Анна Ветлугина - Игнатий Лойола

• Название: Игнатий Лойола
• Автор: Анна Ветлугина
• Издательство: Вече
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0641-0

Игнатий де Лойола (дон Иньиго Лопес де Рикардо Лойола, 1491—1556) — один из наиболее значимых персонажей в истории западного христианства, основатель ордена иезуитов (Общества Иисуса) — самого известного в России католического монашеского ордена. По легенде, именно Лойола послужил прообразом Дон Кихота в одноимённом романе Сервантеса.

Лойола прошёл сложный и противоречивый жизненный путь: от королевского пажа, любителя красавиц, роскоши и рыцарских романов до сурового аскета, носящего под лохмотьями тяжёлые вериги и собирающего в подземельях Монмартра единомышленников, готовых пойти за ним на край света. Такой поворот судьбы стал неожиданностью для самого Лойолы, стремившегося к воинской славе и видевшего себя крупным военачальником. Он был смел и энергичен, участвовал во многих сражениях и имел все шансы для военной карьеры, но во время осады наваррской крепости получил тяжёлое ранение, нарушившее все его жизненные планы.

Оказавшись надолго прикованным к постели, Игнатий Лойола обнаружил, что путь создателя тайного общества требует не меньше доблести, чем путь воина. Излечившись, насколько возможно, Лойола начал создавать вокруг себя орден по примеру уже существующих могучих духовно-рыцарских орденов, с тайной основой и армейской дисциплиной. Ему удалось получить поддержку папы римского, но вокруг бурлило неспокойное время Реформации, и новоиспечённый орден вместо молитвенного созерцания ожидали неоднозначные и драматические события.

---

   — Ч-чёр-р-рт!!! — заорал незадачливый студиозус, вложив в ругательство всю злость на товарища и на собственную мягкотелость. — Ну и что же тут чудного? — возмущённо вопросил он, оглядывая свою одежду, которую мать чистила всё утро. С неё текла чёрная жижа. Людвиг захохотал.

   — Да стража в такой дождь точно по домам сидит! — объяснил он, с трудом сдерживая смех. — Меня же вроде как ловят теперь, после нашей прогулки.

Альбрехт пожал плечами:

   — А в другой город уйти не пробовал? Университетов теперь везде много, а Лютера ты не особенно ценишь, насколько я понял?

   — Видишь ли, здесь мне есть кого ценить помимо Лютера, — объяснил Людвиг, — не могу пока уехать. Но ты сейчас сам меня поймёшь.

Он толкнул неприметную дощатую дверь и поманил за собой спутника.

Очень странная картина открылась взору пекарского сына. Сначала ему показалось, будто он попал в таверну, только очень маленькую. Пространство заполняли три длинных стола, за которыми теснился народ. Альбрехт увидел несколько знакомых лиц — слушателей Лютера. Остальные явно не относились к студенческой братии — ремесленники, рудокопы с въевшейся грязью на лицах, крестьяне... На столах стояли кружки с пивом, лежала нехитрая снедь.

Все загомонили, приветствуя вошедших. Людвиг помахал им и осведомился:

   — А сам-то? Будет?

   — Будет, будет, — отвечали со скамей, — садитесь, закусывайте.

   — У нас тоже есть к столу, — радушно объявил Людвиг и шёпотом велел Альбрехту: — Открывай короб.

Тот возмутился, но не нашёл, чем возразить, и начал нерешительно доставать пироги. Короб порядком запачкался, но содержимое вроде бы не пострадало.

   — Быстрей, — поторопил его бессовестный спутник, — сейчас начнётся. Не до еды станет.

Словно иллюстрируя его слова, дверь отворилась. В сопровождении двух студентов вошёл хорошо одетый человек с мясистым носом и глазами, похожими на совиные. Не мигая, он уставился на собравшихся. Все засуетились. Тут же кто-то притащил деревянное кресло с подушкой. Незнакомец сел, и тут Альбрехт вдруг узнал его. Это был Мюнцер, бывший сподвижник Лютера, ныне превратившийся во врага. Ему с почтением поднесли пирожки папаши Фромбергера. Взяв один, он надкусил его и задумался.

   — Вас стало больше, это отлично, — голос его был груб и неприятен, но против воли западал в душу. — Помните: змей-искуситель торжествует. Церкви, эти пещеры дьявола, полнятся наивным людом, который ждёт погибель. Но мы с вами — новый избранный народ, это я вам говорю, и именно мы (отодвинув недоеденный пирожок, он ударил кулаком по столу), именно мы поразим змея в сердце и истребим безбожных церковников, губящих невинные души! Ах, любезные друзья, как славно прогуляется Господь с железной дубинкой среди старых горшков!

Поймите, дорогие мои, самое величайшее зло на земле заключается в том, что никто не стремится помочь горю бедняков: большие господа творят, что хотят. И разве одержимые алчностью, творящие зло большие господа не сами виноваты, что бедный человек становится их врагом? Они не желают устранить причину восстания. Как же это может кончиться добром?

В подобном тоне он вещал ещё некоторое время. Альбрехт видел, как горят глаза у слушателей. Самого студиозуса тоже будто охватила горячка. Ему захотелось немедленно действовать, спасая наивный люд от происков церковников. Может, и пиво оказалось тому виной, но вернее — всё же талант Мюнцера. В этом человеке не было лютеровской благородной научности, но мрачная сила его корявых фраз убеждала.

Договорив, Мюнцер торопливо ушёл, так и оставив надкусанный пирожок на столе.

   — Что же он так быстро? На вопросы не стал отвечать! Мы так ждали! — начали роптать собравшиеся.

   — Не только вы же у него! — сказал кто-то из студентов.

Один из рудокопов понимающе закивал:

   — Ещё бы! Нас теперь много. Небось, к бедному Кондратику пошёл?

Другой рудокоп толкнул соседа кулаком в бок, бросив выразительный взгляд на Альбрехта.

   — Да не дрожите вы! — успокоил Людвиг. — Он паренёк ничего. — И прибавил, издевательски ухмыляясь: — Добрый католик!

Сын пекаря, уже порядком нахлебавшийся пива, возмутился:

   — Что ты ругаешься! По шее хочешь схлопотать? А ну отвечай живо, кто такой ваш бедный Кондратик?

Они захохотали, как-то неестественно весело. Но пьяный Фромбергер не замечал никаких нюансов.

   — Вы ещё и смеётесь? Если сейчас же не ответите — всё вам здесь разломаю к дьяволу! Ну?

   — Что «ну»? — угодливо поинтересовался Людвиг.

   — Кто такой бедный Кондратик?

Людвиг успокаивающе похлопал его по плечу:

   — Ничего плохого. Он хороший человек. Только бедный. Понимаешь?

И он посмотрел на товарища столь значительно, что тот захлопал глазами и перестал спрашивать.

Посидев ещё немного в странной таверне, студиозусы вышли в ночь. Дождь уже закончился, но ветер стал холоднее и пронизывал до костей. К тому же одежда Альбрехта ещё не высохла после той злополучной лужи, так что протрезвел он очень быстро.

   — Всё же ты сволочь, Людвиг! — с чувством сказал он спутнику, поправляя на спине пустой короб. — Вот как я объясню матери...

Тот усмехнулся:

   — Боишься, что тебя выдерут за пирожки? Фромбергер, ты уже взрослый. Прекрати играть в детство!

   — Но ты всё равно сволочь, — продолжал настаивать Альбрехт, — зачем дураком меня выставил с этим Кондратиком?

   — Дураком ты сам себя выставил, — пожал плечами Людвиг. — Зачем спрашивал? Разве не видел, как они всполошились? Это название тайного братства. Говорят, именно там «летучие листки» сочиняют и распространяют.

   — Что ещё за листки? — удивился Альбрехт.

   — О-о-о, какой ты ещё наивный люд! Тебя просвещать и просвещать! Хочешь, всё тебе расскажу? Только прямо сейчас. Завтра меня может уже не быть в Виттенберге.

Фромбергер оглянулся. Улица, освещённая тусклым факелом, казалась знакомой. Где-то рядом поворот, за которым родительский дом. Там его ждёт тяжёлое объяснение с матушкой, зато можно высушиться и завалиться спать. Видя отчаянные колебания студиозуса, его спутник захихикал:

   — Трусишь? Не стоит! Маму ты уже не послушался, самое страшное позади. Пошли в какую-нибудь таверну!

   — Ты так говоришь, будто я ни разу там не был!

   — Был, конечно, я сам свидетель сему факту! — подтвердил Людвиг и добавил заискивающе:

   — Может, у тебя и грошики есть? А то я поиздержался чуток...

Опять шли тёмными переулками, шлёпая по лужам.

Башмаки Альбрехта превратились в пакостный ледяной компресс, а носом незадачливый студиозус теперь шмыгал не хуже своего спутника. Минуя заведение у ратуши, особенно любимое студентами, они свернули в узкую щель между домами и оказались в страшно захламлённом дворике. Кругом валялись груды досок, колеса и ещё какие-то части телег. Всё это освещалось довольно ярким масляным фонарём над стеной, густо увитой плющом.

   — Маяк для блуждающих душ! — усмехнулся Людвиг и потащил товарища в дверь, обнаружившуюся среди листьев.

Внутри находилась вполне обычная таверна — зала со столами и скамьями. По стенам сушились пучки трав и лука. Народу было немного — в углу дремал какой-то плешивый старикашка, да беседовала над пивными кружками небольшая компания.

Людвиг приятельски кивнул хозяину и сказал:

   — Нам как всегда, — и шепнул на ухо спутнику: — Здесь отменный сидр. Ты же не откажешься?

Сидр оказался много крепче обычного. Альбрехта очень быстро развезло. Он из последних сил крепился, пытаясь вникнуть в историю тайного общества. Однако, значительно уклончивые рассказы Людвига ничего не проясняли. Фромбергер понял так: «Бедный Кондратик» могуч и неуловим и ещё всем покажет, а до него был «Союз башмака», но его накрыли в самый неподходящий момент, как раз, когда готовилось нечто важное.

А ещё сын пекаря понял, что главное зло — в церковных проповедниках, которых нужно «убивать, как бешеных псов».

На рассвете Людвиг незаметно исчез...

Альбрехт, шатаясь, шёл на лекции и непрестанно клялся найти самого опасного из церковников и убить его.

День с похмелья выдался тяжёлым. К тому же студиозуса мучила мысль о предстоящем разбирательстве с родителями. Но всё обошлось. Добрая госпожа Фромбергер не сказала мужу о пропаже пирожков, и сына-шалопая не наказали. Людвиг больше не появлялся, и никто не спрашивал о нём. Бежал из университета и профессор Лютер, объявленный вне закона. Говорили — перед тем как скрыться, он выступил перед самим императором, защищая свои идеи, и никто не смог убедить его смириться. Его объявили еретиком, а трактаты приказали сжечь.

Жизнь Альбрехта снова потекла по привычному кругу — учёба, домашние дела, изредка попойки с сокурсниками...

Но однажды сонное виттенбергское болото загудело, разбуженное неслыханными бесчинствами. Неизвестные убили священника, шедшего на службу. В этот же день неподалёку от Виттенберга крестьяне подняли на вилы управляющего в замке одного из местных богачей. Сам хозяин замка спасся бегством.