Леонид Жолудев - Стальная эскадрилья

• Название: Стальная эскадрилья
• Автор: Леонид Жолудев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Быстро перевожу машину на планирование и осматриваюсь. Внизу - леса и болота, ни клочка сколько-нибудь подходящей для посадки земли. А высоты и скорости почти нет. Времени на раздумья и решение остаются секунды. Никаких команд подать не успеваю, все подчинено одной цели - посадить самолет на замеченную среди леса небольшую вырубку. Но на нее нужно еще попасть!

Такого метода расчета на посадку я тоже еще никогда не применял: крутое скольжение с доворотом влево, потом энергичный вывод из крена... Едва успел выровнять машину и полностью выбрать штурвал на себя, как она поползла по земле, гулко ударяясь о многочисленные пни и коряги. Каким-то чудом фюзеляж не развалился на куски и не возник пожар. Непривычно короткий пробег - и бывший бомбардировщик, подняв клубы пыли, замер у самой опушки леса.

Внезапно появившийся Ме-110 пронесся над нами, полоснул бесприцельной пулеметной очередью и взмыл в небо. Как ни странно, внутреннее переговорное устройство работало, и все члены экипажа буднично доложили о своей целости и сохранности.

Игорь Копейкин снаружи открыл перекосившийся фонарь, и я нехотя покинул кабину. Молча обходим груду металла, в которую превратился наш самолет. На нем мы совершили более 50 боевых вылетов. Смотрим и удивляемся, как нам удалось уцелеть: нижняя часть фюзеляжа со створками бомболюков осталась на больших пнях в начале приземления; левое крыло, отбитое у самого основания, беспомощно висело на тросах и тягах управления; правая плоскость с оборванной во многих местах обшивкой потеряла свою форму и больше напоминала наглядное пособие. Только хвостовое оперение осталось невредимым, хоть ставь его на другой самолет.

А вот и причина нашего несчастья - левое крыло и капот мотора густо, словно оспинами, усеяны рваными дырами. Это следы пуль крупнокалиберного вражеского пулемета. Но почему отказал правый мотор - выяснить не удалось, для этого понадобились бы время и компетентная комиссия. С тяжелым сердцем оставили мы свою разбитую машину. Перед посадкой я успел заметить небольшой домик, находившийся где-то неподалеку от вырубки. Решив, что это жилище лесника, направились туда.

Внезапно из лесу выехала группа всадников. Хотя Аргунов и уверял, что мы на своей территории, на всякий случай достаем пистолеты. Конники тоже приближались с карабинами наперевес. Напряженное ожидание длилось до того момента, когда я различил на их зеленых фуражках красные звездочки. Это были наши пограничники. Хотя они ясно видели всю ситуацию, признали нас своими только после тщательной проверки документов. Забрав парашюты и бортпаек, сняв с самолета уцелевшую радиостанцию и пулеметы, мы вместе с пограничниками, направились в ближайшее село.

Вечерело. Откуда-то издалека доносился гул артиллерии. Под эту "колыбельную" мы и улеглись на сеновале после ужина у добрых друзей. Лежа, я пытался вспомнить детали полета. Тревожили и другие вопросы: откуда взялся Ме-110, которого мы не видели в районе цели, что стало с другими нашими экипажами?

Разбудили меня первые лучи солнца, пробивавшиеся через щели сарая. Товарищи еще спали, и я, стараясь не шуметь, вышел на улицу. Расстелив комбинезон, лег на мягкую росистую траву. Над головой голубело небо. Где-то рядом тинькала синица, под застрехой пищали воробьи, низко над землей проносились ласточки. Какой-то противоестественной казалась эта мирная идиллия.

Раздумье нарушил прерывистый вой моторов "юнкерса", который самоуверенно шел прямо надо мной в глубь нашей территории. Неподалеку от него разорвались всего несколько зенитных снарядов, словно стреляла не батарея, а какая-то допотопная пищаль. Нет, не так нужно встречать врага!

Провожая взглядом вражеского разведчика, я вдруг увидел, как навстречу Ю-88 устремился наш И-16. "Юнкерс" тут же развернулся на 180 градусов и вновь пролетел надо мной, но теперь уже в обратном направлении. По шлейфам дыма было видно, что удирал он на форсаже. "Ястребок" тоже летел на максимальном режиме, однако заметно отставал от цели. Я представил на миг положение нашего летчика, который, наверное, с досады кусал себе губы: он, истребитель, не может догнать бомбардировщика. "Ишачок" дал длинную очередь на авось и круто развернул назад.

Конечно, обидно, что разведчик ушел безнаказанным. Но мне пришли в голову и другие мысли. В том поединке, который я наблюдал, в известной мере отражалось общее положение дел на фронте. Наши воины дрались с величайшей доблестью, наносили врагу большие потери.

Однако гитлеровцы все еще превосходили нас в количестве и качестве боевой техники, особенно авиации и танков.

Мои размышления прервало появление Копейкина и Аргунова. Тут же, прямо на траве, разложили мы карту и стали прикидывать, как лучше добраться в часть. Железные дороги в прифронтовой полосе практически не действовали. Точное расположение частей 22-й армии нам не было известно. Поэтому, узнав, что в Пено едет грузовая машина, мы устроились в ней, надеясь в пути встретить какую-нибудь оказию до Ржева.

По дороге настигли пеструю колонну людей. Тут были и воины из разбитых противником частей, и выходцы из окружения, и беженцы из окрестных сел старики, женщины, дети. На повозках и в переполненных кузовах автомашин тряслись раненые. Худые, изможденные, они производили удручающее впечатление.

Оставив парашюты, мы уступили свои места в кузове ослабевшим беженцам, а сами пристроились к людскому потоку. За двое суток прошли километров около тридцати. Потом на других попутных машинах добрались до Ржева. Последний отрезок пути - до Ершей - прошли пешком.

На полевой площадке, где базировалась наша эскадрилья, оказалось всего два самолета. Видимо, остальные находились на боевом задании.

Первым встретил нас Василий Клементьевич Кузьмин. Коротко, по-мужски расцеловавшись с ним, я спросил:

- Где эскадрилья?

Техник как-то хрипло вздохнул и опустил глаза. Руки у него заметно дрожали. Я понял, что в подразделении что-то случилось. Но что? Наконец Кузьмин, взяв себя в руки, заговорил. Из его сбивчивого рассказа мы узнали, что за время нашего отсутствия эскадрилья потеряла почти все. Чудом уцелел лишь экипаж Виктора Ушакова. Да и он из последнего вылета на штурмовку еле дотянул до базы на избитой машине. А ведь прошло всего-навсего четыре дня.

Мы постояли немного и пошли в штаб. Нас, оказывается, тоже уже не ждали. Лицо командира полка немного просветлело, когда я доложил, что экипаж в полном составе прибыл и готов выполнять боевые задания. Иван Семенович по-отечески прижал меня к груди и потрепал до плечу. Потом твердым командирским голосом сказал:

- Поздравляю вас, товарищ старший лейтенант, с благополучным возвращением в полк.

Мне показалось, что И. С. Полбин оговорился, назвав меня старшим лейтенантом. Нет, никакой оговорки тут не было. Выяснилось, что в тот день, когда мы не вернулись с боевого задания, пришел приказ о присвоении большой группе летчиков и штурманов полка очередных воинских званий. Среди них оказался и я.

Долго просидели мы тогда с командиром, вспоминая прекрасных боевых друзей, обдумывая, как будем жить и воевать дальше. После беседы Полбин распорядился, чтобы экипаж в полном составе отправился в трехдневный дом отдыха, организованный неподалеку от аэродрома на берегу Волги. Как бы невзначай заметил, что там уже находится раненный в левую руку Ушаков.

И вот мы в доме отдыха. Погода стоит солнечная, тихая. Вода в реке теплая. Но нам с Виктором не до купания. Мрачные бродим по лесу и вспоминаем погибших боевых друзей. Даже в мыслях не укладывается, что они, вместе с нами начавшие войну, уже не увидят зарю победы.

Словно живой встает перед глазами Сергей Щербаков - высокий, широкоплечий русский богатырь из Касли. Добрый, простодушный, он с улыбкой и шутками шел даже на самые трудные задания. Лейтенанту было всего 23 года. Светловолосый и сероглазый, он выглядел иногда рослым мальчиком. Но в бою действовал, как умудренный опытом воин, мужеству и мастерству которого мог позавидовать каждый.

Нас с Сергеем связывала особая дружба. Мы вместе поступили в военное авиационное училище, в один и тот же день вылетели самостоятельно. Первые бои еще больше сроднили и сблизили нас. И вот его не стало...

По рассказам очевидцев, самолет Щербакова загорелся на малой высоте над танковой колонной противника. Его подожгли немецкие истребители. Сергей, видимо, был или тяжело ранен, или даже убит, поскольку он не попытался уйти на высоту, чтобы потом сбить пламя скольжением. Пролетев немного по прямой, его самолет взорвался в воздухе.

В те дни я поклялся мстить за друга" пока руки держат штурвал, и еще задумал: если доживу до победы и у меня родится сын, непременно назову его Сергеем.

Не мне судить, как я воевал, всегда ли действовал безошибочно, все ли отдал на алтарь Победы. Да, вероятно, и нет такой меры, которой можно было бы измерять дела и чувства человека. Одно скажу: до самого конца войны Сергей Васильевич Щербаков был всегда со мною рядом, в моем сердце. Мы уходили в грозовое небо великой битвы и разили ненавистных оккупантов. Знает об этом и мой сын Сергей, который, я надеюсь, унаследовал от фронтового друга его отца не только имя, но и лучшие качества советского патриота верность долгу, безграничную любовь к Родине, неугасимую ненависть к врагам...