Николай Камбулов - Обвал

• Название: Обвал
• Автор: Николай Камбулов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

Новый многоплановый роман Николая Камбулова повествует о героизме и мужестве советских людей в годы Великой Отечественной войны. Действия развиваются в Крыму и на Северном Кавказе, в Восточной Пруссии и в Германии.

Роман насыщен приключенческими эпизодами, в книге показана деятельность немецких коммунистов непосредственно в частях гитлеровских армий.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Вот чем кончается жизнь презренного наемника, — сказал Боков и, взяв меня под руку, повел на КП.

Навстречу попался лейтенант Сучков с небольшой котомкой за спиной. Он остановился, вскинул руку к помятой шапчонке:

— Егор Петрович, я готов в путь-дорогу. Спешить надо, пока Густав в Керчи.

Боков обнял Сучкова, похлопал по спине:

— Я надеюсь, дорогой Иван Михайлович, что ты договорился с Крайцером…

— Он будет ждать меня у южного пролома…

Боков вновь обнял Сучкова и потом, отпустив его, подтолкнул в спину:

— Ни пуха ни пера, Иван Михайлович.

— Это куда он? — спросил я.

— На ту сторону пролива, искать штаб фронта. Сучков уже ходил по вражеским тылам. Мне бы быть таким, как Иван Михайлович! Это с виду он вроде бы увалень… А в душе… «Если надо, значит, надо», — вспомнил Боков слова Сучкова. — Ты сегодня напиши приказ о назначении сержанта Лютова командиром взвода разведки. Сам Сучков рекомендовал его. Справится, потянет?

— Еще как! — ответил я, не задумываясь. — Хоть с виду он и шебутной, но душа у него правильная, надежная…

5

Красные лепестки фитильков, рассеивая вокруг темноту, еще резче оттеняют границу мрака. Впечатление такое, что там, в тридцати метрах от штабного отсека, бездонная пропасть: разбегись — и полетишь в тартарары.

Исторгает наружный свет лишь «проклятый пролом», который время от времени продолжает мучить, жестоко дразнит всплесками воды. Старший лейтенант Боков, как я знал от самого Егора Петровича, вчера окончательно решил выйти через эту дыру на поверхность, разгромить гитлеровских истязателей, добыть воду — плачущие каменные своды и стены почти высохли и в подставленных кружках все реже слышится говор капели.

У пролома, задрав голову, стоит Григорий Тишкин с подставленным котелком и ждет случая, — может, немец ливанет ради своей бесчеловечной шутки…

— Нам надо поколотить гитлеровцев, — сказал Боков собравшимся в штабной куполообразный отсек. — Я требую еще раз обратить внимание на состояние противогазов. Чтобы экипировка у каждого была штатной.

— И пуговицы надраим!..

— И это неплохо, — поддержал Боков. — Берите пример с коменданта, — кивнул он на лейтенанта Шорникова, с первых дней подземной обороны строго следящего за своим внешним видом.

Со стороны отсека, в котором еще пребывали керчане, послышался гул. Из темноты показалась толпа, надвинулась и застыла. Маленькая женщина с заострившимся носом и впалыми щеками подошла к Бокову:

— Водички бы, товарищ командир. Дети умирают. И хворых много. Вчера четверо померли… — Она запнулась, видя содрогнувшегося Бокова. — Тогда, товарищ командир, выдайте нам оружие, мы с вами в бой пойдем.

Остальные тоже загудели:

— Пойдем!

— И гранат дайте!

— Иван! — позвала женщина из толпы Ткачука. — Иван Митрофанович, ты в гражданскую, кажись, пулеметчиком был?

— Еще как давал жару из «максимки»… Трри-три-три… О, как палил! — картинно изобразил Ткачук. — Включай в свой батальон всю мою команду, промаха не будет, товарищ командир. А ну постройтесь! — шумнул Ткачу к на толпу. — Пусть поглядят на нас военные, что мы стоим-то!

Но гражданские не успели построиться — во весь голос закричал Тишкин:

— Газы! Разве вы не видите?!

— Га-азы! — подхватила толпа.

— Вон-на! Вон-на! — кричал Тишкин, уже подбежав к Бокову. — Я уже наглотался. Братья, умираю…

Я кинулся к Тишкину, упавшему вниз лицом:

— И что за мода — панику поднимать! Тишкин, слышишь?!

В пролом сыпались банки и тут же лопались — из них прыскали желто-синие струи дыма… Подо мной качалась земля. Я с трудом рассмотрел, что Тишкин уже перевернулся на спину, изо рта его текла красная пена. Он шамкал — пена попадала на подбородок, стекала на бороду.

— И-их! — корчился Тишкин. — И-и-их, — прыскал он кровавой пеной мне в лицо.

— Что ты корчишься?! Поднимайся! — кричал я на Тишкина, еще полностью не осознав, что это действительно газы.

— Миколка, прикончи, мука-то какая! Ну, прикончи…

Я сорвал с себя флягу, взболтнул и что там было влил в пенящийся рот Григория. Это ему помогло, и он встал на колени.

— Мочите губы! Отходите вглубь! — слышался голос Бокова.

— Куда отходить?.. Глубже могилы нет, — сказал Тишкин, крестясь передо мной и тяжело дыша. — Ну-у, зверство какое!.. Вона что! Вона что! — показал он рукой на какую-то кучу.

Куча шевелилась. Я сразу догадался — команда Ивана Митрофановича, пулеметчика гражданской войны. Я подошел — человек пятьдесят, глухо стеная, извивались в конвульсиях. Сам Ткачук, упершись спиной в каменную стену, крутил руками с ощутимой натугой, прыская кровавой слюной. Женщина с заостренным носом позвала меня к себе:

— Ох… ох, помогите, спасите, умираю. Спасите дочку. — Она поднялась на четвереньки, и из-под нее выползла девочка лет трех, лицо и рот которой были обвязаны мокрой тряпицей. Девочка наконец встала и побежала к выходу, видневшемуся лоскутком неба. Там шла ожесточенная стрельба. Я догнал девочку, вернулся… Григорий макал тряпицу в алюминиевый котелок и вытирал пенистые губы женщины.

— Где взял воды? — спросил я у Тишкина, готовый тоже помогать людям.

— Где! Где! Изнутри! — сказал Григорий, смачивая губы мальчику, корчившемуся на спине.

Всем воды «изнутри» не хватило. А многие не нуждались в ней — их остекленевшие глаза уже ничего не видели.

Литейщик Ткачук наконец поймал свой рот, отерся, но тут же, сделав несколько шагов по направлению к пролому, упал вниз лицом, весь изгибаясь, и затем стих совсем.

В это время в центре сплетенных тел что-то зашевелилось, сгорбилось — и из-под погибшего Прокопия Кравцова показалась голова Лютова.

— Ванечка! — бросился я. — Ванечка!

Лютов, качаясь, поднялся. Некоторое время он молча водил взглядом по телам погибших, и из глаз его покатились слезы.

* * *

На другой день при свете лучин да сальных «катюш» во взводах считали павших от газов, пофамильно вносили в тетрадки: военных — в одну, гражданских — в другую. Эти скорбные списки доставлялись на КП. Боков клал их в свой сейф-тумбочку.

Когда подсчет был закончен, Боков вызвал к себе старшину Кулиева:

— Вот что, хозяйственник, отыщи мне хотя бы одного музыканта. Хоронить будем с музыкой. Как павших смертью храбрых.

— Товарищ старший лейтенант, где же я его возьму?

— А ты сходи в главный штаб к медикам. Ищи там. Ступай, старшина.

Но Кулиев не тронулся с места.

— В чем дело? — спросил Боков.

— Газовая атака фашистов коснулась всех секторов обороны. Еще не известно, уцелел ли главный штаб, — с трудом сказал Кулиев.

— Ты не очень падай духом!.. Сходи, сходи, дорогой Али-оглы Мамедов, — подбодрил Боков Кулиева, едва стоявшего от истощения на ногах.

Часа через три, а может, и больше Кулиев вернулся, привел с собой трубача и барабанщика с инструментами и пожилого капитана в куцеватой шинельке. Присутствующий при этом лейтенант Шорников опознал капитана, воскликнул:

— Здравствуй, товарищ Котлов! Жив?

— Жив, — буркнул капитан Котлов. — Мне-то, товарищ комендант, умирать нельзя, я ведь на такой службе… — И приумолк, не назвав своей службы.

Но Шорников не умолчал.

— Чего таишься-то, Прокопыч? — сказал Шорников. — Ведь твое занятие известное — начальник похоронной команды из полка майора Петушкова.

Тут и барабанщик назвался перед Боковым:

— Моя фамилия Ухин, Петр Петрович. Я профессиональный музыкант. А это, — показал он на трубача, — Сорокин Евгений. До войны мы вместе работали в джазе. А на войне попали в полк майора Петушкова, Дмитрия Сергеевича. Может, знаете, товарищ старший лейтенант?

— Знаю, знаю, — быстро ответил Боков. — Познакомимся потом. А сейчас, дорогие товарищи, готовьтесь. Старшина Кулиев, займись!..

Котлов повел музыкантов вслед за старшиной, который, едва сделав несколько шагов, вдруг захрипел, споткнулся в упал.

Ухин наклонился над ним, еле слышно произнес:

— Умер…

Боков закрыл глаза. С минуту он молчал, потом подкрутил фитилек, очистил от нагара и, достав из тумбочки листок тетрадной бумаги, подал мне:

— Надо разорить гнездо газопускателей. Пиши приказ на атаку…

* * *

Насыпь от пролома конусообразной формы, с большим наклоном. По нему не так уж трудно подняться наверх, выйти из подземелья. Обрушившиеся камни подступают к самой дыре, через которую видно небо, низко нависшее над землей. Кто-то должен подняться первым, осмотреть местность вокруг, нет ли поблизости гитлеровцев, потом дать сигнал остальным. Боков подзывает к себе Лютова:

— Сержант, смотри тут, я поведу.

— Нельзя тебе, — произнес Лютов. — Ты же командир, забыл, что ли? Егор Петрович, теперь, после гибели майора Русакова, ты за все в ответе.