Дмитрий Притула - 19 рассказов

• Название: 19 рассказов
• Автор: Дмитрий Притула
• Жанр: Короткие истории

Рассказы из журналов:

Звезда № 3 (2000), № 8 (2001), № 2 (2011), № 1 (2013)

Нева № 4 (1967), № 7 (2002), № 9 (2003), № 4 (2005), № 9 (2006), № 12 (2008)

---

Надо же, ей дали вторую группу инвалидности ВОВ. Да, времена подлые, но, оказывается, есть еще люди, которые помнят, что ВОВ все-таки была.

Так! Добрались до внуков.

Когда Светочке, дочери Виктора, было лет двенадцать, она однажды пришла к бабушке, буквально бухнулась на колени, громко плача, размазывая слезы по лицу, стала умолять, чтоб бабушка взяла ее к себе. Бабуля, я больше не могу с ними жить, они ведь пьют не только днем, но и ночью, а мне ведь, бабуля, учиться надо, возьми меня к себе, бабуля, я все-все буду делать, ну, все-все, ты только не прогоняй меня.

Елена Васильевна потом рассказывала, что она буквально окаменела от этого плача, она боялась шелохнуться, и такая была жалость к этой зачуханной, замызганной девочке, что Елена Васильевна даже задохнулась. Конечно, она жалела и любила своих детей, особенно в их малолетстве, но такой любви, что нечем дышать и ноет сердце, прежде не бывало.

Все! Живи у меня. Я все сделаю — оборвала она, казалось, бесконечный плач Светочки.

Когда Елена Васильевна видела, что ее вмешательство необходимо, она становилась что таран, и преград для нее не существовало. Да, волевая женщина.

Короче, она добилась, чтоб Виктора и его жену лишили родительских прав, оформила опекунство над внучкой и поселила ее у себя.

Да, еще добавление. Когда Виктор развелся с женой, он ведь затеял обмен. Но тут уже основательно вмешалась Елена Васильевна. То есть Виктор хотел получить хоть вшивую, но комнатеху, а Светочке с пьяно-грязной мамочкой — плохонькую, но однокомнатную квартиру. Ага, а мамочка по пьянке когда-нибудь продаст квартиру за ящик водки, но это ее дело, а вот Светочку я в обиду не дам.

Короче, у всех оказалось по крохотной комнатке в коммуналках, но это все-таки какое-никакое, а собственное Светочкино жилье.

Правда, сколько-то лет она там не жила вовсе, а жила она, и это понятно, у бабушки.

И Елена Васильевна любит вспоминать те годы, что они жили вместе. А дружно жили. Светочка любила бабушку и вовсю старалась помочь ей: и квартиру убирала, и стирала, и еду готовила.

Была на удивление послушна. Бабушка, я пойду погуляю, иди, Светочка, но к девяти будь дома. На часы можно не смотреть — в девять она дома.

Закончила пищевое училище, вышла замуж за худенького вежливого курсанта, и, пока он учился, жили в Светиной комнатехе, это понятно.

Потом они уехали, куда юного лейтенанта послали (а куда-то за Байкал), жили дружно, у них росла дочка Леночка. И Елена Васильевна радовалась и гордилась, что жизнь Светочки складывается удачно.

Комнату Елена Васильевна сдавала, но денежки считались Светиными.

И однажды они очень и очень пригодились.

Но как же все на свете повторяется.

Лет через десять (после плача Светы) так же плакал и так же размазывал слезы по лицу Федя, старший сын Веры.

Он сбежал из армии. Бабушка, если бы ты знала, как они (солдаты постарше) издевались надо мной: и били, и еду отбирали, а то собирались засунуть головой в очко, но засунули только ногами. Я хотел повеситься, но стало жалко маму и тебя. Я туда не вернусь.

И снова Елена Васильевна слушала, окаменев. Но тут была некоторая разница. Светочка — это одно, а Федя, если говорить прямо, дезертир. Да что за бандитская у них армия, ну да, у бандитов и армия бандитская. Но, с другой-то стороны, если все разбегутся, кто будет родину защищать. Да, власть подлая, но родина у человека все равно одна.

Елена Васильевна понимала, почему внук пришел к ней: у родителей его схватят, а вот про бабушку не подумают.

Она не плакала вместе с внуком, она не говорила про долг молодого мужчины защищать ее, старуху, но Елена Васильевна была строга.

Значит, так, Федя. Ты, конечно, живи у меня, но ведь не всю оставшуюся жизнь. Долго в бегах жить нельзя. Обещаю тебе, найду лучшего адвоката, но и ты не тяни. Чем раньше сдашься, тем лучше.

Не подвела. Наняла дорогого адвоката, для чего взяла Светочкины деньги (та простит — и простила) и последний свой тонкий жирок — гробовые (уже две пенсии получала). Адвокат старательно напирал, что солдат не из армии бежал, а к больной бабушке, инвалиду второй группы ВОВ.

Начальнику Феди, видать, лишний скандал не так уж был нужен, и решение было такое: пусть идет дослуживать оставшийся срок, а побег оформим как отпуск к почти умирающей бабушке.

Из армии Федя пришел взрослым мужчиной. Главное, глаза у него были современного взрослого мужчины: жесткие, неуступчивые, будем прямо говорить, волчьи глаза.

Друг (учились вместе) взял его в свой кооператив. Где уж он взял деньги на устройство кооператива, абсолютно его личное дело.

И они строили дачи для новых людей. Нет, Федя не гвозди забивал, а отвечал за работу с клиентами. Да, видать, так ловко отвечал, что через пару лет друг взял его в долю (видать, при Феде шли совсем другие деньги).

За три года Федя купил себе квартиру и машину (причем иностранную, может, и не новенькую, но ведь же иностранную).

И бабушку не забывал: подарил ей стиральную машину и японский телевизор, жениться не собирался. Может, с кем-нибудь жил, но бабушке не докладывал.

Работал он с утра до позднего вечера. Потому Елена Васильевна и принимала его подарки. Потому что если человек вкалывает от темна до темна, он уже труженик. Пусть капиталист, но не бандит же.

Кто же еще остается? А младший внук Коля. Тут все коротко. Школу он закончил, и нормально, делал попытку прорваться в институт, но не получилось. Дать за него было нечего, и он без сопротивления пошел в армию. Попал в самые боевые войска — а прыгать с парашютом на голову врага, из армии он не бегал, возвратился в положенный срок. И сразу женился. Обещал своей девушке: будешь меня честно ждать, сразу и поженимся. Она, видать, ждала его честно. И пока шли приготовления к свадьбе, выяснилось, что невеста уже ждет ребеночка, который появится пусть не скоро, месяцев через восемь, но ведь же появится.

Коля признавался, что ничего в этой жизни делать пока не умеет, помимо палить из автомата и прыгать с парашютом.

На работу его взял старший брат Федя. Кем? А рабочим — копать ямы, носить кирпичи, ну да, на строительстве больших дач не надо ведь прыгать с парашютом и палить из автомата.

Коля продержался у брата несколько месяцев. То ли брат мало платил (а видать, как всем, не братьям), то ли обидно было, что родной брат, хоть и постарше, хозяин, а младший на него, по-старому говоря, батрачит.

И Коля по контракту ушел воевать. Эта вот окружающая жизнь не по мне. Куда пошел? А где больше платят. То есть в Чечню. Вернулся, когда дочке было четыре месяца.

Жили у Веры: комната молодым, комната пожилым.

А все нормально, говорил Коля, ясная цель, правое дело. Я же наемник не в Африке, а в своей родной стране.

Вот съезжу в Рязань, получу деньги, малость отдохну и снова запрягусь в контракт. Вернусь, будем думать о своем жилье: дети должны жить отдельно от родителей.

Вот тут странность. Молодой и здоровый парень едет в Рязань за деньгами. И в поезде внезапно умирает. Ну, если б ехал обратно, с деньгами, то да — убили, ограбили, отравили. Так нет же, ехал с пустым карманом, с целью этот карман наполнить, лег, что характерно, трезвый и во сне отлетел. Сердце, потом сказали, внезапно остановилось. Но ведь же молодой, так не бывает. Значит, все бывает, и иной причины смерти мы не находим.

Все! Схоронили мальчика. За деньгами ездила вдова (для верности брала с собой младенца). Не обманули, рассчитались полностью.

Все! Конец этой истории. Конец жизни Елены Васильевны. Как-то разом сломался в ней стержень, который не только заставляет человека утром встать и что-то такое весь день хлопотать, но иной раз дает человеку порадоваться, что вот светит солнышко, и лето в этом году жаркое, и какая сегодня полная, налитая луна. Нет, не должны родители переживать детей, а тем более внуков.

И как-то враз поняла Елена Васильевна, что делать ей здесь больше нечего. Нет, помирать, пожалуй, не хотелось, а иначе с чего бы это она доказывала Вере и соседке, что прожила не зря. И себя, видать, каждый день уговаривала: вот родину защитила, дожила не только до внуков, но и до правнуков, и был хороший муж, и любимая работа. Ну да, уговоры уговорами, а сама, видать, понимала, что делать ей здесь больше нечего.

Чужая страна, чужая жизнь, и это, знала точно, уже навсегда. Прежнее, нет, не вернется.

Может, и без смерти Коли стержень жизни испарился бы, но ведь не так резво. После похорон Елена Васильевна перестала есть. Пила чай с булкой, но ничего больше. Уговоры на нее не действовали: мне хватает. И за три месяца Елена Васильевна из полной и даже избыточной пожилой женщины превратилась в костлявую и сморщенную старуху.

Она таяла, ну, буквально, что свечечка, уже с трудом ходила по квартире, и Вера ночевала у нее.

За день до смерти она с Верой смотрела по телеку кино, и там люди шли за духовым оркестром и пели: “…и все-таки, и все-таки мы победили”.