Александр Андреев - Широкое течение

• Название: Широкое течение
• Автор: Александр Андреев
• Издательство: Трудрезервиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1955

Основная тема романа «Широкое течение» — жизнь советской заводской молодежи пятидесятых годов. Автор показывает становление мастерства у молодых рабочих, их ответственность за всё происходящее на заводе, в стране и мире, нерушимую связь комсомола и партии. Герои романа неравнодушны, стремятся к новым достижениям в жизни и работе, и добиваются больших успехов в поставленных перед собой целях.

---

Безводов сиял кепку, откинул волосы и заверил, жарко блестя черными глазами:

— За нас не волнуйтесь: с врагами мы справимся, с тайными и с явными.

Над сосновым бором взошла луна, круглая, с золотисто-желтым ободом. Она всплывала все выше и, освобожденная от прозрачно-серых облаков, торжествующе засияла над миром, застывшим в ледяном безмолвии.

Шумно выбежав из дачи, все встали на лыжи и не спеша двинулись в лес выбирать елку. У Дмитрия Степановича лыж не оказалось, и он направился в лес пешком. Дома остались Савельевна с Игорьком, мальчик был обижен, сидел в кровати раздетым — одежда сушилась у печки.

Антон шел за Таней. Перед тем как войти в лес, Таня остановилась и присела, чтобы затянуть ремешок. Задержался и Антон. Он вызвался помочь ей, нагнулся, а сзади уже торопили:

— Не задерживайся!

Антон медлил, как будто намеренно ждал, пока лыжники, обойдя их, не пропали в лесной темноте, потом распрямился, послушал удаляющиеся голоса товарищей, улыбнулся и предложил Тане:

— Заглянем на озеро, покуда они выбирают елку?

— А мы не потеряем их? — спросила она шопотом.

— Помните то место, где мы летом устраивали привал и пили кислое вино? Возле речки? Там они и остановятся.

— А вдруг хватятся, что нас нет, на поиски пойдут, — зима, лес, холод.

— Догадаются — и не пойдут.

Таня усмехнулась и повернула лыжи влево. Некоторое время они шли по опушке, по грани лунного света и теней деревьев, затем вступали под высокие своды сосен. В тишине ночного леса весело пел снег под лыжами. Вскоре они достигли озера, и в глаза, привыкшие к лесному мраку, обильно плеснулось зеленоватое, нестерпимое сияние нетронутого снега, — точно огромное зеркало, озеро как бы отражало ослепительный накал месяца.

Лицо Тани казалось бледным, темнели, порой вспыхивая и лучась, ее большие глаза; на свитере и шапочке отчетливо выделялись узоры, только красный цвет сделался черным.

— Сколько раз была я на этом озере, — заговорила Таня тихо, — всегда оно разное, и настроение тоже разное… Летом — помните? — кругом зеленело, у берега копошились ребятишки, птицы пели, а воздух смоляной, сосновый — тогда и мне петь хотелось. Осенью я приходила сюда одна — пусто, глухо, вода черная, а на ней желтые листья. А теперь вот здесь совсем по-другому: таинственно, холодно, все звенит. — И прибавила: — Вот и еще один год остался позади. Что-то принесет нам новый?

— Я жду от него очень многого, — сказал. Антон убежденно.

— Свой год вы встретили, он уже принес вам свои дары.

— Самый главный дар еще впереди…

Таня поняла намек и, взглянув на Антона, сказала:

— На волосах у вас иней, будто вы седой. Напрасно не надели шапку.

— Ничего, я привык. А вам холодно?

— Пока нет. — Она указала палкой на мостик, призрачно видневшийся вдали: — Смотрите, как сверкает, словно хрустальный, кажется, ударь по нему — и осколков не соберешь.

— Хотите, пойдем к нему?

— Нет, вблизи он, наверное, совсем иной, тусклый…

Обтянутая свитером, казавшаяся подростком, она стояла совсем близко, и ему непреодолимо хотелось обнять ее, такую милую, немножко печальную, но он почему-то страшился, лишь несмело положил руку ей на плечо и заглянул в глаза, — они были глубокие, встревоженные и какие-то укоряющие.

— Сходим туда, за просеку, куда мы летом забирались? — предложил он.

— Это туда, где вы просили меня не выходить замуж? — с улыбкой спросила она. — Какой ультиматум вы заготовили на этот раз?

Он неожиданно засмеялся:

— Никакого, честное слово! А вы испугались?

— Разве я похожа на пугливую? — Таня тоже рассмеялась. — Едемте-ка лучше к своим. Уберите ваши лыжи с моих, дайте мне развернуться.

Над головами, загораживая звездное небо, снова сомкнулись кроны деревьев, а позади, щедро насыщенный лунным светом, завораживающе пылал на озере снег.

Своих они нашли легко и быстро: сначала донеслись крики и хохот ребят, затем среди стволов заметались красноватые тени, и вскоре путь их озарился огнем костров, — костры эти входили в программу, выработанную Володей Безводовым.

— Как красиво, Антон! — воскликнула Таня, приостановившись; в широко раскрытых глазах ее дрожали, отражаясь, огоньки, ее плечо касалось плеча Антона; он внезапно обнял ее, притянул к себе и поцеловал в холодноватую щеку. Она отстранилась, растерянная, не зная, как ответить на этот порыв, — рассердиться или обрадоваться.

— Вот вы, оказывается, какой… — произнесла она негромко и удивленно, улыбнулась и, рывком оттолкнувшись, подкатила к елке.

Среди других елок, громоздко отягощенных снежными пластами, елка эта, в красноватых отблесках окружавших ее костров, казалась черной и мохнатой; снег вокруг истоптан, лыжи были воткнуты в сугроб. Ребята веселились кто как мог, играли в снежки, длинноногого Сарафанова заставляли прыгать через пламя; кто-то выхватил из костра горящее полено и точно с факелом помчался в темноту леса; Дмитрий Степанович заботливо подкладывал в огонь хворост; Алексей Кузьмич стоял поодаль у сосны и, посмеиваясь, наблюдал за происходящим.

— Ага, вот они, пропащие! — басисто протрубил Сарафанов, встречая Таню и Антона.

— И где это они пропадали? Интересно узнать! — с любопытством воскликнул Женя Космачев.

Таня подбежала к Елизавете Дмитриевне, зябко прижалась к ней.

— Все уединяешься? — осуждающе прошептала Елизавета Дмитриевна.

— Мы на озеро ходили, — ответила та. — Там удивительно красиво…

— Ох, Таня!.. — предостерегающе вздохнула Елизавета Дмитриевна.

— Не беспокойся, пожалуйста, все хорошо, — сказала Таня.

Алексей Кузьмич выступил из-за ствола и с напускной серьезностью подсказал Безводову:

— Предать их суду и наказать.

— Судить! — подхватило несколько голосов.

— Верно, судить — таков суровый закон этого вечера, — подтвердил Безводов, приблизился к Антону и тоном учителя сказал: — Перешагивая порог Нового года, ты обязан на огне этих костров выжечь всю накипь и плесень: грубость, лень, самомнение, неряшливость и прочее и прочее — все, что искажает душу человека. А также закалить все хорошее в себе, чтобы не поддавалось оно ржавчине и износу.

Антон внимательно слушал необычайную, напыщенную речь, не зная, как отнестись к ней, — принять всерьез или отшутиться. Кругом было тихо, потрескивали сучья, дым обвивал елку и тянулся вверх, к звездам.

— И прежде чем совершить закалку, — продолжал Безводов, — ты должен покаяться в грехах своих у избранного нами судьи и ясновидца. Отвечать ему правдиво и без утайки. Вот он, ответствуй! — закончил Володя и указал на Гришоню Курёнкова.

Напялив на себя какой-то вывороченный наизнанку длинный балахон, а на голову колпаком торчащую женскую вязаную шапку, Гришоня стал посредине площадки со скрещенными на груди руками, напоминая раскрылившегося на дожде грача.

— Подойди, сын мой, — приказал Гришоня торжественным и несколько визгливым тоном и приосанился. Антон решительно направился к нему, но тот властным жестом остановил: — Стой тут и отвечай, чтобы слышали все.

Гришоня выдержал паузу, оглянулся на затаивших смех зрителей и, вспоминая подсказанное Безводовым, спросил:

— Не ты ли, комсомолец Карнилин, одержимый гордыней, похвалялся перед своими товарищами, что ты самый лучший и незаменимый кузнец нашего цеха? Говорил ты так?

Антон молчал. Зрители хором ответили за него:

— Говорил, говорил!

— Правда ли это? — допытывался судья строгим и вкрадчивым голосом.

— Правда, — пробормотал Антон. — Только я в шутку это говорил… честное слово!

— Очищайся, сын мой, очищайся, — произнес судья и показал на костер. — Разбегайся и — оп-ля-ля!

Антон нерешительно топтался на снегу. В тишине прогремел требовательный бас Ильи Сарафанова:

— Прыгай, прыгай, меня тоже заставляли!

Антон разбежался и прыгнул через высокое пламя под аплодисменты и одобрительные возгласы зрителей. Таня присела у огня рядом с учителем и спросила топотом:

— Что это за представление, Дмитрий Степанович?

Учитель усмехнулся:

— Критика, Таня. Вернее, разновидность критики. Они и тебя проведут через огонь.

— Я убегу, — поспешно сказала Таня и с тревогой оглянулась.

— От людей куда убежишь? Найдут. Слышишь?

В тишине снова зазвучал невозмутимый вопрос Гришони:

— Отвечай мне, кузнец Карнилин. Не менял ли ты школьные занятия на балетные пируэты?

— Менял, менял! — закричали Женя Космачев и Сидор Лоза. — Мы знаем!

Антон с угрозой покосился на Женю. Судья вскинул руку, предостерег:

— Спокойнее. Будешь ли ты и впредь менять школу на балетные представления и преступно пренебрегать своей партой? Отвечай!