Георге Георгиу - Возвращение к любви

• Название: Возвращение к любви
• Автор: Георге Георгиу
• Издательство: Литература артистикэ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Первая книга романа-дилогии называется «Весенний снегопад», вторая носит название всей дилогии — «Возвращение к любви». Действие романа происходит в современном молдавском селе в период больших перемен социального и психологического характера. В центре повествования — крупный организатор, сильная личность, генеральный директор агропромышленного объединения Максим Мога. Вернувшись туда, где прошла юность, Максим вновь обрел и любовь, и жажду полнокровной жизни.

---

— Максим Дмитриевич!.. Максим!..

Рядом с ним, будто услышав его тревожные мысли, стояла Элеонора. Почему он не услышал, как она вошла? Задремал, что ли?

Максим сконфуженно встал, вышел из-за письменного стола и предложил Элеоноре стул. Глаза ее еще глядели встревоженно. Сдерживая волнение, она сказала:

— Господи, как я испугалась! Мне показалось, что тебе стало плохо! Какой у тебя усталый вид! Почему не поедешь домой отдохнуть?

Мога взял себе стул и уселся рядом.

— У меня был тяжелый день. — Максим рассказал ей о поездках в Зорены и Драгушаны.

— Как же вы наказали Виктора? — поинтересовалась Элеонора. Увидев, что Мога оживился, она успокоилась, хотя в его глазах еще была заметна усталость.

— Не надо ему сострадать, — ответил Мога. — Только он, при таких обстоятельствах, может установить степень своей вины и принять заслуженное наказание. Но и это не главное. Что понял он после нашего суда? Какие сделает выводы? Ты не можешь себе представить, как я рад, — переменил он вдруг разговор, — что ты со мной. Ведь вовсе не легко такое пережить. И знаешь что? — Мога наклонился к ней, с любовью глядя в ее глаза. — Чем дальше, тем сильнее на мне отзывается твое отсутствие.

Она взяла его руку — большую, горячую, жесткую, и это прикосновение словно придало ей смелость для признания:

— Каждый раз, направляясь сюда, я ищу повод, чтобы оправдать свой приезд. — Если бы мы не работали оба в одном и том же объединении, мы не могли бы и видеться? — Она умолкла, упорно размышляя, отняла руку и подняла на лоб прядку волос, словно та мешала его видеть. И снова заговорила с необычной твердостью в голосе: — Но пробьет час, я наберусь храбрости и приду однажды сюда, сколько людей бы ни было в твоем кабинете, чтобы громко сказать: «Максим, я пришла, ибо по тебе стосковалась!» — И тихо засмеялась; ей самой еще не верилось, что такое когда-нибудь случится.

Легкий стук в дверь заставил их обернуться. Мгновение спустя на пороге стоял Матей. В его каштановой шевелюре сверкали мелкие капли воды; обрызгана была и сорочка лимонного цвета. Заметив Элеонору Фуртунэ, он остановился у двери. Матвей впервые видел эту удивительно красивую женщину. И, наверно, добрую знакомую отца — беседа, по всей видимости, была дружеской.

— Давай, смелее, — позвал отец сына. — Идет дождь?

— Да. Недавно начался, — отозвался Матей. — Добрый вечер.

— Добрый вечер. Это мой сын, Матей, — представил он его Элеоноре. — Родился здесь, в Пояне.

Она протянула руку юноше.

— Очень рада. Моя фамилия — Фуртунэ. Элеонора Аркадьевна Фуртунэ.

— Директор совхоза «Боурены», — добавил Мога.

Если бы отец не упомянул Боурен, Матей не вспомнил бы слов, услышанных несколько дней тому назад на бахче. Он, Миоара и несколько ребят и девушек из их группы помогали собирать овощи. Рядом трудилось звено совхозных работниц. Женщины болтали о том, о сем; когда же Матей прошел мимо них с ведром, наполненным помидорами, до его слуха долетели обрывки разговора:

— Это сын директора…

— Красивый парнишка…

— А батя-то, ходит слух, в Боурены зачастил…

— Любой зачастил бы, имея, как он, машину…

Матей не придал тогда значения этим словам. Важной новости, в сущности, в них не было; парень знал, что отец почти каждый день разъезжает по селам, а значит бывает и в Боуренах. И о тамошней директрисе, как он помнил, отец ему рассказывал, когда выписался из больницы. Только теперь, увидев их рядом, заметив, как молодо выглядит отец в эти минуты, Матей уловил смысл того, что услышал в поле от работниц.

«Отец в нее, видно, влюблен», — подумал юноша и улыбнулся: слишком необычным показалось ему сочетание слов «отец» и «влюблен».

— Увидел в окне свет, — сказал он с тон же скромной улыбкой, сразу понятой отцом, — и зашел, чтобы забрать тебя домой. Ведь уже поздно. — И вдруг, повернувшись к Элеоноре: — Не бережет он себя, знаете ли, совсем. Возвращается в полночь, порой даже на заре. Будто у него семь жизней!

— Пусть будет одна-единственная, да ценою в семь, — засмеялся Мога. — Такая вера человека на ногах и держит, сынок, запомни. Я не хвастаю, учти; так оно и есть.

— И все-таки береженого бог бережет, — вмешалась Элеонора. Она подняла глаза на Могу, и ее укоризненный взгляд продолжил мысль, которую она не решилась до конца высказать: «Ведь есть еще также мы, мы, нуждающиеся в тебе».

— Итак, завтра в путь? — обратился к Матею Мога.

— Да, папа, я взял уже билет. На шесть часов утра.

— Без тебя мне будет тоскливо, Матей. Остаюсь один — и домой возвращаться не хочется. — Мога обращался к сыну, но смотрел и на Элеонору.

— Можно ли быть одиноким, имея столько друзей? — с удивлением спросил юноша. — Не так ли? — он взглянул на гостью. — Ведь если есть друзья, одиночества быть не может!

Элеонора покраснела; и отец, и сын призывали ее как бы в судьи. И она невольно приняла сторону отца.

— Даже самый близкий друг не может заменить человека, которого любишь, — молвила она тихо, как бы завершая разговор.

В молчание, воцарившееся в кабинете, вплетался шум дождя на дворе. По стеклам, освещенным шестиламповой люстрой и уличными фонарями, змеились быстрые водяные струйки. Короткий порыв ветра раскачал деревья, светильники, бросил снопы дождя в окна, на тротуары, на гранитную мостовую и вдруг утих, растворился во тьме, унося с собою и непогоду.

5

Элеонора Фуртунэ встала. Подала руку Моге, затем Матею. Собралась пожелать им доброй ночи, когда дверь шумно распахнулась, и в кабинете появился Пэтруц. Черты Иона были искажены; в намокшем пиджаке, с непокрытой головой, он выглядел чем-то испуганным. Пэтруц окинул всех растерянным взглядом и, не обращая внимания на Элеонору и Матея, хриплым голосом сказал Моге:

— Плохая новость, Максим. — Он прокашлялся в кулак, будто прогоняя комок, застрявший в горле. — Даже не верится. Антон Хэцашу…

Лицо Моги потемнело.

— Что с Антоном?

Пэтруц тяжело опустился на стул. Еще раз взглянул на Элеонору и Матея. И обратился вдруг к юноше:

— Уходят друзья наши, мальчик. Лучшие из лучших.

И Пэтруц поведал о скоропостижной кончине Антона Хэцашу.

После полудня Антон вместе с другими любителями рыбалки отправился на Сынзянское озеро[9], под ближний лесок; взяли лодку, выплыли в ней на середину водоема, где водились караси покрупнее. И там его схватило сердце. Пока его товарищи пришли в себя от замешательства, пока поняли, что случилось, Антон был уже бездыханным. Подгребли к берегу; один остался с умершим у лодки, другой поспешил в Пояну за скорой помощью…

— Где он? — спросил Мога. Не хотелось верить услышанному. Лишь вчера Максим встретился с Антоном перед зданием райкома партии; но, поскольку спешил — его ожидал Кэлиману, — ограничился рукопожатием; они пожелали друг другу доброго здоровья и разошлись.

— «Скорая» отвезла домой. Что еще оставалось? — Ион Пэтруц принялся вдруг раскачиваться из стороны в сторону. — Лишь недавно у меня в кабинете, были с нами еще Войку и Станчу, сморозил я глупую шутку. Не ходи на рыбалку, Антон, говорю, поймаешь рыбину кило на десять да и схватишь на радостях инфаркт. И вот, накаркал!

— Будь добр, Матей, отправляйся домой, — сказал Мога сыну. — Я вернусь попозже.

— Я с тобой! — заявил Матей, тоже взволнованный неожиданным несчастьем. Хэцашу он знал мало, но беспокоился теперь об отце.

— Иди, Матей, — обратилась к нему Элеонора ласково, будто к собственному сыну. — Будь спокоен, я о них позабочусь, — кивнула она в сторону Моги и Пэтруца.

— Я пойду с папой! — повторил Матей с неожиданной твердостью, так что Элеонора не стала настаивать. Максим же лишь теперь по-настоящему видел в юноше свои черты; отныне ему никогда уже не приходила в голову мысль, что тот — не кровь от крови его и плоть от плоти.

— Хорошо, пойдем. — Рядом с ним Максиму действительно было спокойнее.

В доме Хэцашу собралось уже много народу. Пришел Драгомир Войку с женой Виолеттой, державшейся поближе к Насте, супруге покойного. Здесь были и Виктор Станчу, Серафим Сфынту, Макар Сэрэяну… Дочь Хэцашу с мужем, оба учителя, сновали из комнаты в комнату, выходили во двор, снова встречались в доме, шептались о чем-то между собой, — но видно было, что вся эта беготня бесцельна, что оба сами не знают, чем заняться, чтобы заглушить горе.

Максим Мога вошел в большую комнату, где покойника устроили на столе, покрыв его с ног до головы белым полотном. Жена Антона сняла его с лица, поглядела без слов, только черты лица и глаза выдавали ее страдание. И Моге вспомнился Антон, каким был на дружеской встрече у него самого — веселым, охочим до шуток… «Холостые живут дольше. Тогда как женатые… Погляди хотя бы на меня!»