Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

• Название: Труды по истории Москвы
• Автор: Михаил Тихомиров
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 978-5-94457-165-6

Труды выдающегося русского историка академика М.Н. Тихомирова (1893–1965) составили значительный этап в развитии москвоведения, связывая историю Москвы с закономерностями развития всей страны и совершенствуя научные методы постижения этой истории. Сборник содержит фундаметальную монографию «Средневековая Москва в XIV–XV веках», работы исследовательского и научно-популярного характера, посвященные различным аспектам и периодам истории столицы, а также страницы воспоминаний автора – коренного москвича.

---

С конца XIV века Москва становится центром производства огнестрельного оружия и боеприпасов. В интереснейшей книге генерала В. Г. Федорова с большой исторической осторожностью и с громадным знанием артиллерийского дела объяснены малопонятные раньше летописные сведения о «тюфяках» – первых русских артиллерийских орудиях. По определению В. Г. Федорова, «назначение тюфяка – стрельба на близкие расстояния по живым целям дробом (картечью)». «Тюфяки» впервые упоминаются в нашей летописи в связи с осадой Москвы татарами в 1382 году. Московские горожане стреляли в татар стрелами, бросали камнями, «друзии же тюфяки пущаху на ня».[286] Это известие встречается уже в московском летописном своде конца XV века, особенно ценном для истории Москвы.

С большим вероятием можно думать, что к XIV веку относится начало производства русского огнестрельного оружия в Москве. 1382 год по справедливости может считаться датой, определяющей начало русской артиллерии, а вовсе не 1389 год, когда, по Голицынской летописи, были «из немець вынесены пушки».[287] В подтверждение мысли В. Г. Федорова о малой достоверности известия Голицынской летописи о привезенных с запада артиллерийских орудиях можно сослаться и на то, что название «тюфяк» взято с востока, а слово «пушка» русского происхождения, тогда как слово «армат», упоминаемое в Голицынской летописи, в более ранних летописях и документах неизвестно.

Производство пушек особенно усилилось в Москве с конца XV века, когда в их литье внесены были крупные технические усовершенствования. Уже в 1485 году мастер Яков отлил в Москве пушку по образцу орудий, изготовляемых для артиллерии императора Максимилиана. Этот новый вид пушек без швов и с раструбом только что был введен, и притом не везде, в Западной Европе.[288] В дальнейшем литье пушек стало для Москвы явлением обычным. Москва была тем арсеналом, который вооружал Россию XVI века.

Пушки потребовали немалого количества пороха. И одно известие 1531 года рисует нам большое значение Москвы как центра производства боеприпасов. В Москве на Алевизовском дворе внезапно взорвалось пушечное зелье (порох). Зелье делали «градские люди», из числа которых сгорело 200 человек.[289] Градские люди, или горожане, заняты были работой по производству пороха (по найму или по повинности). Это сообщение указывает на то, что производство пороха в Москве носило массовый характер.

Москва была застрельщиком и новой строительной техники. Это утверждение покажется несколько неожиданным, так как сложилось представление, неоднократно повторяемое в нашей литературе, о том, что строительное искусство московских мастеров было настолько плохим, что пришлось приглашать итальянских архитекторов во главе с Аристотелем Фиоравенти. Нисколько не умаляя значение пришлых мастеров и их лучшие технические познания по сравнению с русскими мастерами конца XV века, следует отметить, что Успенский собор, который строили русские мастера, рухнул не столько из—за их плохой работы, сколько вследствие внезапной катастрофы (землетрясение).[290]

Аристотель стал изготовлять кирпичи по—новому, но применение кирпичей для строительства началось в Москве задолго до его приезда. В 1467 году была отремонтирована церковь в Вознесенском монастыре в Кремле «предстательством Василия Ермолина». Другая летопись прямо говорит о Василии Ермолине как изобретателе, который вместе с мастерами—каменщиками, «домыслив» (додумавшись, изобретя), одел старую церковь заново камнем и обожженным («обжиганым») кирпичом.[291]

МОСКОВСКОЕ РЕМЕСЛО XIV–XV ВЕКОВ В СВЕТЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ РАСКОПОК

Археологические изыскания в разных частях Москвы, которые производились за последние годы под руководством А. В. Арциховского, М. Г. Рабиновича и др., углубили наши представления о ремесленном характере средневековой Москвы.

Прежде всего, удалось установить, что на Подоле «великого посада» в районе церкви Николы Мокрого существовало уже в XIII–XIV веках развитое кожевенное и сапожное производство. Кожевенное производство стояло уже на значительной высоте. «Дубление кожи растительными экстрактами производилось очень тщательно». Кожевенная мастерская имела чан для дубления кожи и зольник. Очень своеобразны были способы изготовления обуви, претерпевшие любопытные усовершенствования в XIV–XV столетиях, когда появляются сапоги на каблуках и на толстой воловьей подошве.[292] Таким образом, Подол «великого посада» выступает перед нами как один из ремесленных районов Москвы, где особенно было развито кожевенное и сапожное мастерство.

На Подоле открыт был и двор литейщика – ювелира XIV–XV веков. В нем найдены были остатки плавильной глинобитной печи, небольшие тигли с остатками бронзы и литейная форма для отливки «зерни» – небольших бусин.

На Подоле найдены были также костяные изделия, показывающие широкое распространение косторезного дела. Мастера—костерезы выделывали рукояти ножей, гребни, даже шахматные фигуры. На костяной печати с изображением святого сделана надпись «печать Ивана Карови». По—видимому, согласно московскому аканью «корова», превратилась в «карову».[293]

РЕМЕСЛЕННОЕ НАСЕЛЕНИЕ МОСКВЫ, ЧЕРНЫЕ СОТНИ И СЛОБОДЫ

ЧЕРНЫЕ ЛЮДИ

В жизни такого большого города, каким была Москва, «черные люди» должны были составлять преобладающую часть городского населения. Действительно, «чернь», «черные люди» нередко упоминаются в московских летописях, особенно в связи с внешними бедствиями и нападениями татар. Черные люди поспешно укрепляют городские стены, они мешают бегству из столицы высших кругов населения, они сражаются с неприятелем на стенах Кремля, защищая город, свои дома и семьи. То же самое наблюдалось и в других русских городах. Так, во время татарского набега 1293 года «тверичи целоваша крест, бояре к черным людям, тако же и черныя люди к бояром, что стати с единаго, битися с татары».[294] Здесь выступают две равноправные стороны: бояре и черные люди. Подобное же деление существовало и в Москве: «боаре и болшие люди, и потом народ и черныя люди».[295] Бояре тут отождествляются с большими людьми, народ с черными. Иногда и те, и другие покрываются общим именем гражан («горожан») или городских людей как совокупностью городских жителей.

Многочисленные свидетельства летописей и других исторических источников показывают, что «черными людьми» в русских городах XIV–XV веков называлось свободное, но податное население, в отличие от бояр, боярских слуг, «гостей» и духовенства. Особое положение черных людей в городах подчеркивается тем, что уже в XIV веке в договоры великих князей с их удельными родственниками вносилось правило: «А которыи слуги потягли к дворьскому, а черныи люди к сотником, тых ны в службу не примати, но блюсти ны их с одного, тако же и численых людий».[296]

Таким образом, слуги великих и удельных князей, то есть их вассалы, несшие военную службу, упомянуты параллельно с черными людьми, вероятно, потому, что в положении тех и других было что—то общее. Этим общим являлось непосредственное подчинение черных людей суду и расправе самого великого князя и его наместников.

История русских городов теснейшим образом связана с черными людьми. К сожалению, экономическое и общественное положение черных людей в городах, «горожан» или «гражан», как их называют наши источники, освещено в нашей литературе крайне слабо. Даже такой крупный исследователь истории русских городов, как П. П. Смирнов, по существу направляет свое внимание не на историю самих горожан, а изучает «фрагменты городского строя XIV–XV вв., которые мы имеем в жалованных грамотах на городские дворы, с одной стороны, и в известиях об устройстве слобод, с другой».[297]

Таким образом, внимание исследователя переносится на изучение городских владений бояр и духовенства, а не на горожан, составлявших основное население русских городов. Основанием такого усиленного интереса к владельческим правам феодалов обосновано П. П. Смирновым тем, что «внутреннее устройство и отношения раннефеодального или удельного города XIV–XV вв. почти неизвестны». Но это замечание не соответствует действительности. Конечно, архивы горожан и городов исчезли почти целиком, но для ряда городов все—таки имеется достаточно материалов, чтобы отчасти установить внутреннюю историю этих городов. Такая попытка и делается в этой книге на примере Москвы.

Основной недостаток построений П. П. Смирнова заключается в его взгляде на русский город XIV–XV веков как на укрепленный поселок землевладельцев—феодалов – князей, бояр, монастырей и т. п., которые составляли в нем «основной городообразующий элемент населения». Но какая же тогда разница между городом и селом, если в них одинаково «образующим» элементом являются феодалы» Проблема города в средние века при такой постановке в сущности исключается из истории, и всеобъемлющий «феодал» становится центральной фигурой, оттесняющей на второй план горожан и крестьян, а ведь горожане и крестьяне и были главными «образующими» элементами человеческого прогресса.