Леонид Кокоулин - Колымский котлован. Из записок гидростроителя

• Название: Колымский котлован. Из записок гидростроителя
• Автор: Леонид Кокоулин
• Издательство: Профиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Большая трудовая жизнь автора нашла правдивое отражение в первой крупной его книге. В ней в художественной форме рассказывается о первопроходцах сибирской тайги, строителях линии электропередачи на Алдане, самой северной в нашей стране ГЭС — Колымской. Поэтично изображая трудовые будни людей, автор вместе с тем ставит злободневные вопросы организации труда, методов управления.

За книгу «Колымский котлован» Леонид Кокоулин удостоен премии Всесоюзного конкурса ВЦСПС и СП СССР на лучшее произведение художественной прозы о современном советском рабочем классе.

---

Цыган не растерялся. Сел, тронул рычаг, словно вожжу, а машина, как понятливая лошадка, сразу стала податливой, покорной. Смуглые щеки цыгана зарделись, а по спине пот. Так весь день и проторчал на экскаваторе. И машинистам приглянулся любознательный, дотошный цыган.

— Оставайся, научим, — пригласили парня.

— Насовсем?

— Можно и насовсем. Старшим машинистом, командиром будешь, — хохмили чумазые помощники.

Когда табор снялся и за поворотом исчезла последняя кибитка, цыган стоял перед машинистом.

— Насовсем, — сказал он.

Экскаваторщик хотел пошутить, а куда, же, мол, девал сережку, во вовремя спохватился, не спросил.

Ребята пристроили плясуна к себе в общежитие. Так, и остался Гришка-цыган на экскаваторе.

На строительстве Иркутской ГЭС Григорий Стожаров получил медаль, на Вилюйской — орден. И вот теперь, с первого колышка, Колымская, и теперь он уже не Гришка-цыган, а батя. Когда-то черную, как смоль, бороду запорошила белая метель. Но на ноги он такой же: горазд что работать, что плясать. Вот ему-то и поручили переправу.

Я с Григорием знаком давно. Много лет работали еще на Заполярной, нехожеными болотами, трудными лазами протаскивали тяжеловесные поезда, но когда это было…

Для переправы готово все. И на всякий случай лодка припасена, и трос перетянут через реку — одним концом его захватили за бульдозер, другим, опоясав мертвяк на противоположном берегу, закрепили за тягач.

Димка забрел в реку так, чтобы его со всех сторон было хорошо видно, поднял руки, замер.

Григорий Стожаров перестал улыбаться, приоткрыл дверцу тягача и впился глазами в бригадира. Димка подбросил берет, поймал и закрутил над головой. Сразу на берегу забегали, заворочались тягачи. Натянулись и запели тросы, бульдозер вздрогнул и посунулся к воде. Замелькали отмытые гусеницы. Но вот бульдозер споткнулся, клюнул, и над выхлопной трубой сомкнулись круги. Изо всех сил заработал арттягач, высекая траками искры о каменистый берег.

Я смотрел на кипящую бурунами реку и угадывал, насколько продвинулся «утопленник».

Димка потряс кулаком, но тягач, словно подбитая птица, прыгал на месте. Гусеницы бешено вращались, крошили камни, высекая искры. Димка забежал к самому радиатору и скрестил поднятые руки. Тягач глухо огрызнулся и замер. И сразу стало тихо, до глухоты.

— Не рви без толку, — сказал Димка, высунувшемуся из кабины цыгану.

— А я что говорил? — ни к кому не обращаясь, подтвердил Старшинов.

— Говорили, ясное дело, говорили, — буркнул Димка и пошел туда, где Талип с ребятами помятой фарой отчерпывали из лодки воду.

Димка стал поближе к лодке, поставил ногу на борт, достал сигареты. Талип справился с водой, откинул фару в нос, уложил весла, выпрямился.

— М-да, — он потянулся к раскрытой пачке за сигаретой. Ребята курили и смотрели на реку.

Там, где моталось на воде бревно, рябило. Бревно судорожно подергивалось на тросу и ныряло.

— Клюет, — сказал Талип, — уха будет.

— Сидит рыбина, не уха — ушица будет. Вали-ка, Талип, попроси еще тягач, одним не взять. Заодно прихвати хлеба и тушенки, — просит Димка.

— Котелок тоже надо таскать — чай шарга, чай не пьешь, — откуда сила. А вот и Андрей.

— Привет поморам-уморам, — Андрей снимает рюкзак, достает котелок, три буханки хлеба, вытряхивает на землю картошку и хватается за весло.

— Погоди, Андрейка, поначалу распали костер, — командует Димка. — А вы, хлопцы, садитесь в лодку.

Парни укладывают трос и выводят лодку на глубину. Гребут к «поплавку». Талип ловко подруливает, и Димка хватается за бревно, в одно мгновенье подсекает трос. Я догадываюсь — будут отрабатывать задний ход. Так и есть, закрепив трос, выгребают изо всех сил к берегу. Лодка словно неподатливый утюг — ее сваливает по течению, но парни, навалившись на весла, делают еще рывок, ловят конец троса и выпрыгивают в воду. Димке по грудь, а Талип почти на плаву. Тут уж им навстречу забредает Андрей с ребятами. Они с силой подтягивают трос. Он вибрирует, и течение рвет его из рук.

— Тягач гони! — кричит Димка, но тягач и без того уже развернулся и подает задним ходом фаркопф. Этим временем Димка вылез из воды, набросил трос на крюк тягача, вытянул руку вперед. Тягач заработал. Трос сглиссировал, по воде, подсекая водяной пузырь — радуга брызг. На миг трос звонко натянулся и тут же обмяк, плюхнулся на воду. Тягач подался метра на два — и снова трос зазвенел, но тут уже тягач ни с места — поскреб голый булыжник под собой и замер.

— Труба дело, — выдохнул Димка. — Теперь ни взад ни вперед, зарачило! Что бы это могло быть, как думаешь, дед? — спрашивает он и смотрит почему-то мне на ноги.

Я, топчусь тут же, Андрей около меня крутится — штаны закатаны выше колен, ноги как у гуся — красные. Не простудился бы;

— Дед, давайте двумя тягачами дернем — больше ведь силы, только навалиться…

— На силу тут не взять. На шап-шарап тоже не выйдет. Одно — надо просмотреть русло.

Ребята смотрят с удивлением, чудишь, дескать.

— Теория, — говорит Димка, — в этой-то непроглядной мути?

— Ну, не просмотреть, так прощупать, — поправляюсь я. — Если валун, то надо выяснить, с какой стороны его обойти, а вот если порог, расщелина или гребенка…

— А щупать как будем, товарищ дорогой, языком, да? — Талип для убедительности показывает язык.

— Зачем языком, ногами. Поначалу головой поворочаем, затем ногами. Был уже такой случай. Лет пятнадцать назад. Шли мы тогда колонной машин и бульдозеров по Лене. Пробивали по зимнику первую трассу. Пурга мела целую неделю, и сразу стихло. Где-то далеко глухо треснул лед. Стоят шоферы перед ведущей машиной и смотрят в зияющую промоину. От воды валит пар, в промоине бульдозер.

— Что стоять? Скорее рубите козлы! — кричу им.

Срубили, перекинули тали. На край промоины бросили капот, на него тулуп. Тут же кружка со спиртом, а рядом, в костре шипят банки с тушенкой.

Мнутся ребята, хотя и понимают — без бульдозера дальше ходу нет, спасать надо. Ну, раз нет храбрых, не торопясь, сбрасываю шапку, полушубок, рубаху, сапоги. Пробую ногой дымящуюся воду, словно ошпариться боюсь. На миг вспомнились мальчишечьи годы. Э-эх! Только буравчики воздуха вырвались на поверхность, а вслед за ними и я выскочил чуть не по пояс — выкинуло, будто ореховую скорлупу.

— Легковат, — и кто-то сует обмотанный мешковиной — чтобы к телу не примерз — пудовый домкрат.

Зажал я его под мышкой, в другой руке трос, и опять нырнул.

Все! Зацепил… Вскоре колонна двинулась.

— Ну вот, дед, тебе к карты в руки, ныряй, а мы поучимся, — зубоскалят лэповцы.

— Оно, конечно, если спиртяги для сугреву полкрухи опосля дерябнуть, то и море по колено будет! — высказывается Талип.

— Ставь на бочку, и я нырну, за милую душу, — горячится молодой монтажник.

— Ты же бросил, у тебя изжога от спиртного, — встревает в разговор Димка и смотрит в упор на рослого и красивого монтажника с бакенбардами, на того самого парня, который помогал Талипу перегребать реку.

— У него изжога, когда за свои гроши, а так нету, — ржут парни.

— Может, начальник подкинет на купель-крестины, — кивают бакенбарды в сторону Георгия Петровича. — Тогда можно и полизать дно…

— Совершенно неверно, лизать не надо, дорогой товарищ, щупать надо. — Талип тут же проворно скидывает рубаху и берется за весло. Спина, руки, грудь у Талипа перекручены тугими мускулами. А вот в одежде невидный, даже будто нет его вовсе.

— Погоди, Талип, не горячись, — урезонивает его Димка, — давайте все по порядку. Надо стать лодкой на якорь повыше наплава, а значит, и выше бульдозера, и с лодки сигать солдатиком и ногами щупать, так я понял, дед, а?

И, не дожидаясь моего ответа, Димка садится на борт лодки, снимает сапоги. Ребята тем временем притаскивают увесистый камень и привязывают за веревку — будет якорь. Заволокли они в лодку камень-якорь, уложили, как полагается — камень на нос, веревку колечками, чтобы не запуталась. Двое на гребях, Димка с рулевым веслом. Талип около чалки стоит на коленях — ему отдавать якорь. Все одеты, лишь Димка в трусах сидит на корме, длинноногий, широкий в спине, настоящий, крепкий мужик. Сейчас в самом соку, а не заметишь, как и состарится. Давно ли, кажется, был как ботва, вынутая из темноты — ноги, руки макаронины…

— Разреши, дед? Я тоже с бугром… — просится Андрей.

— Погоди, Андрей! Ты будешь тут принимать чалку.

Парни догребают до наплава, забирают немного повыше, выравнивают лодку вверх по течению носом, и Талип отдает якорь. Слышно, как плюхнулся камень. Всех обдало брызгами.

— Ну, товарищ, — голос Талипа, — будем тебя стропить за ногу или как?