Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

• Название: Труды по истории Москвы
• Автор: Михаил Тихомиров
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 978-5-94457-165-6

Труды выдающегося русского историка академика М.Н. Тихомирова (1893–1965) составили значительный этап в развитии москвоведения, связывая историю Москвы с закономерностями развития всей страны и совершенствуя научные методы постижения этой истории. Сборник содержит фундаметальную монографию «Средневековая Москва в XIV–XV веках», работы исследовательского и научно-популярного характера, посвященные различным аспектам и периодам истории столицы, а также страницы воспоминаний автора – коренного москвича.

---

На высоком берегу Москвы—реки стояло село Воробьево, названное так по имени его первоначальных владельцев бояр Воробьевых. В 1451 году оно уже принадлежало великой княгине—матери Софье Витовтовне и с тех пор значилось дворцовым.[233] Еще далее к югу местность была лесной и пустынной. Там было село Голенищево, также получившее свое название от первых владельцев бояр Голенищевых (позже Троицкое—Голенищево поблизости от здания университета с трехшатровой церковью XVII века). Это было любимое село митрополита Киприана. Здесь он разболелся и умер. Место это, по сказаниям, было безмятежным и спокойным от всякого волнения, между двух рек, Сетуни и Раменки, где тогда по обеим сторонам был густой лес.[234]

Большой сгусток сел располагался к югу от Москвы по берегам Москвы—реки. Крупнейшими из них были Коломенское, Ногатинское, Дьяковское, Островское, Орининское. Под такими же названиями эти села сохранились и до нашего времени; Ногатинское – это современное Нагатино, Островское – Остров. Из этих сел только одно Орининское получило свое название от имени неизвестной нам Арины, или Ирины. Было ли это имя собственное, или село было названо по находившейся в нем церкви – неизвестно. Село Островское получило свое название по характеру местности. Островское, или Остров, стоит на невысоком холме. Старая роща окружает высокую шатровую церковь XVI века и выглядит действительно островом среди обширных заливных лугов. Дьяковское, видимо, получило свое название от какого—либо дьяка, важной должности при княжеских дворах, соответствующей секретарю или начальнику канцелярии. Более неясно происхождение названия села Коломенского, но это название можно связать со словом «коломище» – могилище, место могил. В районе села Коломенское и соседнего с ним Дьякова действительно находится известное Дьяковское городище. Не было ли село Коломенское тем местом, где вятичи хоронили своих покойников? Может быть, в слове «коломище» найдем и разгадку названия города Коломны, которое возводили то к какой—то колонне, то к итальянскому знатному роду Колонна, неизвестно почему попавшему на берега Оки. Название села Ногатинское проще всего связать со словом «ногата», обозначавшим древнерусскую денежную единицу. Впрочем, русские знали и слово «ногатица» – горница.[235]

Коломенское и другие приречные села были загородными селами великих и удельных князей. «Коломенское село со всеми луги и с деревнями, Ногатинское со всеми луги и с деревнями» переходили по наследству как ценные земельные владения, о которых надо было упомянуть в духовных. Межа, или «разъезд», между Коломенским и Ногатинским шла «от заборья на усть Нагатинской заводи». Эту заводь Москвы—реки еще недавно можно было видеть под Коломенским.[236]

ПРИМЕРНАЯ ЧИСЛЕННОСТЬ МОСКОВСКОГО НАСЕЛЕНИЯ

Летописные источники и актовые материалы рисуют нам Москву XIV–XV веков как большой городской центр, уступающий только Новгороду и, может быть, Пскову. В собственно Залесской земле, под которой наши источники понимают в основном междуречье Волги и Оки с примыкающими областями, Москва была в эти столетия, несомненно, крупнейшим городом.

Тем не менее прямых указаний на количество населения в Москве имеется очень немного. Для конца XIV века наибольшее значение имеет летописное свидетельство о количестве трупов, погребенных в Москве после ее разорения Тохтамышем в 1382 году. Обычно приводится свидетельство Воскресенской летописи, согласно которой за уборку 80 трупов убитых москвичей платили по 1 рублю денег, всего же было истрачено 300 рублей. По этому счету выходит, что в Москве: было убито 24000 человек (80x300 = 24000). Но показание Воскресенской летописи не согласно с более древними сведениями, по которым истрачено было всего 150 рублей. Наиболее же точные сведения дает так называемый Рогожский летописец, особенно ценный для московской истории XIV века. Он сообщает, что давали за сорок мертвецов по полтине, а за семидесять по рублю, и сочли, что всего было дано полтораста рублей.[237] Таким образом, надо считать, что убрано было свыше 12 000 трупов. Повышение оплаты за уборку мертвецов в зависимости от количества убранных трупов, отмеченное Рогожским летописцем, – такая деталь, какая была уже неинтересна позднейшим сводчикам, всегда предпочитавшим округлять и увеличивать цифры погибших во время битв, осад и стихийных бедствий. Поэтому мы имеем полное право считать показание Рогожского летописца наиболее достоверным.

Приведенная нами цифра в 12 000 убитых москвичей только косвенно говорит о количестве населения Москвы в 1382 году. В число погибших входили и беглецы из окрестных сел и деревень, а не только горожане. Однако в указанную цифру не вошли многочисленные пленные, уведенные татарами; ведь Тохтамыш «полона поведе в Орду множество бещисленое». Нельзя забывать и того, что многие москвичи, в особенности бояре и купцы, со своими семьями покинули город еще до прихода Тохтамыша. Наконец, некоторые мертвецы были убраны и без помощи специальных наемных лиц. Поэтому цифра в 10 000 жителей для Москвы кажется скорее преуменьшенной, чем преувеличенной. Напрашивается вывод, что московское население в 1382 году надо исчислять примерно вдвое—втрое против показанной цифры, в 20–30 тысяч человек – цифру все—таки очень высокую, как показывают исследования о численности населения в крупных западноевропейских городах.

Наши выводы подтверждаются другими летописными сведениями о Москве конца XIV столетия. В московский пожар 1390 года на посаде сгорело несколько тысяч дворов. Выгорела только часть городского посада, а количество сгоревших дворов измерялось тысячами. Более точные сведения дает нам летописное свидетельство о московском пожаре 1488 года, когда погорела только часть города, без Кремля и значительной части великого посада. Пожар начался от церкви Благовещения на Болоте, и погорели «дворы всех богатых гостей и людей всех с пять тысяч погоре».[238] Таким образом, на посаде находилось не менее пяти тысяч дворов. Полагая на каждый двор минимальную цифру в 2 человека, получим, что на посаде жило не менее 10 000 жителей. Прибавим к этой цифре население Кремля и тех дворов, которые уцелели от огня на посаде, и мы смело можем говорить о том, что Москва в целом насчитывала 8—10 тысяч дворов, то есть имела никак не менее 20 000 жителей, а вероятно, значительно больше, так как обычно во дворах жило не по 2, а по 3–4 человека; следовательно, 30–40 тысяч человек.

Конечно, цифра московского населения не оставалась неизменной на протяжении двух столетий и имела тенденцию к непрерывному росту. Особенно большой скачок в сторону увеличения населения, по—видимому, произошел в Москве за тот короткий период времени, который отделяет княжение Ивана Калиты от княжения Дмитрия Донского. Это обстоятельство еще хорошо помнили в XV веке, когда епископ Питирим написал житие Петра митрополита. По словам Питирима, град Москва при Калите был еще малонаселенным. Наоборот, сказания о нашествии Тохтамыша рисуют Москву богатой и многолюдной. Новый период роста московского населения начался со второй половины XV века, после окончания феодальной борьбы Василия Темного с Шемякой, когда Москва переживала относительно спокойный период.

Наши наблюдения над численностью московского населения можно проверить и путем наблюдения над топографией города. Москва времен Калиты занимала, как мы видели выше, только площадь Кремля, Китайгородского холма и Подола. Самый Китайгородский холм, Заречье и Занеглименье заселены были очень слабо. Во второй половине XIV века Китайгородский холм был уже заселен, а поселения в Заречье и в Занеглименье сильно распространились. Спустя столетие (в конце XV века) поселения на северном берегу Москвы—реки дошли примерно до линии позднейшего Белого города. Это расширение городской территории соответствовало непрерывному росту городского населения, распространившегося на обширную территорию Белого города и отчасти Замоскворечья.

Летописи и другие источники обычно называют московских жителей москвичами. Это название впервые встречается уже в известии 1214 года. Московский князь Владимир Всеволодович в этом году осаждал город Дмитров «с москвичи и с дружиною своею».[239]

МОСКОВСКОЕ РЕМЕСЛО

МОСКВА – КРУПНЕЙШИЙ РЕМЕСЛЕННЫЙ ЦЕНТР

Источники скудно освещают хозяйство Москвы XIV–XV веков, но и за этими скудными сведениями ясно выступает облик большого средневекового города со значительным ремесленным населением. Ремесленные специальности наложили своеобразный отпечаток даже на московскую топографию. Ни в одном русском городе не было столько урочищ с такими названиями, как «в мясниках», «в бронниках», как в Москве. Эти названия восходят к тому времени, когда ремесленники жили в особых слободках со своими патрональными церквами.

По характеру и разнообразию своих специальностей средневековая Москва резко отличалась от других русских городов. Разве только Великий Новгород мог с ней равняться по своему ремесленному значению; другие русские города, даже такие, как Псков, Рязань, Тверь, Смоленск, несомненно отставали от Москвы по развитию в них ремесла и торговли. Особенно это следует сказать о второй половине XV века, когда Москва быстро разрастается в обширный город с многочисленным населением.