Роберт МакКаммон - Я путешествую по ночам

• Название: Я путешествую по ночам
• Автор: Роберт МакКаммон
• Жанр: Ужасы и Мистика

I Travel by Night. Robert McCammon, 2013

Дэвид Кингсли, убитый горем из-за похищения своей дочери, приезжает в Новый Орлеан на встречу с человеком по имени Тревор Лоусон. Похитители выдвинули крайне необычные требования и указали, что исполнить их должен непременно упомянутый человек. Дэвид Кингсли понимает, что выбора у него нет, но он готов на все, лишь бы спасти дочь, поэтому соглашается на встречу с человеком, в визитной карточке которого содержится странное условие: «Я путешествую по ночам»…

---

— Отличная идея. Но ты не на моем месте, — ухмыльнулась Энн Кингсли. — Так что я останусь. И «вдоволь наслажусь борьбой с москитами».

— В вас не приходится сомневаться. Я бы посоветовал вам попытаться уснуть, если честно. Нам, возможно, предстоит долгая ночь, — не говоря больше ни слова, он полностью укутался в свое покрывало и оставил Энн Кингсли следовать ее замыслу.

Он спал, как все вампиры. Одна часть его разума была погружена в некое подобие транса, набираясь сил перед закатом, но другая была сосредоточена, чувства ее обострялись в страхе перед болью, которую может принести солнечный свет, если проникнет сквозь защитное покрывало, и агония эта будет как физическая, так и моральная. Невозможно описать, что испытывает обращенный в вампира человек от солнечного света. Это боль тела, которое теряет все свои соки, мучительная смерть при жизни… а еще это была боль, с которой свет отрывал жизнь от души вампира. Возможно, человек сильных религиозных убеждений мог бы сказать, что так страдает душа обращенного от стыда за то, чем она стала.

В своем напряженном трансе Лоусон дернулся, как дергается человек, видя кошмарный сон. Его чувства подсказывали ему, что солнце перемещается, а также сообщали, что Энн Кингсли все еще находится рядом, дрейфуя в своем скифе и размахивая руками в перчатках в попытках отогнать от себя назойливых насекомых.

А тем временем в наполненных призраками прошлого закоулках своей памяти Лоусон видел небольшой разрушенный городок, куда его забрали создания ночи после битвы под Шайло. Полусны живо явили фермерский дом, куда его принесли, заволокли в грязный подвал, после чего связали запястья и лодыжки, привязав их к железному каркасу кровати с окровавленным матрасом. Расступившись, существа пропустили вперед злого ангела в красном, и она провела ногтем по контурам подбородка своего пленника, очертаниям носа и щекам, после чего наклонилась вперед и прошептала ему прямо на ухо голосом с заметным французским акцентом, в котором читалась скорая смерть:

— Меня называют Ла-Руж, и я живу на этом свете уже очень… о-о-чень долго. Догадываешься, сколько мне лет?

Разумеется, он не мог ответить. Он был почти полностью обескровлен, его сил не хватало даже на то, чтобы кричать от боли, которую причиняли множественные раны. Лоусон попытался издать слабый стон, но даже этот звук обратился в едва слышный вздох.

— Мне сто сорок один год, — сказала она, хотя на вид ей нельзя было дать больше двадцати. Ее синюшный язык показался изо рта и задрожал, как хвост гремучей змеи, после чего метнулся к его щеке и зашуршал по ней, как наждачная бумага. На этот раз стон боли и отвращения все же вырвался наружу, но, казалось, он лишь доставил удовольствие этому чудовищу. Как только она отстранилась от него, облизав свои покрытые кровавой коркой губы, глаза ее друг загорелись зеленым светом.

— Я много наслаждалась, — полушепотом произнесла она. — Я многих обратила, дала им возможность стать теми, кем они хотели быть, сменить свое жалкое существование на возвышенную жизнь в ночи. О, некоторые сдавались мне сами с радостью. Готовы были позволить мне испить себя досуха за тот дар, что я давала им взамен. А некоторые сопротивлялись. Как ты. Но, видишь ли… эта борьба обречена на провал. Как твое имя, солдат?

Он не мог произнести свое имя и не стал бы этого делать, даже если бы у него были силы говорить.

И тогда он почувствовал, как ее Взор проникает ему в голову и исследует тот особняк, что он воздвиг из своей жизни. Лоусон попытался сжать кулаки, чтобы придать себе сил сопротивляться, но не мог. Тело его начало слабо извиваться в попытках выкинуть Ла-Руж из своей головы, но она была всюду: смотрела каждое его воспоминание, перебирала все испытанные им чувства, вплеталась в его память, как паразит, как будто она всегда жила там, всегда была где-то неподалеку и наблюдала за ним, чтобы потом увести. Она незримо присутствовала при его рождении, смотрела за ним, когда он играл в лесу в детстве, была на его свадьбе, наблюдала, как рождается его дочь, следила за его работой, пока он подписывал юридические документы темными синими чернилами, видела, как он пришел в здание суда, чтобы записаться добровольцем в армию сражаться с северянами во время Гражданской Войны. Она была рядом, когда он написал свое имя на куске пожелтевшей бумаги.

— Тревор Лоусон, — прошептала Ла-Руж, и ее красные губы вновь приблизились к его уху. — Ты очень красивый мужчина. У тебя была прекрасная жизнь, ведь так? Очень достойная жизнь. Что ж, Тревор… я собираюсь сделать тебя моим лучшим творением.

Так началось угасание его человечности и падение в бездонную пропасть, где царила темнота. Непроглядный мрак.

Он не понимал, сколько времени провел там, лежа в полузабытьи почти обескровленным и привязанным к железному каркасу кровати. Каждую ночь Ла-Руж приходила к нему и выпивала успевшую чуть восполнить запасы кровь, оставляя совсем немного, чтобы жертва не умерла. После она ворковала что-то ему на ухо и водила своими ногтями, под которыми запеклась кровь и могильная грязь, по его груди.

— Вот, как это происходит, — сказал капрал Ниббетт, безногий конфедерат, который на самом деле лишился своих конечностей после того, как заразился вампиризмом. Он вышел на поле боя вместе с остальными и переползал от горла к горлу в сгущающихся сумерках… а затем пушки открыли огонь, вылетели и засвистели снаряды…

— И оттяпали мои ноги к чер-ртовой матери, — и в свете свечей его покрытое швами и старыми шрамами лицо исказила уродливая гримаса.

Капрал — бывший кузнец из Джоржии — иногда спускался, соскальзывая с лестницы, и полз по грязному полу, чтобы поговорить с самим собой в обществе капитана из Алабамы.

— Я просто почувствовал жжение… в потом все было кончено. Они не отрастут обратно, а жалко. Если б только можно было… ну, впрочем, ладно! Что сделано, то сделано, я считаю.

В своем состоянии шока от потери крови, господин капитан из Алабамы не мог ничего ответить.

— Как дела у старого Бобби Ли? — спросил Ниббетт. И, получив только молчание, ответил себе сам. — Все еще лижет задницы этим янки? А хотя, знаешь… это уже не так важно теперь. Патрик и Горди — они оба янки. Маленький Присс тоже. Был, знаешь, ну этим… лагерным цветочком. Не-ет, сейчас уже ничто из этого не важно, — он хлопнул себя по обрубку ноги. — Так что, здорово, парень! Мы теперь на одной проклятой стороне, понятно? Сражаемся против них. Ну, ты знаешь. Тех, кто хочет, чтобы мы умерли. О, все в порядке, просто еще одна война. И она будет идти очень долго, но большинство о ней даже не узнает. Мы против них. Как в старые времена, вот, как говорит Ла-Руж. О, ты ей нравишься, кэп. Она была раньше богатой женщиной, много лет назад, — он потянулся вперед, и его красные глаза засияли. — Некоторые из тех, кто старше, называют ее Королевой Ла-Руж. Она говорит по-французски. Наверное, именно на этом языке и должны разговаривать королевы. Проклятье, я проголодался. А ты попался под руку, и придется тебе мне помочь.

Его грязная правая рука, как паук, взобралась по груди Лоусона.

— О, я чувствую, как бьется твое сердце, как кровь движется по твоим венам. Оххх, пахнет, как бекон, который Модди жарила мне по утрам. Кстати, я заметил эти дырочки на твоей шее, кэп. Она уже хорошо над тобой поработала. Но в тебе еще столько жизни, столько чистой крови! Я только сделаю один глоток… только… капельку.

Лоусон не мог сопротивляться.

— Вот, как это происходит, — сказал Ниббетт, подползая к уху своей жертвы. — Ты думаешь, ты просто видишь плохой сон. Ты думаешь, все потеряно. Она пьет из тебя кровь… медленно, медленно, и каждый раз, когда она пьет из тебя, это приближает тебя к нам. О, ты не поверишь, что сможешь сделать, когда она с тобой закончит. Когда обратит тебя. Из кровавого мешка с мясом и костями ты превратишься в быстрое и сильное существо и больше никогда не будешь стареть. Вещи, которые ты познаешь, то, что сможешь увидеть… все это станет для тебя откровением. А теперь посмотри на меня. Сижу здесь без ног. Я должен был быть мертв, но я жив. Я почти не могу умереть. О, я мог бы сейчас подслушать, что говорят старшие за стенкой, но не могу отвлечься от звука твоего пульса, кэп. Ты сильная ездовая лошадка, не так ли? Так что выдержишь, если я сделаю глоток. Если Ла-Руж застанет меня за этим… она, наверное, разорвет меня на куски, и это меня прикончит. Хотя… я считаю, она, скорее, оторвет мне голову. Видишь ли, у нас самих больше нет крови. Такой, как твоя. Старшие называют то, что течет по нашим венам, ихором. Я не понимаю всех этих штук, но это делает нас другими. Лучшими. Скоро ты поймешь. Почувствуешь и узнаешь. Проблема только в том, что… я раньше очень любил утреннее солнце. Любил встречать рассвет, раньше частенько это делал. А теперь, стоит солнцу подняться из-за горизонта, как оно обжигает до костей, — он пожал своими тонкими плечами.