Максим Сиряченко - Чумные

• Название: Чумные
• Автор: Максим Сиряченко
• Жанр: Фэнтези

Ванесса Аретин, дочь капитана Солта, живет на самом краю света: в совсем молодом поселении, лежащем на другом берегу бескрайнего моря, в месте, отдаленном от ближайшего города на многие сотни миль. Мало кто знает о ее прошлом. Мало кто знает, что Ванесса — потомок некогда знатного рода, а ее отец, вынужденный почти все время проводить в море — разжалованный адмирал флота. Мало кто знает, что отца Ванессы разжаловали за дезертирство, когда он, пытаясь спасти дочь от смерти, приказал фрегату сняться с якоря и держать курс на Зеленый берег. С тех пор прошло десять лет. Десять лет спокойной и размеренной жизни, то, чего Ванесса так хотела после ужасной трагедии, навсегда изменившей ее жизнь. Но даже спустя все эти годы кошмар возвращается к ней. Страшная судьба преследует девушку, вот-вот норовя вновь обрушить на нее череду трагедий и утрат.

---

Филипп долгое время просто стоял рядом, молчал. Смотрел на мраморный сад, ожидая, пока Ванесса успокоит свой дрожащий голос. Надобности завершать фразу не было, он и так все понял. Только что она подтвердила его опасения. Наконец, Филипп услышал, как ее дыхание снова стало ровным, и решился.

— Солт назначил меня твоим опекуном в случае своей смерти. Твой отец просил тебя только подумать об этом.

— Знаю.

— Ты знаешь, что я приму тебя в любой момент, как только ты скажешь. И если ты откажешься и предпочтешь жить одной, я пойму. Выбор всегда за тобой. У тебя все-таки есть дом, свои аппараты, книги, свое хозяйство, работа. К тому же, ты вполне самодостаточна. Три года жила одна, пока отец был на войне по другую сторону моря. Я просто хочу узнать, не нужна ли тебе помощь в чем-то… Все-таки после такой утраты тяжело быть одной.

— Ты мне не нужен. Правда. Все в порядке.

— Понимаю. Но, в любом случае… Если вдруг пожар… Ты знаешь. Мне только сегодня выдали дом далеко от поселения, в котором тебе найдется отдельная комната.

— То есть? — Ванесса удивленно повернула голову. — Кто выдал дом?

— Мартин выдал. Дом лесоруба, который скончался несколько лет назад.

— И каким образом священник выдал алхимику дом? — Она недоверчиво прищурилась.

— Вот.

Филипп вытащил из внутреннего кармана плаща свернутый пергамент и протянул Ванессе. Та не сразу решилась его принять и развернуть. Он увидела стройные ряды литер и подпись внизу.

— Высочайшим указом повелеваю… Предоставить все требуемые удобства и защиту… Что это?

— Королевская милость. Вот подпись короля снизу.

— Откуда она у вас? Отец говорил, ее король выдает только особенно доверенным лицам.

— У меня были два часа, лист пергамента и чернила.

— Вы… Подделали королевскую грамоту?

— Увы. У меня есть настоящая, но монарх запретил мне ее брать с собой. Сказал, что уж там она мне точно не понадобится, и нечего возить такие документы в деревню на другой конец мира.

— Но зачем? Это же преступление против Короны, измена! Ради чего?

— Я пообещал вашему отцу, что с его дочерью ничего не случится. Так что и ради него, и ради вас. Вы же знаете, Церковь не любит алхимиков. А единственный человек, который мог предоставить нам с вами законную и реальную защиту, был ваш покойный отец.

— Защиту? То есть?..

— Вы — моя подопечная. Формально. И моя «липовая» защита распространяется на вас. На деле вы свободны, как ветер, и также под моей защитой, а значит, под защитой короля.

— Ясно… Вот, значит, как.

— Да. Я просто хотел сказать, что если что-то нужно будет, то я всегда помогу. В конце концов, и поклялся вашему отцу. Теперь это моя обязанность. И если вдруг решите воспользоваться мной, спросите у любого окрестного мальчишки дорогу к дому лесоруба-убийцы…

— Подожди. — Сказала Ванесса, видя, что Филипп собирается уходить. Что-то заставило ее бросить это слово. Теперь, когда Филипп ей все объяснил, ей многое стало ясно.

— Что?

— Тогда, на похоронах, вы сказали, что отец был для вас другом. Это правда?

— Правда. Мы поссорились одиннадцать лет назад, а до того еще десять были лучшими друзьями.

— Могу я узнать, почему так произошло?

Филипп сначала смотрел на нее, потом тяжело вздохнул и посмотрел вниз, на мраморный сад. Свет отражался в стеклах его маски, и они казались двумя маленькими лунами.

— Мне не очень приятно об этом говорить. Это так важно для вас?

— Да, важно.

— Не хотите быть подопечной незнакомца? Даже формально? — Ванесса кивнула. Хорошо, что он понимает, в чем дело, подумала она. — Ладно. Расскажу, как все произошло. Вам известно, какую политику вела ваша мать? Известно, что она всю жизнь положила, чтобы для простых людей Десилона жизнь стала легче?

— Да, я помню это. Она всегда заботилась о народе больше, чем о себе.

Филипп вгляделся в лицо Ванессы и увидел, что в нем больше нет враждебности. Только задумчивость и обида на весь несправедливый мир. Печаль.

— Признаюсь, один мой хороший приятель, который был очень близок к церковному правлению, предупредил меня о готовящемся мятеже. Он не хотел, чтобы я погиб во время него во дворце, и сказал мне это только для того, чтобы я убрался подальше. Разумеется, он не сказал мне прямо, что вот-вот начнется восстание. Это были туманные намеки, наполовину неясные, однако достаточно точные, чтобы я смог их понять. И вот, когда мне стало известно о том, что готовится бунт, я первым делом пошел докладывать королю, вашей матери и ее мужу. Она мне не поверила, сказала, что народ не может так вероломно предать ее, даже если их поведет взбунтовавшаяся Церковь. Я ответил, что пора бы спуститься с небес на землю и посмотреть фактам в глаза. Сказал, что темны, злых и жестоких людей, то есть чернь, Церкви обдурить не составит труда. А ведь ваша мать всегда верила в лучшие стороны человеческой натуры… Она сильно расстроилась, очень сильно. Солт говорил, что мои слова ничем не обоснованы, что я просто треплюсь, как старая кухарка… Не помню, что я ему ответил, что-то резкое, но тем не менее правдивое. И то, что его сильно задело. В общем, он меня ударил. Так ударил, что очнулся я не сразу. Хм… Еще раз я пытался сказать ему и королю, но Солт не захотел меня слушать. Он все еще злился. Безумно злился. Король тоже счел мои опасения неоправданными, сказал, что я стал параноиком и вижу в случайных словах угрозы… А через две недели поднялось восстание. Потом Солт спасал вас. Потом скрывался с вами на берегу. Потом стал капитаном на торгово-военном судне… Мы с ним очень редко пересекались. И каждый раз я боялся заговорить об этом, ведь его жена погибла, а вам, его дочери, приходится жить на Зеленом берегу. Наши отношения стали насквозь официальными.

— Так вот о чем он говорил перед смертью… Тогда, когда говорил про ненависть и то, что хотел бы быть вашим другом.

— Именно. — Сказал он и отвернулся к груде мрамора в саду. Несколько секунд он был неподвижен, как глиняная статуя, пытался взять в узду свои чувства, которые захлестнули его после короткого пересказа. И не смог. Его перчатка глухо скребнула ногтями по мрамору. — Черт, теперь и у меня на душе скребут кошки. Всколыхнул все горе, которое только стало оседать.

«Конечно, остаться сиротой и иди в дом к незнакомцу — идея хуже не придумаешь. И не хочется зависеть от кого-нибудь. Только вот… Он теперь не кажется тебе незнакомцем, верно? Филипп знал тебя, когда ты была маленькой, твою мать, отца. Знал твоих родителей, и ты тоже его помнишь, смутно, но ведь тебе тогда было семь лет. Он поклялся твоему отцу, что будет защищать тебя, и еще говорил, что это теперь его обязанность… — Тут внутри Ванессы что-то подпрыгнуло, испугавшись догадки. — Он ведь мог сказать это специально, потому что видит, что я не терплю своей слабости. Хочет преподать это в таком свете, чтобы я клюнула…

Эй, может, хватит видеть везде врагов?

Он сказал так, потому что видит, какая ты на самом деле, видит тебя настоящую. Видит, что ты чертовски гордая, что ты у себя на уме и вообще не хочешь от кого-то зависеть. И, несмотря на это, он пытается тебе помочь, чтобы ты не шлялась по улице, как нищая. Кто бы сделал такое, зная о твоем характере? Никто. Никому ты такая не нужна. А он старается. Он ведь уже догадался, что ты не вернешься в тот дом, где умер отец.

Тогда, может, стоит посмотреть на него не как на человека, которого с тобой не связывают кровные узы? И не как на близкого друга семьи. А как на кого? Как на лекаря?»

Ванесса вздрогнула. Стило ей вновь подумать о Филиппе не как о человеке, который готов взять безропотную сироту-служанку под свое крыло, а как о лекаре, алхимике, как внутри нее снова всколыхнулось горе. Они ведь вместе лечили ее отца. Черт, а она так верила, что у них получится, что отец выздоровеет и все вернется на круги своя.

Да, ей было горько. Так горько, что грудь казалась ей одним сплошным ожогом, глубоким, доходящим не до кости — до души. Но было кое-что, смягчавшее боль. Немного. То, что взяло ее сознание под контроль и заставило Ванессу перестать горевать и подумать о своем будущем. Это была та самая ее часть, смирившаяся со смертью Солта, когда его положили в кровать под полкой с книгами.

— Скажите, Филипп, почему мой отец умер? Почему болезнь не поддалась?

— Так часто бывает. Как человек стремится выжить за счет смерти болезни, так болезнь стремится выжить за счет смерти человека. Может, мы смогли бы его спасти, если бы начали лечение раньше.

— Насколько раньше? — Спросила девушка и внутренне замерла. Ей одновременно очень хотелось услышать ответ и не хотелось слышать его вовсе.

— Как только появились первые симптомы.

— И не было никаких шансов начать лечение раньше?

— Мы и так пошли через шторм, чтобы выиграть пару дней. Мы сделали все, что могли, Ванесса. И как бы это ни было грустно, мертвых не вернуть. Память о нем навсегда останется с нами, но его срок в этом мире закончился. А наш еще нет.