Георге Георгиу - Возвращение к любви

• Название: Возвращение к любви
• Автор: Георге Георгиу
• Издательство: Литература артистикэ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Первая книга романа-дилогии называется «Весенний снегопад», вторая носит название всей дилогии — «Возвращение к любви». Действие романа происходит в современном молдавском селе в период больших перемен социального и психологического характера. В центре повествования — крупный организатор, сильная личность, генеральный директор агропромышленного объединения Максим Мога. Вернувшись туда, где прошла юность, Максим вновь обрел и любовь, и жажду полнокровной жизни.

---

Луна была рада новой встрече. Правда, прежний юноша был уже в годах, с висками в серебре, зато он вошел и в силу, и выглядел теперь настоящим Атлантом, способным удержать на могучих плечах все небо, со всем его необъятным звездным садом.

Максим Мога — это был, конечно, он — глубоко перевел дух, будто вздохнул, и постоял недвижно, словно каменный. Усталый взгляд изучал окрестности. Все было прежним, исхоженным с молодости и все-таки иным. Там, где делянки виноградников соседствовали с кукурузными и хлебными полями, раскинувшимися такими же разновеликими прямоугольниками, теперь протянулись до горизонта виноградные плантации. Время требовало нового понимания судьбы этого уголка родного края, как и человеческих судеб, и не боги стояли у истоков процветания и щедрости тех земель, но люди.

Пантелеймон Бырсан…

Ион Пэтруц…

Элеонора Фуртунэ…

Анна Флоря…

Виктор Станчу…

Козьма Томша…

Александр Кэлиману…

И сам он, Максим, сын крестьянина Дмитрия Моги. Вначале он хотел учить детей грамоте, считая профессию учителя самой необходимой, и все-таки в один прекрасный день возвратился к земле, чтобы служить ей верно, как служил отец. Земля стала для него символом упорства, мужества, неистребимости жизни, преданности и чести. Пройдя школу земледельца, он научился созидать собственный характер, отковывать свою личность и придавать ей цельность, чтобы еще крепче сродниться со своим призванием. И ни на мгновение не переставал учиться. Даже тогда, когда он заболел, живой образ земли помогал ему обрести вновь здоровье.

Ночь стояла тихая, ласковая, вносящая в мысль ясность. Пахло полынью и земляникой, до слуха доносилось еле различимое дуновение — дыхание великого множества людей, которые жили для того, чтобы земля плодородила. В такую ночь хотелось верить, что жизнь твоя вечна, как сама природа, верить в бессмертье твоей любви, твоей жизни рядом с любимым человеком. И хотя он оставался один перед всей бесконечностью, облитой лунным светом, — заблудившийся в космосе атом, — Максим с уверенностью чувствовал, что вокруг него стояли также все, кого он звал обратиться душой к земле, к этой их общей вечной, преданной, неизбывной любви. Ибо с нею хотел он воздвигнуть истинное совершенство духа — ближних и своего, чтобы вместе множить земное плодородие. Ибо такова извечная судьба землепашца.

Лето было уже позади. Объединение выполнило все планы по сбору зерновых, подсолнечника, по заготовке кормов. Виктор Станчу опять оказался впереди всех, и несколько дней подряд находился в наилучшем настроении. Но это было еще до памятного суда старых друзей, на котором он предстал перед ними в совсем другом свете. Максим Мога отдавал себе отчет, что, в сущности, лишь теперь узнает истинного Станчу, так как тот, которого он знал в юности, остался где-то далеко в прошлом, а на его месте вырос другой, принявший только имя прежнего молодого Виктора, но с совершенно новым содержанием. «Карьерист? Эгоист? Обмещанился? Стремится лишь к материальным благам? И в то же время — неутомимый труженик земли?»

Ни на один из этих вопросов Мога не находил пока ясного ответа. Даже в такую божественную ночь, когда сама природа дарует тебе мудрость судить беспристрастно и до конца. И, в конце концов, имел ли он право судить других?

Максим выехал из Пояны — проверить, всюду ли организована охрана виноградников. Случаи хищения урожая участились, требовалось усилить бдительность. Из Драгушан поехал в Варатик, потом — в Боурены. Элеонора встретила его, едва сдерживая радость, они не виделись еще со дня похорон Антона Хэцашу. Подзадержался в Зоренах, Трестиоарэ настоял на том, чтобы Мога осмотрел винзавод. На предприятии, с тех пор как Максим на нем побывал, произошли заметные изменения — в помещениях было чисто, оборудование ухожено, старые стеклянные трубы заменили новыми. Как он все это успел? Максим не спросил, Трестиоарэ не стал объяснять. Может, ему захотелось доказать, что он тоже добрый хозяин, не хуже других, например — Виктора.

В это время Аксентий Трестиоарэ тоже должен быть на плантациях — он заверил Могу, что ни единую гроздь никто не посмеет тронуть без его ведома. «Хорошо бы», — согласился Мога, словно Трестиоарэ и сейчас был рядом с ним.

И здесь, среди виноградников Пояны, казалось, царил мир; можно ли было задумать злое дело под такой бесподобной луной?

Мога вернулся к машине, намереваясь продолжить проверку, но в ту минуту его внимание привлек неясный шум мотора, глухо доносившийся из глубины плантаций. Это могла быть машина, проезжающая по шоссе километрах в двух от него. Либо какой-нибудь бригадир отправился осматривать свои участки. Но вой двигателя начал вдруг быстро нарастать, доносясь уже не со стороны шоссе, а с того самого проселка, по которому приехал Мога. Максим шагнул на середину дороги, достаточно широкой для того, чтобы на ней могли разминуться две автомашины. По ней как раз и возили виноград на завод. Мога внимательно прислушался. Казалось, шум приближался, но машины не было видно. Луна как раз зашла за облако, лениво струившееся по небосводу, словно мутный ручей, и ночная тьма стала гуще. Но видно было все-таки далеко вокруг.

Нигде — ни единой машины.

Источник шума появился внезапно, словно прятался совсем близко, на боковой, малохоженнои дорожке; это был мотоцикл с коляской. На повороте водитель, казалось, хотел остановиться, но мгновение спустя включил дальний свет и, ослепив Могу, помчался прямо на него. Мотоциклист на крайней скорости проскочил мимо Максима, обдав его тучей пыли и удушливого дыма. И растаял во тьме, как метеор.

Максиму не удалось рассмотреть ни водителя, ни номера машины — он едва успел отскочить в сторону, ударившись боком о капот своей «Волги». Когда пыль рассеялась, дорога была уже пуста, и лишь где-то вдали еще слышался затихающий шум мотора.

«Могло получиться и хуже!» — утешил себя Мога. Помедли он хоть миг — попал бы под колеса незнакомца. Только теперь стало ясно, какой опасности удалось ему избежать.

Кто же это мог быть?

Наверно, кто-то хорошо знавший его, иначе не испугался бы и не ударился бы в бегство, да так поспешно, даже с риском убить человека. «Наверно, какой-нибудь припозднившийся мазурик», сказал про себя Мога, садясь за руль. Догонять неизвестного мотоциклиста не было уже смысла. И он поехал среди виноградников на малой скорости; луна теперь следовала впереди, могла даже показаться, будто она ведет его машину на прицепе. Вокруг снова стояла тишина, зеленые массивы погрузились вновь в густой покой и выглядели теперь гигантскими гамаками, приготовленными для великанов земли — сказочных подгорян, отдыхавших под лунной фатой.

Сквозь равномерный шум мотора пробился вдруг ружейный выстрел. Затем — еще один…

Мога резко нажал на тормоз. Открыл дверцу и прислушался. Вдалеке чей-то сонный, хриплый голос спрашивал: «Мэ-эй! Кто та-а-ам?» И эхо, потревоженное среди сладких снов, сердито ему вторило: «А-а-ам?.. А-а-а?» Это ночной сторож, готовившийся уже вздремнуть, возвещал в воцарившейся тишине, что он не спит, что знает свой долг, и ни один злоумышленник не ускользнет от него безнаказанно.

«Наши символические сторожа, — с усмешкой подумал Мога, продолжая путь. — Можно нагрузить виноградом и вывезти целый грузовик, и ни один из них даже не пошевелится». И тут его внимание привлек огонек, внезапно появившийся среди посадок. Мога напряг зрение. Огонек неустанно мигал, будто кто-то посылал неведомые, таинственные сигналы.

Дорога вела как раз к этому позднему огоньку. И Мога, заинтригованный, направился в ту сторону.

Вскоре на темном небосклоне стали все четче проступать очертания бывшей пожарной каланчи, теперь бригадного стана Пантелеймона Бырсана. «Стало быть, бригадир тоже на страже. Либо сторожить оставили только свет в окне».

2

Наверху, в «кабинете» бригадира Бырсана в тот поздний час находилась Анна Флоря, пришедшая сюда после заката. Анна совершила обход по всем бригадам отделения, еще раз обсудила с бригадирами графики уборочных работ, наметила некоторые дополнительные мероприятия на те случаи, если погода потребует каких-нибудь изменений и поправок. В канун решающей битвы, как бы то ни было, у каждого много дел.

Анна устала, надо было отправиться домой и как следует отдохнуть, хотелось на заре поспеть сюда первой, встретить сборщиков на винограднике. Ожидалась также группа студентов, для которых и приготовили бывший «домик виноградаря».

— Погодите немного, Анна Илларионовна, — сказал Бырсан, — отвезу вас на своей «ракете». Одну ночью вас не отпущу. Поднимитесь пока наверх, отдохните. Я позову.

У Бырсана был старый мотоцикл с коляской, способный, казалось, пробудить своим грохотом целый свет. Но Пантелеймон к своей колымаге привык и не променял бы ее и на самый шикарный лимузин.