спросил, откуда у него данные о том, что он директор ракетного завода. Бежанов ответил, что к нему поступило письмо без подписи, поэтому уверенности нет.

Через несколько минут ввели в комнату верзилу 2-метрового роста, лет 45–46. Я ему предложил сесть, а Бежанову сказал, чтобы он вышел.

Я это сделал умышленно, так как думал, что Бежанов ему за 5 дней надоел, и, кроме того, если немец 5 дней твердил «нет», то и сейчас ему будет трудно занять другую позицию. Бежанов недовольно поднялся и ушел.

Немец понял, что я какой-то начальник, правда, у меня и на погонах было <по> три звезды.

Первым вопросом моим был: «Ну, рассказывайте, кто вы и что вы?» Немец отвечает: «Я — директор локомобильного завода в Бляйхероде», и хотел продолжать версию, что выпускал его завод. Я ему сказал, что этот рассказ меня не интересует, мне о нем докладывал генерал Бежанов. Немец замолчал.

Тогда я ему сказал, что мне все о нем известно, а посему есть предложение: может ли он разыскать специалистов своего завода и в течение двух недель собрать мне из имеющихся запчастей в горе 15 штук ФАУ-2? Если не может, то я найду другого человека.

Когда ему переводчик с большим трудом перевел смысл моего предложения (он не знал технических слов), немец вскочил на ноги, вытянулся по-военному и, щелкнув каблуками, громко сказал: «Яволь!», т. е. «Точно!». «Согласен!» или что-то в этом роде.

Я внутренне удивился столь быстрому обороту дел, но подумал, что немец есть немец, его сбило мое дополнение, что найду другого, и он пошел сразу на все.

Я сказа! переводчику, чтобы позвал генерала Бежанова. Когда тот вошел, я ему сказал, а переводчику сказал, моргнул: «Переводи!»:

«Завтра утром, — показывая на немца, — освободить из тюрьмы, дать автомашину, сотрудника в гражданской форме, владеющего немецким языком, и помочь ему разыскать нужных людей для работы на заводе». Когда переводчик переводил, немец кивал головой. Тут же сказал, чтобы ему дали особнячок.

Затем, когда я сказал, что он должен за две недели собрать 15 ракет, то он встал и начал что-то говорить. Переводчик мне сказал, что он просит генерала дать на сборку 15 ракет не 2 недели, а три, так как не знает, соберет ли людей.

Я на него строго посмотрел и говорю: «Спорить будешь, так я заставлю это сделать в 10 дней вместо двух недель». Немец замолчал.

Затем я его спросил, где семья. Он сказал, что жена и двое детей находятся в американской зоне. Я спросил, что, если он напишет письмо, то они к нему приедут, он ответил отрицательно, так как ему не поверят, зная, что русские заставили его написать. Тогда я решил еще более расположить его на свою сторону и спросил с серьезным видом: «А, может быть, сами за ними съездите, когда немцы будут собраны на сборочном заводе?»

Он раскрыл от удивления глаза, а затем, подумав, сказал: «Я сначала выполню ваше поручение, а затем попрошу кого-нибудь из немцев привезти их сюда». Ну, я уже понял, что дело сделано.

На прощание я ему пожал «лапу» размером с две моих руки и сказал: «Чтобы на заводе был порядок с соблюдением полной секретности, что делаете», и добавил: «Приеду через две недели принимать ФАУ-2»[353].

Когда его увезли, я тщательно проинструктировал Бежанова по всем вопросам работы этого «завода» и наблюдения за директором.

После Тюрингии были в Дрездене. Там Хрущев запросился в зоопарк. Поехали туда. Вначале ходили, все нормально. Потом, когда Хрущев увидел громадное количество зверей и животных, то начал мне говорить: «У нас из Киевского зоопарка немцы вывезли всех этих зверей и животных». Я слушаю его.

Затем подходим к слоновнику, и тут Хрущев говорит: «Вот этот слон, — показывая на самого громадного, — вывезен от нас из Киева». Ну, я ему говорю: «Ну, так заберите его!» Хрущев: «Спасибо!» Подходим к жирафам, он опять указал на двух красивых: «Это тоже киевские». Затем стал уже подряд указывать на зверей, заявляя, что это киевские.

Ну, я вижу, у него аппетит пришел вовремя, и говорю: «Отберите, что нужно дли киевского зоопарка, выделите своего человека, и пусть отправят поездом отобранные экземпляры в Киев».

Хрущев повеселел, тут же дал команду Старченко, у которого нашелся нужный человек для этого дела. Я приказал коменданту Дрездена, который ходил с нами, выделить вагоны и назавтра отправить…

Ну, я в этом вопросе считаю, что правильно поступил. Несомненно, немцы из наших городов вывезли сотни всяких животных, поэтому надо восполнять паши зоопарки…

В Берлине я написал донесение в Москву о том, что организую сборку ракеты ФАУ-2. На следующий день вызвал Королева и других советских инженеров, рассказал об этом и просил связаться с Бежановым и включиться в эту сборку, в том числе и Греттрупа[354]. Помню, Сергей Павлович Королев сиял, узнав, что представится возможность участвовать в сборке ракеты.

Июнь

Прошло около двух недель, и я предложил генералу армии Соколовскому В. Д. поехать в Тюрингию и посмотреть этот завод, и в том числе — работу двигателя ФАУ-2 на стенде в горах. Мне не раз Бежанов докладывал, что дело идет успешно, и я почему-то был уверен, что немец не подведет.

С Василием Даниловичем мы рано утром выехали, часов в 11 были около завода. Выйдя из машины, я сразу направился в проходную будку, Василий Данилович — за мной. Переводчик у Соколовского был неважный.

В проходной нас, несмотря на наши погоны и звезды на них, остановили два здоровых немца, загородив дорогу. Я переводчику моргнул, чтобы он сказал, что это главнокомандующий и его заместитель. На немцев это не произвело впечатления.

Я Соколовскому, смеясь, объяснил, что, видимо, мой инструктаж о необходимости соблюдать секретность здорово подействовал на «директора». Переводчику мы сказали, чтобы немцы по телефону вызнали директора.

Через несколько минут вошел верзила-директор и увидел меня. С недоуменным видом я ему говорю: «Не пускают». Он швырнул по сторонам охранников, повел нас на завод. Я его познакомил с генералом Соколовским, и он от восторга заулыбался.

На заводе он показал собранные ракеты и сказал, что еще две дополнительно может собрать, т. е. 17 штук, а больше нет деталей.

Мы внимательно осмотрели, и я сказал, что теперь надо приступать к опробованию двигателей. Директор сказал: «Яволь». Там же мы договорились с нашими инженерами о дне первого испытания двигателя ракеты.

Немцы при Гитлере использовали для испытаний каменный карьер в горах Тюрингии. Этот карьер был выбран для строительства и являлся большим котлованом метров 70 глубиной и метров 200–250 шириной (вернее, диаметром).

В день, назначенный для испытания, нас сопровождали советские инженеры, и хотя все команды подавались немцами, но при полной согласованности с нашими. Ракета ФАУ-2 была установлена на обрыве (на площадке) карьера таким образом, что выхлопное сопло и струя сгоревшего спирта вылезали вертикально вниз.

Пока заправляли ракету и проверяли пусковые агрегаты, мы осмотрели все сооружения, забавляясь замораживанием веток деревьев с зелеными листьями, которые, будучи погруженными в жидкий кислород на несколько секунд, превращались в лед, не изменяя своего наружного вида, и, вынутые из кислорода, при ударе листья и ветка разлетались, как хрупкие стекла. Ну, это и понятно, ведь кислород превращается в жидкость при температуре 160° по Цельсию.