Михаил Найман - Плохо быть мной

• Название: Плохо быть мной
• Автор: Михаил Найман
• Издательство: Время
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9691-1260-5

Добрый, наивный, влюбленный, неприкаянный русский американец Миша входит в нашу реальность как бы из небытия, из-за прикрытой судьбой двери — роман Михаила Наймана публикуется посмертно. Обидно, конечно, что автор, не доживший до сорока, никому не даст интервью и не подпишет книгу, но издательство уверено, что ей и без того суждена широкая известность. Так проносится реактивный самолет — уже скрылся за горизонтом, а звук только нарастает. Начитанные люди заметят родство героя с Холденом Колфилдом из романа Сэлинджера. Это хорошо: Холдену будет не так одиноко за горизонтом, ему будет приятно сознавать, что у него есть такой способный братишка в русской литературе.

---

Я покашлял и сел рядом.

— Кому-кому, а той сволочи учинят разборку на Страшном Суде по полной, — произнесла Эстер со смаком. — Представляешь, Бритни везла пожертвования детям-сиротам, ее сосед узнал об этом и на пересадочной станции слямзил у нее все сбережения и смотался. Теперь она едет домой ни с чем… Как ты его назвала, милая?

— Мудилой, — ответила Бритни с ледяным спокойствием. — Мудила — так я его назвала.

— Иногда мне кажется, что некоторым не светит попасть ни в рай, ни в ад просто потому, что они не заслуживают внимания Господа, — заметила Эстер. — Большинство людей слишком мелкие, чтобы быть полноправными грешниками или праведниками. Но этот мудила точно заслужил реальной разборки свыше. Страшный Суд в гангста-стиле…

— Почему ты решила помогать детям? — спросил я Бритни безразлично.

— Для себя в первую очередь, — ответила Бритни. — Думаю, детям плевать, помогаю ли им я или вон та бомжиха у входа.

— За мои дела мне точно не грозит Гангста Страшный Суд, — сказал я. — Эстер права, я не заслуживаю ни рая, ни ада. Буду, наверное, болтаться где-нибудь под облаками воздушным шариком, пока не лопну.

— Пойду куплю себе колы, — сказала на это Бритни.

— Слушай, эта баба замешана в нехилом наркоделе, — начал я лихорадочно тараторить Эстер. — Я только что был с ней в туалете. Там такое творится!

— Не болтай глупостей, милый.

К нам вернулась Бритни и уже стала поднимать свою тяжелую сумку, оставленную возле Эстер, когда я увидел, что к нам направляется полицейский.

— Черт, нам крышка! — забормотал я. — Он нас сейчас заметет! Я ведь был в туалете, когда эта…

— Помочь, мэм? — галантно обратился коп к Бритни. — Он, как и все, оценил, какая шикарная штучка Бритни. — У меня сейчас перерыв. Могу легально предлагать помощь очаровательным девушкам.

— Миша вполне в состоянии помочь очаровательной девушке, — перебила его Эстер. — Пойди донеси Бритни сумку до автобуса.

Клонясь под тяжестью багажа, я брел за Бритни и гадал, что находится внутри сумки.

— Куда у тебя рейс?

— Сиэттл, — ответила она.

— У тебя там дом на берегу океана?

— Не поняла?

— Извини.

Мы встали против автобуса рейсом на Сиэттл. Я погрузил ее вещи в багажный отсек. Бритни закурила.

— Ты правильно сказала, что помогаешь детям в первую очередь для себя, — сказал я. — Хотя не думаю, что благотворительные организации оценят такую мысль, скажи ты им это вслух.

— Так я им и не скажу.

— Послушай, — я посмотрел на нее, не до конца уверенный, что разговариваю с девушкой, которую видел в туалете, настолько безоблачным был ее вид. — Я никому ничего не скажу, можешь быть спокойна. Тем более, кому охота болтать, если тебе за это могут засунуть в рот воронку и налить туда кислоту?..

— Если не охота, то и не болтай, верно? — она обратила глаза вдаль, вбок, вверх, не туда, где была моя голова. Растоптала сигарету и пошла в автобус, не сказав больше ни слова.

— Пока, Бритни! — крикнул я ей вслед. — Удачи в Сиэттле с детьми. — Она не обернулась.

— Только что, — набросилась на меня Эстер, — в мужской туалет нагрянули копы с пистолетами и вывели оттуда какого-то лысого толстяка, представляешь? Он орал, что мало того, что ему отменили автобус, его еще арестовывают ни за что ни про что.

— А я о чем говорил? Эх, надо бы за него заступиться! Только автобус уедет. Но его и так выпустят.

— Мишенька, я, конечно, уважаю тебя за твой богатый уголовно-наркотический опыт. Но то, что ты почти во всем видишь запрещенные препараты, иногда делает общение с тобой немного однообразным.

— Ты права, — ответил я. — Надо работать над собой.

* * *

— Что случилось на станции? — спрашивает меня флибустьер. — Ты чего-то не в себе.

— Да ничего из ряда вон выходящего, — отвечаю я. — Часть спектакля, который называется жизнью. Какие же все-таки люди… — начинаю я. — Как подумаешь про этот мир, сразу на душе…

— Не люблю отвлеченностей, — перебивает меня флибустьер. — Мир, люди, добро, зло, жизнь. Я люблю жизнь, но говорить про нее мне как-то…

Он мне нравится. И мне горько.

— Заасфальтированная дорога, — говорю я. — Или автостоянка.

— Ты о чем, друг? — спрашивает флибустьер.

— Техас. Вроде как степь. А все равно, автостоянка.

— Зря ты так, брат. Приезжай ко мне в прерии. У меня там дом, я построил его сам. Ни одного жилья на двадцать миль вокруг. Красота.

— Вы там живете один?

— Я там живу один, со своими девятью детьми, женой и братом. Дом двенадцать комнат. У меня профессия Иисуса — плотник.

— Я верующий, — сказал я.

— Дай пожать руку.

— Какой вы конфессии?

— У меня нет конфессии. У меня есть Христос. Для меня Христос в любом человеке. Слушай, — внезапно нагибается он ко мне, — у тебя нет тяги к ручной работе? Руками ничего не делаешь?

— Руками?

— Ну да, столяр или плотник. А то приедешь ко мне этой осенью. Подышишь воздухом. Я давно заметил, что с тобой что-то не так. Я как раз строю сарай. Бери бумажку, записывай мой адрес. Пишешь?

— Боюсь, я буду занят этой осенью, — мямлю я. — Буду жить под Филадельфией с Эстер. Ей надо учиться. На врача.

— Мы приедем, — говорит Эстер флибустьеру.

Но он, похоже, не обиделся:

— В Техасе совсем неплохо живется. У меня там небольшая плантация марихуаны на заднем дворе. Пыхаем только мы с женой. Дети ни в какую, как мы их ни уговариваем. Вы, ребята, употребляете вообще? Я пересаживаюсь на следующей остановке. Угощу вас там. У меня как раз осталось немного зелени. Если бы ты только видел наши прерии, сынок! — продолжает он. — Там полным-полно пейотов. Часто выхожу в пустыню и ем их. Зависаю на неделю, провожу время в пустыне один. Наедине с собой, Богом, Вселенной и моими видениями.

— Откуда вы едете? — спросила Эстер.

— Из Канзаса. Я вообще-то художник. Ездил туда продавать идею для плаката. Запустить это дело, чтобы тысячами штамповали. Я как-то видел в журнале советский плакат «Ты записался в добровольцы?». У меня такой же, только с Христом. Христос указывает на тебя своим перстом. Круто, правда?

— Знаете, — вступила Эстер, — я как раз подумала, какой грех я в жизни совершила. У мамы есть слепой друг. Год назад он приехал ее навестить. Мама в тот день была в отъезде, попросила меня его принять. Я привезла его к нам, поставила ужин на плиту, поддерживаю разговор. И вдруг мне в голову стукнула мысль снять с себя одежду. Интересно, как это — быть голой перед мужчиной, который тебя не видит? Так весь вечер перед ним голой и проходила. На мне были одни туфли на каблуках, чтобы он не подумал, что я хожу босиком. Было в этом что-то такое, — говорит она. — Я полностью отдавала себе отчет в том, что делала. Я тогда ощущала себя… как бы это сказать… Голой. Ужасно стыдно. — Она берет мою руку в свои с таким видом, будто хочет попросить у меня прощения за свой рассказ.

Когда мы вышли из автобуса на остановке, показалось, что солнце открыло свою чудовищную пасть и взяло нас жить внутрь себя. Небо висит так низко — это не небо, а крыша крытого стадиона ярко-серого цвета. Воздух можно увидеть и даже потрогать, как он колышется равномерными раскаленными волнами в метре над землей. Страшную вещь делает солнце с людьми. Изжаривает душу в сухой омлет, который не станет есть самый последний бездомный. Я видел лишь остовы людей, изнемогающих в этом пекле, с напряжением дожидающихся момента, когда автобус увезет их прочь.

У дороги кафе — пластиковые столики с разводами кофе. Уселись.

— Ну как? — спрашивает Эстер.

Я не совсем понимаю, о чем она, но на всякий случай отвечаю, что все о’кей. Сидим в кафе, и нам так жарко, что не разобраться, хотим мы друг друга или это просто солнце.

Кафе обычное, зонтики над столиками, но там почему-то давали спиртное. Я хотел выпить водки, но Эстер сказала, что не хочет, чтобы я пил, и если я возьму водки, она обидится. Я заказал виски.

— О виски мы не договаривались? — спросил я.

Она ответила, что не договаривались, но что все равно я дурак. Себе взяла какой-то коктейль. Неестественно розового цвета, на краях стакана сахар, а на поверхности плавала вишенка. Я попробовал — полная дрянь.

Эстер болтала ногой, пила коктейль. Я тоже сидел, пил виски, делал большой глоток, пауза, следующий, и думал: что было бы, если бы я так делал всегда. Лакал бы стакан за стаканом без перерыва. В тот момент эта мысль казалась привлекательной. Воздух был пропитан сексом, хотя, может быть, это жара, я не уверен.

— Посмотри на того человека, — сказала Эстер.

На асфальте, прислонившись спиной к стене кафе, полулежал мужчина. Несмотря на жару, на нем была куртка черного цвета и сапоги. На голове шерстяная шапка. Еще борода. И запах. Запах был жуткий, его нет-нет и доносило до нашего столика. Эстер сказала, чтобы я не пялился на несчастного, ему это неприятно. Потом пошла к нему.