Христина Кроткова - Белым по черному

• Название: Белым по черному
• Автор: Христина Кроткова
• Жанр: Поэзия
• Год: 1951

Христина Кроткова(1904–1965) — поэт, прозаик "первой волны" русской эмиграции. Сотрудничала с журналами „Новоселье“ и „Новым журналом“. С 1945 г. работала переводчицей в Организации Объединенных Наций. В 1964 и и 1965 гг. приезжает в Россию, в последнюю поездку здесь ее и застает смерть.

Данное издание — единственный сборник стихов Христины Кротковой "Белым по черному" (Париж-Нью-Йорк, 1951)

Оцифровщик Андрей Никтин-Перенский. Библиотека "Вторая литература".

Раздел «Стихотворения разных лет» составлен из стихотворений, разысканных в сети и в бумажном издании отсутствует.

В рецензии на этот сборник один из видных литераторов Зарубежья, Ю. Иваск писал: "Есть неподкупная суровость в стихах Кротковой. Отсюда — резкость тона, отсутствие сладкозвучия. И именно в этом своеобразие ее поэзии.<…>Нелегко установить поэтическую традицию Кротковой. Но есть у ней сродство с Цветаевой и дальше — с Каролиной Павловой, сказавшей, что — поэзия «мое святое ремесло»."

---

Соловьи(«Так вспоминают детство и любовь…»)

Так вспоминают детство и любовь.
Закрыть тетрадь, не написав ни строчки.
Закрыть глава, и вечером, одной,
Сидеть без света, слушая, забывшись,
В соседнем парке соловьиный цок.

Давно я не слыхала соловьев,
Таких счастливых и таких безумных.
Я не стара еще, жизнь предо мною,
И все ж я многое уже забыла,
Уже мне есть, что с болью вспоминать,
Уже созревшая под жизнью память
Распознавать привыкла бережливо,
Что можно вспомнить бегло и случайно,
На чем тепло остановиться сердцу,
И от каких глухих воспоминаний
Его заботливо и твердо отстранить.

Но иногда случаются мгновенья, —
Они приходят в сумерки иль ночью,
Когда кончается внезапно суета,
Когда молчит раздвинутое небо,
Когда, ему невольно подражая,
Смолкает беспокойная земля.

Ребенок спит, и легкое дыханье
Я ясно различаю в промежутках,
Когда под поздней рдеющей луною
Дыханья не хватает соловьям.

Плывут, плывут звенящие мгновенья,
Как облака, как лепестки живые,
Оборванные близоруким ветром
И занесенные в глухой ручей.
Плывут, плывут, как легкая любовь.

Нет, не того от жизни я ждала!
А, может, и она во мне ошиблась.
Но все — не то, и с трудным подозреньем
Кругом я замечаю вдруг подмену.
Душа летит, но телу не поспеть
За призрачным, безжизненным полетом.
Глаза за ним, невольный шаг замедлен.
Догнать нельзя. И только в отдаленье
Прекрасный свист, как будто соловьиный,
Безвременный, как первая любовь.

Нет, первая любовь всегда несчастна.
Или не любит он, иль он — не тот.
Любви земной мы учимся подолгу,
И отмечаем, как урок, ошибки,
И их твердим в уме, когда боимся
Свершить неловкий, неудобный шаг.
И вот усильям нужная награда:
Привычная любовь полна покоя,
И мир в душе, и мир в нестаром теле,
Когда б не пели ночью соловьи!

Жизнь все странней, туманней и бездомней,
Все медленней, огромнее круги,
Слабеет сердце, замирая ширью,
Неверное теряешь равновесье,
Иль, может, вовсе под ногой нет тверди?
Тебя земля шатаясь предает.

Ночь долгая. Ни грустно и ни трудно
Мне в эту ночь. И только странно жуткой
На бледном проступающем рассвете
Мне показалась неба пустота.
В окно глядится мягкий белый день.
Молочное стоит над садом небо.
Туманный воздух сыр и неподвижен —
За утро пал обильный, теплый дождь.

День зашумел. Свой круг свершает солнце,
И кружится за ним и голова.
И — соловьи молчат в росистых ветках,
Прозябшие, больные от любви.

Красные цветы. С английского(«Палящий зной. Но в комнате прохладно…»)

Палящий зной. Но в комнате прохладно
Из-за заботливо закрытых ставней.
Кружась над солнечным пятном в углу,
С веселым шорохом играют мухи,
И в доброй, сытой, теплой тишине
Послеобеденный разлегся отдых.

Сестра, привычно умостившись в кресле,
Подремывает над своим вязаньем.
Я, как всегда, держу в руках газету —
Защиту от всего — от болтовни,
От мыслей, от усилия, от жизни.
Палящий зной. Но в комнате прохладно.

На лестнице послышались шаги.
Подняв глава от долгого вязанья,
Сестра прислушалась к стремительной походке
И медленно сказала: — Это Анна. —
Дверь быстро распахнулась, как от ветра,
И Анна показалась на пороге.

Так бабочка внезапно залетает
И, замерев на чашечке цветка,
Покачивается на длинном стебле,
Как будто бы нарочно для того,
Чтоб можно было ею любоваться

В внезапном удивленье. Так на сцену
Вдруг выбегает прима-балерина,
Чтоб странно колдовать и чаровать
Прелестной легкостью своих движений.

Легко войдя и быстро оглядев
Нас, разместившихся в уютных креслах,
Сказала Анна с тихим удивленьем:
— Вы все такие же. Как это странно.
Ведь вы ни в чем ничуть не изменились
С тех пор, как я была здесь в прошлый раз.

В ее глазах, раскрыто удивленных,
Вдруг вспыхнуло живое любопытство:
— Что делаете вы, чтоб не меняться?
Но, впрочем, сами вы тут пи при чем.
Вы просто фаршированные рыбы,
Наполненные чем-то посторонним.
Вы — честные консервы. Как-то раз

Случилось с вами что-нибудь такое,
Что до сих пор в мозгах у вас застряло,
Без толку, без значения, без смысла,
И вы твердите в тихом отупенье:

“А помнишь ли, как в первый год войны
Был урожай невиданный на груши?"
Ручей сверкает тысячами жизней:
Он и ручей, но он и отраженье
Крутого берега, клонящейся травы
И в вышине скользящих облаков.

Скажите, сколько тысяч лет вам?
И вообще когда-либо вы жили?
И хоть одно трепещущее слово,
Осмысленное радостью иль болью,
Срывалось ли с засохших ваших губ? —

И, не дождавшись нашего ответа —
Нам было как-то нечего сказать
На эту неожиданную резкость —
Она задумалась и, видимо, забыв
О нас, неспешно подошла к окну
И широко его вдруг распахнула.
Смех отлетел с подвижного лица,
И не было ее уж больше с нами.

Мы не сказали ничего, когда
Она, опять к нам тихо повернувшись,
Рассеянно, не видя, поглядела
И, не сказав ни слова больше нам,
Из комнаты неторопливо вышла.

Моя сестра (консервы старых сплетен
И покуиания экстравагантных шляп
Плюс длинный нос; язык еще длиннее)
И я (консервы скуки и бесцельной,
Тупой внимательности ко всему),
Мы подошли, как будто сговорясь,
К окну, еще распахнутому настежь,
И молча выглянули за него.

Там было только солнце. Ветер с моря
Играл листвой. По улице пустой
Крутилась пыль. И почему-то вдруг
Теперь я только обратил вниманье
На фантастические красные цветы,
Что яростно цвели среди засохшей клумбы.

Под Флоренцией(«Далеких гор осенние вершины…»)

Далеких гор осенние вершины
Встречают утро синих Аппенин,
И облаков жемчужные лавины
Окрасил рдяно утренний рубин.

И зелень мутную осенний сизый иней
Покрыл застывшим тусклым серебром,
И день клубится призрачный и синий,
И пахнет холод сладко и остро.

Спит осень, утомленная менада,
На склоне гор, где мерзнет бузина,
Где тянется вдоль утреннего сада
Простая флорентийская стена.

«На рассвете гудела сирена…»

На рассвете гудела сирена
Сбор для рыбачьих шхун,
И ложилась белая пена
Меж камнями в ласковый шум.

Зацветал мутно-белой улыбкой
Отуманенный край небес.
Туман пеленою зыбкой
Окутал мачтовый лес.

Паруса бессильно понурив,
От блаженно рассветной земли
В темноту еще спящей бури
Плыли кренясь корабли.

Ночь в Венеции(«Тревожат волны лунные лагуны…»)

Тревожат волны лунные лагуны,
В слепые окна бьет голубизна.
Играя парусом уснувшей шхуны,
Остаток ночи жадно пьет весна.

Угадывая будущего гунна
И метя перекрестки и мосты,
Срываясь вниз из-за перил чугунных,
Скрывался ветер вдаль из темноты.

И облаков седеющие руна
Развеиваются на высотах,
И плавятся разбившиеся луны
На черных неустойчивых волнах.

И, слыша ветра рвущиеся струны,
Глушит ночной прохожий звонкий шаг,
Не видя над собою рог Фортуны,
С карниза счастье сыплющей во мрак.
На воды замутившейся лагуны
Предутренняя льнет голубизна.
Стучат в порту разбуженные шхуны,
Встает морская сонная весна.

Рождение музыки(«Умела петь, но птицы засмеяли…»)