Алексей Салмин - Буря на Волге

• Название: Буря на Волге
• Автор: Алексей Салмин
• Издательство: Татарское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1980

Эта книга о трудной жизни простых волжан до революции, об их самоотверженной борьбе за Советскую власть в годы гражданской войны.

---

— Грузят, что ли? — не глядя на жену, сказал Пронин.

— Чего будут грузить? — спросила жена.

— Большой подряд овса взял, перевезли на винокуренный завод.

Пронин еще что-то хотел сказать жене, но чуткое ухо его уловило какой-то шум... Взгляд его невольно скользнул по взгорью, где зашумели только что распустившиеся барские тополя. А па краю обрыва он увидел что-то черное, точно густые клубы дыма переваливались через гору и лес.

— Шевелись, ребята, сам идет! — крикнул Баскаков, помогая Панову наваливать на спины грузчикам тяжелые кули с овсом.

Ветер усиливался, обдавая чету Прониных мелкой, точно песчинки, водяной пылью. Они поспешили на пароход. Молнии огненными стрелами пронзили густую черную массу, прогремел раскатывающийся гром.

В горах потемнело. Часто, крупно полил дождь. Ветер еще яростнее засвистел, выворачивая с корнями громадные сосны, клонил к земле и ломал барские тополя. Все поле сплошь покрылось слоем воды, а дождь хлестал и хлестал. С гор по долине хлынул с шумом страшный водяной поток, точно громадную плотину прорвало... Вал, доходивший до двух саженей высоты, с разрушающей силой подхватывал все находившееся там: бани, амбары с пудовыми замками и хлебом; все перевертывало, крошило, мешало с глиной, и вся эта грозная лавина стремительно неслась на пароход.

Пронин стоял в первом классе и, глядя в окно, молился:

— Господи, батюшка, не погуби...

Но бог, видимо, был глух к пронинской молитве. Закрытые временно мертвяки начало выворачивать, пароход вместе с конторкой оторвало от берега и быстро понесло в стрежень разлива. Пронин выскочил на палубу, истерично завизжал:

— Черти, сволочи! Почему не спасаете пароход. Баскаков! Я тебя выгоню! Остановить пароход!

— А чего вы раскричались? — подбежал весь мокрый и злой лоцман. — Все сделано, якорь отдан, не держит, видишь — стихия...

— Молчать! Сволочь! — визжал Пронин.

В это время подбежал вахтенный матрос.

— Митрий Ларионыч! С вашей супругой нехорошо, они как выбежали из класса, так и упали на палубу.

— Убрать в класс! Где Базыкин! Почему нет пару?

— Они после ночной отдыхают, — сказал подбежавший штурвальный.

— Разбудите, живо!

— В чем дело? — с заспанными глазами подошел капитан.

— Дрыхнете, батенька! — визжал Пронин.— А с пароходом что творится — не видите?

— Митрий Ларионыч, — спокойно продолжал капитан, — сами советовали почистить котел, пар стравлен, а пока шла погрузка, он был не нужен. — Гаранька, живо, шуруй — крикнул он кочегару.

Этим временем пароход выкинуло на середину и гнало к луговой стороне. Но к счастью Пронина, буря стала стихать, только разыгравшиеся на середине волны все еще яростно налетали и с шумом переваливали через барьер обноса. Раздались тревожные свистки, послышалась команда капитана, Матросы забегали вокруг шпиленка, заскрежетала якорная цепь.

Пароход медленно пошел к берегу. Когда Пронин вернулся в класс, жена лежала на диване, зажимая руками грудь.

— Что с тобой? — спросил Пронин, пытливо сверля ее маленькими глазками.

— Ничего, теперь вроде лучше, — тихо простонала она.

— Зря изволили беспокоиться, — сказал вошедший капитан. — Все обошлось благополучно. Эх, и сильна же была буря.

— Буря-то прошла хорошо, да вот с женой чегой-то случилось. Ты пошли-ка поскорее нанять подводу, да пусть проводят до дома. А пароход прикажи догрузить.

Пароход вечером ушел по назначению. Когда Пронин вернулся домой, он увидел у порога толпившихся старух, а над лежавшей в переднем углу Акулиной голосила, обливаясь слезами, Матрена.

— Что такое? Что случилось? — расталкивая старух, вбежал Пронин.

— Батюшка, Митрий Ларионыч! Преставилась наша Акулина Петровна! Как приехала, так и душу богу отдала...

— Скорее за попом, за доктором! — кричал Пронин.

«Это что еще тут собрались старые чертовки, наверное, с ложками, жрать на поминки?» — думал он.

— Ну, хватит реветь, беги скорее! — прикрикнул Пронин на Матрену.

Пришедший первым врач осмотрел покойницу и. услышав о случившемся на пароходе, заключил, что смерть последовала от разрыва сердца.

Нельзя сказать, чтобы пышные поминки устроил Пронин, но и не бедные. За пятью столами целый день кормились бездомные старики, старухи и ребятишки, набежавшие с Базарной площади.

— А вы поешьте, матушки, поешьте, — смиренно потчевал Пронин поминающих.

— Спасибо, батюшка, кушаем, — кланяясь, бубнили старухи. — Хорошая была, дай бог ей хорошее местечко на том свете...

— Вот так бы каждый день... — перешептывались старухи, долизывая яблочный компот из глиняных мисок. — У Скворцова, бают, тоже супруга-то, скоро тово...

Пронин после похорон жены задумался о своем хозяйстве. Но жениться больше не решился. Дела, требовавшие женской руки, возложены были на прислугу Матрену.

У Пронина было ощущение тоскливого одиночества, да и дела его пошатнулись. Сразу как-то не повезло... Хоть он и считал себя увертливым во всяком деле, но Савин оказался увертливее его...

В последнее время Пронин совсем с толку сбился. Куда бы ни сунулся насчет грузов, везде натыкался на Савина, слышал один и тот же ответ: «Нет уж, опоздал, Савину все сдали».

«Вот чертов заколдованный круг... И нет никакого выхода», — думал он. После долгих и тяжелых раздумий выход был найден: пока пароход не сожрал сам себя, надо избавиться от него. И дотянув кое-как до первых заморозков, посудину поставил на зимовку в Соляную Воложку, команду рассчитал, а зимой и пароход продал. Только не этому ненавистному Савину, а свияжской купчихе Камневой, у которой было еще два пассажирских судна.

Но Камневу постигла та же участь, «Нет, теперь не совладать с Савиным, он задушит...» — думала она, и против ожиданий Савина, готовившегося вступить в бой с этой вдовушкой, сама предложила ему купить пароходы. Он и тут немножко поартачился для приличия, а главное, чтобы сбить цену. На ее предложение ответил так:

— Куда мне их, солить, что ли? У меня и без твоих шесть пароходов. Разве только тебе помочь, облегчить положение. Не бабье это дело заниматься пароходами... Сколько цена-то будет?

— Да уж в убытки продаю, семьдесят пять хотела взять.

— Ой, нет, ты и не думай. Вот хочешь по полусотке, красная цена... Другой никто не возьмет.

Так на полусотке и сошлись. И в савинской флотилии появились новые названия: «Крестьянка», «Кондратий», «Игоревич» и «Князь Игорь».

Став хозяином десяти пароходов, Савин не забыл увеличить цену на билеты.

«Вот теперь-то меня никакой пилой не свалишь...» — думал он, подсчитывая капитал.

Глава четвертая

Чилим, проводив Наденьку, все так же продолжал работать и рыбачить. Дни становились короче и серее. Под ногами шумел опавший с яблонь желтый лист. Ночи стали темные и холодные. По утрам протяжно орали пароходы, плутая в молоке тумана. Стаи уток непрерывно кричали в заводях и затонах, улетая, громко курлыкали журавли, нагоняя тоску... У берегов начали появляться закрайницы льда.

«Пролетело лето красное», — думал Чилим. Однажды утром, проснувшись, он увидел, как мороз вышивал на стеклах окон затейливые узоры. Посмотрел на Волгу, а она, точно саваном, покрылась белым льдом.

На второй день Чилим натянул на ватник свой старый азям. С пешней и блесной направился он в луговые озера за Волгу. Долго вечером ждала его мать, часто выходя на задворки, смотрела на Волгу, не идет ли где Вася. Он вернулся уже ночью, в одном ватнике, неся на плече завязанный узлом полный азям красноперых окуней.

- Ты что это, батюшка, так ходишь, — покачала головой мать, — простудишься...

— Жарко еще было. Гляди, сколько рыбы принес... — радовался удачному лову Чилим.

— Куда теперь мы ее? — спросила мать.

— Найдем куда, иди-ка сейчас неси попу, он любит студень из окуней для закуски. Прошлый раз наказывал. — И Чилим начал откладывать в сторонку самых крупных.

— А это куда? — спросила мать.

— Да заморозим...— сказал Чилим, завертывая отложенных окуней в фартук.

Спустя несколько дней Чилим вечером услышал стук в окно.

— Хозяин дома? — крикнул подошедший сотский, скрипя валенками по снегу.

— Дома, — ответил Чилим.

— К старосте иди! — и снова сапоги заскрипели в потемках.

— Вот чего, Василий, — сказал староста вошедшему в избу Чилиму, — я посылаю Митрия в город, на двух подводах, одному не управиться, съезди-ка с ним.

— Можно! Все равно делать нечего, — сказал Чилим, а сам подумал: «Все хорошо, может быть, и ее повидаю...»

Выехали на следующее утро. Одни сани были нагружены замороженными тушами свинины, другие — мешками овса. Все везли на продажу в город. На передней подводе ехал сын старосты. Закутавшись в овчинный тулуп, он посвистывал и чмокал губами, погоняя рыжего рослого мерина. А сзади, стоя на запятках саней и закутывая лицо воротником ветхого азяма, ехал Чилим. Лошади бойко позвякивали новенькими подковами и рубили острыми шипами ледяную гладкую дорогу. Чилим, пришпориваемый крепким никольским морозцем, иногда соскакивал с запяток саней и припускался рысью, обгоняя обеих лошадей.