Эгис Румит - Марат. История одной души (СИ)

• Название: Марат. История одной души (СИ)
• Автор: Эгис Румит
• Издательство: СИ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016

Говорят, плохих детей не бывает. Ерунда. Вот вам история одного очень плохого ребенка.

---

Румит Эгис Кин Марат. История одной души

У ада нет ни места, ни пределов.

Где мы — там ад; где ад — там быть нам должно.

Марло. «Фауст»

Пролог ЗАГАДКА

Марат шел по траве. Мимо него неровными рядами тянулись каменные плиты. В их тверди кто-то высек изображения и имена людей.

Вокруг было холодно и странно. Солнце на небе, но его свет не греет. Мир яркий, но кажется, будто вещи утратили контрастность.

Звук. Этот звук преследовал его сквозь весь сон. Звук был негромкий, как шелест или далекое журчание. Он доносился снизу… изнутри.

Марат посмотрел вниз.

Он увидел, что одет в шорты и большие черные башмаки. Он никогда раньше не носил обувь. Она его удивила, но еще больше его удивило собственное тело. Оно показалось ему чужим и бесконечно длинным. Руки и ноги вытянулись. Желтая кожа блестела от пота. А в правой половине его груди была дыра. Этот звук вырывался из нее каждый раз, когда Марат вдыхал. А когда он выдыхал, над раной беззвучно вздувался и лопался жидкий кровяной пузырь.

Кровь была красной — чуждый цвет посреди этого простора зеленой травы и белых камней. Марат остановился и обеими руками оперся на одну из плит. Он чувствовал смертельную усталость. Поле было бесконечным. Оно тянулось от горизонта и до горизонта. Над ним плыли низкие пепельно-серые облака.

Марат заметил, что кровь из раны пачкает камень. Он стоял, не в силах сдвинуться с места, а под ним натекало и натекало. Он начал видеть вырезанное в камне лицо. Вырезанное в камне имя. Черточки, выбитые неизвестным художником, одна за другой заполнялись алой влагой. Марата охватил ужас. Потому что это было его лицо. Хотя не совсем…

И имя было его, но не совсем его. Марат Шудри-Буаньи. Шудри — фамилия его матери. Но кто такой Буаньи? Почему под не совсем его лицом это имя?

Лицо-маска в окровавленном камне шевельнуло глазами, и Марат беззвучно закричал. Это была тюрьма. Под этими плитами лежали скованные, вмурованные на вечное сохранение люди.

И он тоже был там.

Глава первая НОТР-ДАМ-ДЕ-ЛА-ПЭ

Марат открыл глаза.

Кричал петух. Ему ответил другой. Светало. Воздух был влажный. Стены комнаты выкрашены синей краской. Шелест — это дыхание матери. Кажется, воздух стал для нее песком.

Сколько раз ему снился этот кошмар? Сколько уже раз он слышал этот странный шум?

— Столько же, сколько слышу ее хрип, — прошептал Марат.

Он сел. У их комнаты большое окно. Оно составлено из маленьких стекол, собранных в решетке деревянной рамы. Пяти стекол не хватает, а два — с дырками от пуль. Иногда в них заметает дождь. Тогда мать закрывает бреши кусками картона. Так было всегда. Марат родился, и так уже было. Никто никогда не приводил в порядок эти окна, этот дом, этот город.

Марат сонно вытер лицо руками. На коже пот: душно. За окнами — огромный сферический купол Нотр-Дам-де-ла-Пэ. Над ним — свинцовое небо. У его подножия — трущобы Ямусукро. Тяжелый сизый туман лежит на улицах. Он проникает всюду, росой оседает на ржавых капотах машин, заставляет людей задыхаться.

Где-то за непроницаемой преградой облаков встало солнце. Его блеклый отсвет металлическим бликом лег на вершину собора. Туман между хибарами бедняков стал казаться желтым. Дыхание матери сбилось. Она всхлипнула и тоже открыла глаза.

Марат посмотрел на нее. Она лежала под окном. Она выглядела как лошадь, гниющая на обочине дороги. Если не слышать дыхание, то покажется, что она умерла несколько недель назад. Она его мать. Ее зовут Камила. Она арабка. У нее СПИД. Ей немногим больше тридцати лет. Большие глаза в углубившихся глазницах. Лицо так осунулось, что губы не смыкаются над зубами.

Ее одеяло сбилось. Марат видел ее голые ноги и выпростанную правую руку. Она была тонкая, высохшая и совершенно оранжевая. Правая сторона ее тела вся оранжевая. Это одна огромная язва — болезнь не тронула только лицо, но уже поднялась по шее до уха. Анри сказал, что лишай не перекинется на левую сторону тела, потому что он расползается по нервным окончаниям кожи. По краям ссохшихся корок — крошечные капельки крови. Марат подумал, что матери должно быть ужасно больно.

Прошла минута. Она невидящим взглядом смотрела в потолок, потом заметила сына. Марат постарался не встречаться с ней взглядом. Он снова уставился в окно, на купол собора. Такой огромный. Такой ненужный. Там бог христиан. Ему посвящены большие камни и куски железа. Он смотрит, как у подножия ступеней его дома разлагаются люди.

Бог на небе. Так говорит Анри. Так говорит Роберт. Может, ему снился бог? Может, это он туманом спускался сверху? Может, это он жужжал в дыхании матери, как назойливая муха? Прихлопнуть бы его. Правда, у его матери другой бог. Анри и Роберт верят в Христа. Мать верит в Мухаммеда, но не ходит в мечеть. Ее оттуда прогнали. У Намон третий бог — она знает Великого Мастера и его детей, лоа.

Марат чувствовал, что в нем живет ненависть. Он ненавидел собор. Он ненавидел свою мать. Он ненавидел колдунью Намон с ее татуировальной машинкой и духами вуду. Он ненавидел. Он ненавидел. Он ненавидел.

— Марат, — прошептала женщина, — позови Анри.

— Хочешь пить? — спросил Марат.

— Да.

У изголовья матери стояла миска с водой. Марат сел на корточки, поднял голову женщины. Ее волосы были влажными. Под ними тоже язвы. Если бы не его забота, там жили бы насекомые. Он поднес миску. Металлический край посудины тихо стукнулся о ее зубы. Она начала пить. Ее десны и растрескавшиеся губы сочились кровью. Вода в миске стала розовой.

Она напилась. Не хотела больше пить и постаралась отвернуть голову, но не смогла. Марат крепко держал ее. Он думал, что если он захочет, то заставит ее утонуть в этой миске.

Она попыталась пить дальше. Стала давиться, кашлять. Он, наконец, убрал посудину от ее губ. С минуту она задыхалась. Марат не смотрел на нее. Он думал, что она не понимает. Не понимает, что он жесток специально.

— Позови Анри, — опять попросила она.

«Ты боишься смерти, — подумал Марат, — но белый французский доктор не спасет тебя от нее. Даже если ты отдашь ему все, что у тебя есть. Даже если он сжалится и на две недели положит тебя в больницу, как это было месяц назад».

Марат залез рукой под циновку матери. Там лежала плоская жестяная коробка. Он извлек ее на свет, отошел, чтобы мать не видела, сколько у них денег. Франки и доллары. Несколько бумажек на россыпи монет. Если не покупать лекарства, то этого достаточно, чтобы есть следующие три месяца. Вкусно есть.

Но ведь ее не интересует, что будет через три месяца? Она просто грызется со смертью, вымучивая у нее недели. Она хочет еще подремать, опьяненная наркотиками, хочет еще посмотреть в серое небо над Ямусукро, прежде чем низвергнется в огонь Аллаха. Марат подумал, что ненавидит ее за это. Разве она заботится о нем? Это он заботится о ней половину своей жизни. Разве она жалеет его? Это он жалеет ее половину своей жизни. Арабская потаскуха. Зачем ты родила меня?

Марат оглянулся и посмотрел на мать. Она лежала, сложив руки на груди, прикрыв глаза и тихо впитывая свои последние часы.

— Не хватит денег для Анри, — сказал Марат.

— Дай мне посмотреть, — попросила Камила. — Я сосчитаю.

— Я уже умею считать, — ответил Марат. — Ты все пропустила. Я научился считать, пока ты лежала в больнице.

Она попыталась улыбнуться. Жуткий оскал обтянутого желтой кожей черепа. Ее сын научился считать.

— И все-таки я хочу посмотреть, — сказал женщина.

Она привыкла, что он все делает не сразу. Еще несколько секунд Марат изучал ее ужасное лицо, потом забрал бумажки из коробки и сунул их в трусы. Он знал, что она невнимательна и плохо соображает, но все же надо было действовать наверняка. Если мать пожалуется Роберту, что Марат украл их общие деньги, старик может избить его палкой. Марат проверил трусы. Ни одна бумажка не торчала. Он протянул жестянку матери. Зазвенели монетки. Он наблюдал, как она силится приподняться и вытягивает свою иссохшую шею.

— Куда же они делись? — прошептала Камила. — Денег было больше. Куда же они делись?

Она взглянула на Марата. Ее глаза за последний месяц стали огромными, как белые соляные озера в пустыне. Он закрыл жестянку, сел на корточки, вдвинул ее обратно под голову матери.

— Позови Намон, — попросила мать.

— Черная колдунья не поможет тебе, — сказал Марат.

Ее глаза наполнились ужасом.

— Ты уже считаешь мои дни? — спросила она.

Марат молчал.

— Все равно позови, — еле слышно потребовала она.

Марат понял, что хочет пить. Он взглянул на кровавую миску. Нет. Пить ее воду он не будет. Он не собирается умирать как она. Он молча отошел, натянул штаны. Пусть думает, что он собрался идти к Намон. Он посмотрел на остальную свою одежду. Башмаков у него не было. Майка порвалась, и он решил совсем ее не одевать.