Джасинда Уайлдер - На веки вечные

• Название: На веки вечные
• Автор: Джасинда Уайлдер
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2015

Эвер, Иногда эти письма — все, что помогает мне прожить еще неделю. Даже если ты пишешь о всякой ерунде, ни о чем важном, они важны для меня. С Грэмпсом все в порядке, и мне нравится работать на ранчо. Но... я одинок. Чувствую, что изолирован, как будто я никто, как будто нигде нет для меня места. Как будто я просто нахожусь здесь, пока что-то не случится. Я даже не знаю, что хочу сделать со своей жизнью. Но твои письма… благодаря им я чувствую, что связан с чем-то, с кем-то. Когда мы впервые встретились, я влюбился в тебя. Я думал, ты прекрасна. Так прекрасна. Было трудно думать о чем-то еще. Потом лагерь закончился, и мы больше не встречались, и теперь все, что осталось от тебя — эти письма. Черт, я только что сказал тебе, что влюбился в тебя. Влюбился. В ПРОШЕДШЕМ времени. Больше не знаю, что это такое. Любовь по переписке? Любовь, как в книгах? Это глупо. Прости. Я просто установил для себя правило, что никогда не выбрасываю то, что пишу, и всегда посылаю это, очень надеясь, что тебя это не отпугнет. Ты мне тоже снилась. То же самое. Мы в темноте вместе. Только мы. И это было, как ты и говорила, как будто воспоминание, превратившееся в сон, но это было воспоминание о том, чего никогда не было, только во сне это было так реально, и даже больше, я не знаю, более ПРАВИЛЬНО, чем все, что я когда-либо чувствовал в жизни или во сне. Интересно, что это значит, что нам снился один и тот же сон. Может, ничего, может, все. Может, ты расскажешь?    

---

Я рухнул на колени, не в силах дышать, плакать, сделать хоть что-нибудь.

Наконец я вынул из кармана телефон, набрал 911.

— Девять один один, в чем дело? — женский голос был ровным, резким.

— Алекс. Мой сосед по квартире. Вообще-то, уже ни в чем. Он уже мертв.

— Вы можете сказать, почему считаете, что он уже мертв, сэр?

— У него передоз. Крэк. Он мертв. Знаю, что мертв. Чувствую это. Запах. Не знаю. Кому сказать. Он мертв. Кто-то должен забрать его, — я слышал, как говорю, но эта часть меня была далеко от той части, которая стояла на коленях на полу и смотрела на Алекса. Еще одна смерть.

Я знал, что он принимает наркотики. Почему я не помог ему? Почему не заставил его пойти в больницу? Обратиться к врачу? Мне надо было … надо было что-то сделать. Я не знал, что, ну хоть что-то. Ему бы это не понравилось, его бы это взбесило, взбесило то, что я вмешался. Мы не были друзьями. Он сам так сказал. Просто соседи по комнате. Конечно, он извинился после того, как сказал это, но думаю, это было правдой. Он был мне другом, но был ли я другом для него? Мог ли я спасти его?

Оператор что-то говорила, а я не слышал, не понимал ее. Я скороговоркой выпалил адрес и уронил телефон на пол. Прошло какое-то время — я не знал, сколько и мне было все равно — я услышал звуки шагов, голоса, почувствовал, как кто-то подошел ко мне, поставил на ноги, вывел из комнаты, посадил на диван. Они говорили со мной, кто бы это ни был. Парень лет тридцати, с черными волосами. Карие глаза, в которых читалось, что он слишком часто видел подобное.

— Привет. Меня зовут Кевин. Можешь выйти со мной на улицу?

Я вышел, отвечал на его вопросы. На вопросы копов. Да, я знал, что он принимает наркотики. Нет, я не принимал наркотики. Я не упомянул тот факт, что иногда курил вместе с ним травку, потому что казалось, будто это не имеет значение. Я сказал им, что они могут обыскать мою комнату. Зачем им это нужно? Из-за наркотиков? Я вяло поинтересовался, не арестуют ли меня из-за того, что я не помог Алексу бросить курить крэк. Я знал, что он в депрессии, расстроен из-за Эми. Но...

Была ли это моя вина? Я не знал. Я то думал, что не моя, то — моя.

В глазах парамедиков и копов я видел неодобрение. У них что, никогда не было друзей, которым они не могли помочь? Он был моим соседом по комнате. Вот и все. Я понял, что ничего о нем не знаю. Я не знаю, жива ли его мать, жива ли его сестра, был ли у него хоть кто-то, кроме меня. А я сидел в комнате, писал курсовую по истории искусства и волновался, пока он умирал от передоза крэка и топил себя в виски.

Наконец, все ушли, и я остался один. Выбросил заляпанные рвотой простыни и подушку и потом вышел из комнаты Алекса, закрыв за собой дверь. Должен ли я найти его мать и сестру? Или это сделают копы? Я не знал. Я равнодушно сидел в гостиной на голом диване. Мне стало интересно, забрали ли они мешочек с травкой и металлическую трубку, которую Алекс хранил в старой коробке из-под сигар на кофейном столике.

Я проверил: да, их не было. Наверное, это было хорошо. К лучшему. В любом случае, это был не я. Но все же было бы неплохо на несколько минут оторваться от этого мира.

И что мне теперь делать? Это была квартира Алекса. Они выгонят меня? Мне было некуда пойти. Конечно, у меня было достаточно денег, чтобы купить свою квартиру, но не в этом было дело. У меня никого не было. И некуда пойти.

Я пошел к почтовому ящику, забрал последнее письмо от Эвер и поплелся назад в квартиру. Сел на диван с письмом в руке. Смотрел на адрес, пока буквы не стали расплываться перед глазами. Эвер. Эвер. Я не мог написать ей. Не об этом. Не об еще одной смерти. Еще одном мертвом теле, которое будет преследовать меня в воспоминаниях. Это было уже слишком, и я уже писал ей об этом.

Ее имя звенело у меня в голове как колокол.

Эвер. Эвер. ЭВЕР.

Я обнаружил себя в моем джипе, мамином джипе-коммандере. Обнаружил, что еду по шоссе I-75 и поворачиваю на север. Мимо Холбрука, Канифа, потом мимо Девисона, восьмая миля. Да. Я знал, куда везет меня моя машина. Четырнадцатая миля, Рочестер Роуд, Сквер Лейк Роуд; выезд, повернуть налево, к Мичигану, на Вудворт Авеню — на юг. В машине было тихо, было слышно только мое дыхание, которое было частым, прерывистым.

Что, черт возьми, я делал?

Я моргнул, и вот уже сворачивал направо, к колледжу искусств Кренбрук. Я бродил по территории, потерялся, но, наконец, нашел студию и общежитие.

Что, черт возьми, я делал?

Я все равно не мог заставить себя остановиться. Я нашел ее дверь. Постучал. Никто не ответил. Снова постучал. Черт. А что если ее тут нет? И потом повернулась ручка и дверь распахнулась, и сердце подпрыгнуло у меня в груди, пропустив пару ударов, а в животе заныло. 

Глава 25

Поцелуй твоих губ

— Привет, я могу помочь?

Это была не Эвер. Это была хорошенькая, немного полная девушка, с голубой прядью в волосах и в очках с роговой оправой. За обоими ушами у нее было по угольному карандашу, а еще один карандаш она держала в руке. Уголь был размазан у нее на руках, на пальцах, на лбу.

— Я... — у меня сорвался голос, и я попробовал снова. — Я ищу Эвер.

— Седьмая студия.

Она с любопытством уставилась на меня.

—- Ты тот парень с ее рисунков.

— С рисунков?

Она наклонила голову.

— Боже, вживую ты еще привлекательнее.

Она указала через дорогу.

— Седьмая студия. Она всегда там.

И потом она закрыла дверь прямо у меня перед носом, не для того, чтобы нагрубить, просто для нее разговор был окончен, и она с отсутствующим видом вернулась к работе.

Я никак не мог понять смысл этого разговора, но ноги сами несли меня через дорогу. Я нашел седьмую студию. Дверь была закрыта, но внутри я слышал музыку. Постучал. Все замерло: мое сердце, мои мысли, мой пульс, — как будто остановилось. Музыка все играла, и тут щелкнул замок, дверная ручка повернулась и дверь открылась вовнутрь.

У меня перехватило дыхание. Играл «Just a Kiss» Lady Antebellum.

На ней была только белая рубашка, вся заляпанная краской, три верхние пуговицы которой были расстегнуты, показывая ее нежную белую кожу, чуть приоткрывая ложбинку, ее длинные ноги, округлые бедра, и ее волосы, которые спадали ей на лицо и на плечи, ее глаза, зеленые, как залитая солнцем трава, как светящийся нефрит.

В ее руке — кисточка, покрытая ярко-красной краской. Темно-красная краска на ее щеке, изумрудная — на ее подбородке, голубая — на другой щеке.

Я не хочу ничего испортить...

Слова песни говорили за меня, они были так совершенны, так точно выражали то, о чем я кричал в своих мыслях, о чем я умолял.

Она стояла в дверях, застыв, смотрела на меня, не веря своим глазам.

— Кейд?

Кисточка упала на пол.

— Эвер, — прошептал я в полуденном свете.

Каждая молекула моего тела полыхала огнем, когда я преодолел расстояние между нами — инстинкт и нужда овладели мной, командовали, передвигая ногами, подняв мои руки, прижав ладони к ее щекам. От прикосновения кончиков пальцев к ее коже пробежала искра, а ее глаза были такими большими, такими яркими и такими изумленными, а ее руки обнимали меня, гладили мою спину, мою шею, и я целовал ее, целовал ее, Господи, я целовал ее.

Что-то сломалось у меня в душе. Губы ее были теплыми, мягкими, ее поцелуй был вкуса клюквы. Она поцеловала меня в ответ, без колебаний, без сомнений — не было ничего, кроме восторга и упоительной страсти.

Никогда раньше я не испытывал такого всепоглощающего чувства, наполненного столь невероятной силой. Я не мог дышать из-за поцелуя, я не вдыхал воздух целую вечность, но мне было все равно, потому что она внезапно стала моим воздухом. Я никогда никого так не целовал. Ее пальцы запутались в моих волосах, она подталкивала меня к себе. Эвер поднялась на цыпочки и одной рукой обняла меня за плечи, и я ничего не мог поделать — поднял ее, одной рукой обхватил за бедра, за ягодицы, и поцеловал. У меня голова кружилась от того, с какой жадностью она поглощала мой поцелуй, мое дыхание, мою жажду и возвращала ее в ответ, не задаваясь вопросами о моем внезапном появлении или об этом поцелуе; ее реакция была именно такой, в которой я отчаянно нуждался.

Мы куда-то шли, и я услышал, как захлопнулась дверь, почувствовал, как ее рука снова зарылась в мои волосы, и подо мной оказалась кровать, и я рухнул на нее — сел, а потом упал на спину и все время обнимал ее, отказываясь отпустить ее хотя бы на секунду. Она была надо мной, окружала меня, и ее волосы закрывали наши лица, как темный покров ночи; ее губы отчаянно искали мои губы, она жадно ласкала меня языком во рту и издавала эти тихие стоны, которые сводили меня с ума и наполняли примитивным желанием обладать ей.

Играла песня «Awake my soul» («Пробуди мою душу») «Mumford & Sons», и да, моя душа словно впервые пробуждалась, просыпалась, училась дышать.