Альберт Мифтахутдинов - Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке

• Название: Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке
• Автор: Альберт Мифтахутдинов
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

И в этой книге А. Мифтахутдинов остается верен своей теме: Чукотка и ее люди. Мир его героев освещен романтикой труда, героикой повседневных будней, стремлением на деле воплотить в жизнь «полярный кодекс чести» с его высокой нравственностью и чистотой.

---

Бабушка улыбается, слушая Аттаукая.

А он распаляется еще больше:

— Да я б такую никогда б в жены не взял. Да!

— Тебе нужна хорошая хозяйка, — говорит бабушка Кымынэ, — тебе надо в тундре поискать…

— В тундре все уже заняты…

— Ну на побережье… вот у соседей, у эскимосов… эскимосские девушки красивые…

— Эскимоски больно модничают…

— Все женщины любят моду, — смеется Виолетта.

— Ну да! Вам бы все наряжаться… эх! — Аттаукай отмахивается от женщин, как летом от назойливых комаров, и наливает себе еще чаю.

— Молчи уж, — укоризненно молвит Кымынэ. — Кто не хочет пить, тому и ближний ручей далек…

— Это такая пословица наша, — объясняет Аттаукай Виолетте и тем самым нейтрализует бабушкин выпад.

— А если вам женщину украсть? Это так романтично! Вот в Грузии женщин воруют, — рассказывает Виолетта.

— Как воруют? — удивился Аттаукай.

— Ну, похищают… прискачут в село на конях, завернут женщину в одеяло и — привет!

Аттаукай недоуменно пожимает плечами. Испокон веку чукчи никогда ничего не воруют, никогда ничего не возьмут без спросу. А тут украсть человека! Нет, не понимает этого Аттаукай.

— А где это Грузия? — спрашивает он.

— На Кавказе, есть горы такие. Они живут в горах, это республика, — объясняет Виолетта.

— А-а, — светлеет лицо Аттаукая, — я знаю…

За свою жизнь первый и единственный раз он видел грузина на папиросной коробке «Казбек». Человек по горам скачет на коне. Конь — это почти то же, что и олень, только без рогов и крупнее. Аттаукай хорошо вспоминает эту картинку.

Аттаукай взволнован несправедливостью по отношению к горным женщинам.

— Да нет, — успокаивает его Виолетта. — Раньше воровали женщин всерьез, а теперь по согласию. Это обычай такой. Она согласна, чтобы ее украли.

«Если согласна, зачем же воровать?» — не понимает Аттаукай, но вслух не спрашивает. Он представляет, как лихой грузин влетает в их стойбище на коне и похищает бабку Кымынэ. Он не может сдержать улыбки — вот была бы потеха! Да она там в ихнем грузинском стойбище такой тарарам устроит, что все они с гор мигом сбегут в долину! Перережет там всех злодеев, перестреляет, всю посуду перебьет, даже если она с красивыми голубыми рисунками!

— А посуда там металлическая, серебряная, — как бы угадав его мысли, рассказывает Виолетта.

«Да, — грустно думает Аттаукай, — металлическую не разобьешь…»

— А ты бы хотела, чтоб тебя украли? — спрашивает Аттаукай бабку.

— Кто?

— Грузин на коне…

Бабка лукаво улыбается:

— А грузин молодой?

Виолетта хохочет.

Аттаукай неодобрительно качает головой. «Ай да бабка! Хоть бы гостью постеснялась! Не-ет, когда две женщины собираются, ничего хорошего не жди!»

Он переворачивает кружку, говорит:

— Веленкыкун. Пойду собачек посмотрю…

Веселое апрельское солнце щедро заливало снега, каюр и его спутница надели темные очки, было жарко, и звонкая тишина удивляла, и казалось, что впереди — все хорошо, просто даже не думалось о том, что может измениться настроение, или измениться погода, или что-нибудь случиться с собаками.

Но Аттаукай все же спешил. Каким-то чутьем, почти интуитивно он стремился домчаться поскорей до перевала, преодолеть его, пока светит солнце и тихо. Возможно, дальние облака настораживали его, беспокоили…

Когда собаки легли на снег на перевале, Аттаукай неторопливо достал портсигар и закурил. Виолетта встала с нарт и немного прошлась размять ноги. Светило солнце, но оно было уже другим, морозным. Это ветер низин доставал до перевала.

— Смотри, — показал ей вниз Аттаукай.

Широко распластав крылья, на ветру лежал ворон.

А в распадке бушевала снеговерть, шла низовая метель, и в резких порывах тучи снега серебрились под солнцем. Ворон смотрел вниз, на землю, он был над пургой, и ему там не приземлиться. «Улетит на север, откуда пришли мы», — подумал Аттаукай.

Виолетта впервые видела это явление, ей было странно из затишья наблюдать пургу, пургу, залитую солнцем.

— Нам надо туда? — спросила она.

Аттаукай кивнул.

С юга шли тучи, и ветер — правда без снега — уже был на перевале.

— Тут тоже будет пурга? — спросила она.

Аттаукай кивнул. Разговаривать ему не хотелось.

Да и о чем разговаривать, если надо спускаться вниз, там хоть сопки немного спасут от ветра, а тут на перевале плохо будет и им, и собакам.

— Нам еще долго? — спросила она.

— Ага…

Он бросил папиросу.

— Держись крепче, вниз быстро поедем.

Он тронул собак, они встали, отряхнулись от снега, потянули. Нарта соскользнула и быстро, обгоняя собак, понеслась вниз. Аттаукай тормозил остолом. Упряжка нырнула в снежную пелену, куда-то сразу пропало солнце.

Отворачивая морды от ветра, собаки тяжело тянули нарту — тут, в распадке, уже успело намести, и снег был глубок. Аттаукай часто соскакивал с нарт и брел рядом. Он наклонялся, разгребал рукой снег, оглядывался по сторонам, силясь разглядеть очертания сопок. Вот так медленно, тяжело упряжка шла еще час. Распадок должен кончиться и вывести на лагуну, вот там-то и можно заблудиться, там равнинное место. Аттаукаю хотелось не прозевать момент, когда распадок кончится, и там сделать привал, перед равниной. Там можно найти укромное место и переждать, и он был озабочен сейчас одним — не прозевать последнюю сопку.

Его спутница сидела молча, нахохлившись. Она запорошена снегом, она спрятала лицо в малахай, закуталась, ничего не хочет видеть, так ей легче.

Часто собаки останавливаются без команды, и Аттаукаю приходится понукать их. Он понимает, они не хотят идти, они тоже хотят переждать.

Впереди затемнела каменная стена обрыва, Аттаукай узнал место — отсюда до конца распадка еще с километр.

Ветер усилился, казалось, он дует без всякого направления, со всех сторон, и даже сверху и снизу. Но холодно не было — мокрые апрельские пурги теплы.

«Интересно, куда же ворон в пургу девается? — подумал Аттаукай. — Куропатки — в снегу, и совы — в снегу — это он знал, и звери — в снегу. Но вот представить большую черную птицу в снегу он не мог. Не идет ворону прятаться в снегу, наверное, успевает он от пурги улетать в места, где ее нет. Я бы на его месте в райцентр улетел, — подумал Аттаукай и улыбнулся. — Хорошо бы сейчас повернуть нарты да вернуться… но не успеть… жаль».

Упряжка стала. Собаки выжидательно смотрели на каюра. Тот молчал. Собаки легли.

— Будем стоять тут, — сказал он Виолетте.

Она спустила шарф с глаз, посмотрела на Аттаукая:

— Зачем стоять? Надо ехать!

— Куда? — он развел руками. — Ты видишь?

Она попыталась всмотреться в снежную пелену, но не разглядела даже вожаков упряжки. Она заволновалась:

— Что ж теперь делать, Аттаукай, что делать?

— Ничего, будем ждать…

— Чего ждать, чего ждать, Аттаукай?

«Помолчала бы ты лучше», — подумал каюр.

— Ты забыл дорогу, да? Ты забыл?

— Это собаки забыли, а не я. Я просто ее не вижу, — вздохнул Аттаукай. Он ненавидел ее в этот момент.

— А как же быть, а? А?

Он молчал.

— Вечер ведь, уже вечер!

«Вечер не вечер — все равно». Он встал и пошел к собакам, чтобы не слушать ее разговоры. Они лежали, свернувшись калачиком, и были засыпаны снегом. Аттаукай дернул за потяг, собаки встали, отряхиваясь.

Ой взял одного из передних псов за ошейник, потянул за собой, развернул всех собак параллельно нарте, упряжка образовала вместе с нартой ломаный полукруг.

— Встань, — потормошил он Виолетту. — Надо походить немного, попрыгать. Ноги не мерзнут?

Она нехотя соскользнула с нарты.

Он перевернул нарту на бок. Разгреб рядом снег, постелил оленью шкуру, на которой сидела раньше его спутница. Небольшое укрытие готово — все было лучше, чем на ветру.

— Садись! — крикнул он, — а то наметет! Вот так… Хорошо? Совсем тепло и не дует, а?

Он старался придать своему голосу бодрости, чтобы она не ныла.

— Можно даже спать! — крикнул он сквозь пургу.

Ветер не утихал, и время близилось к ночи.

Вся эта история очень огорчала Аттаукая. Думалось ему, что пассажирка сердится на него и винит его во всем, хотя никто не виноват — ни каюр, ни собаки, разве что пурга. Но на пургу в тундре не сердятся — ведь это неизбежно: снег, солнце, мороз, пурга, — никому и в голову не придет сердиться на пургу.

«Интересно, а в Грузии бывает пурга?» — думает Аттаукай и вспоминает бабку. Сидит, наверное, сейчас в пологе, тепло ей, балагурит с пастухами, перемывает Аттаукаю косточки. Вот уж эти старухи!