Николай Камбулов - Обвал

• Название: Обвал
• Автор: Николай Камбулов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

Новый многоплановый роман Николая Камбулова повествует о героизме и мужестве советских людей в годы Великой Отечественной войны. Действия развиваются в Крыму и на Северном Кавказе, в Восточной Пруссии и в Германии.

Роман насыщен приключенческими эпизодами, в книге показана деятельность немецких коммунистов непосредственно в частях гитлеровских армий.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Все время в дивизии Кашеварова, значит?

— Значит, значит, товарищ лейтенант! — за меня резко ответил Лютов. — И он, и я с самого начала: бригада морских пехотинцев, а теперь вот стрелковая дивизия.

Сучков достал из-за уха папироску:

— Кури, сержант, и не ершись, значит… Я вот хочу спросить у вас, ребята, не встречался ли вам за это время некто Муров?

— Муров? — переспросил я.

— Муров, — повторил Сучков.

— А зачем он вам, если не секрет? — Лютов все же закурил. — Генерал он или просто так? И главное, зачем он вам, товарищ лейтенант?

— Когда я служил во львовском стрелковом полку…

— На какой должности? — поспешил спросить Лютов и раздул пламя в костре.

— Командиром взвода разведки, — ответил Сучков. — Так этот Муров, про которого я спрашиваю, значит, взял у меня тысячу рублей в долг. — На немного скуластом лице Сучкова отразилась внутренняя неловкость, он заметно стушевался и с трудом договорил: — В общем, Муров деньги эти не отдал… Может, встречали, а?

— Тяжелый случай! — произнес Лютов с явной подковыркой. — Не встречали мы твоего должника.

— Может, где и встретите…

— Закопаем сразу! — воскликнул Лютов и улегся у костра спиной к Сучкову. — Надо ж, кому фронт, а кому… должок истребовать.

Сучков встал.

— Извиняюсь, значит, — сказал он и резко повернулся, легко и ловко перепрыгнул через траншею, затем тая же ловко и легко через попавшуюся на пути груженую повозку.

— Видал? — сказал Лютов. — Кто его поймет сразу-то! С одной стороны, вроде бы и наш. А с другой стороны, разыскивает на фронте должника. Це дило треба разжуваты с самим майором Русаковым…

Через два дня, когда наша разведрота, вернее, ее второй эшелон грузился на машины, чтобы поближе быть к переднему краю, Лютов отозвал меня в сторонку.

— Ох и вляпался же я! — сказал он, оглядываясь. — Мы с тобою нашему командиру взвода и в подметки не годимся. Старший лейтенант Боков такое о нем рассказал!..

Я засмеялся. Лютов зажал мне рот:

— Не афишируй! С кем не бывает, ошибся…

2

Вчера на рассвете наша дивизия овладела населенным пунктом Марфовка. К вечеру того же дня сюда подтянулась армейская разведка, оперативная группа штаба армии. Пронырливые квартирмейстеры быстро захватили уцелевшие дома. Повсюду — и в самой Марфовке, и вокруг поселка — оборудуются землянки, блиндажи. В общем, теснота почти непролазная. Лейтенант Сучков в этой толчее не растерялся — по его распоряжению мы заняли на окраине уцелевший домик с двориком, обнесенным каменной оградой, отрыли вдоль стен траншеи. Теперь дооборудуем. Но не с той прытью взялись рыть траншеи, как сначала. Настроение не то. Гитлеровцы внезапной атакой ворвались в Феодосию и засели там, видно, основательно. На душе кошки скребут, однако надеемся, что выбьем немчуру из Феодосии. А пока уж больше двух недель дооборудуемся, окапываемся…

Старшего лейтенанта Бокова и лейтенанта Сучкова вызвали к майору Русакову, наверное, надолго. И противник молчит как рыба. Сержант Лютов говорил: «Копай, ребята, копай, чем глубже в землю, тем меньше потерь…»

Наконец возвращается Боков один, без Сучкова.

— Я вам принес новость, — объявляет он. — Создан Крымский фронт. А сегодня утром прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования товарищ Мехлис Лев Захарович.

— А че он, товарищ Мехлис-то? — незамедлительно забурчал набожный Григорий Тишкин. — Че, спрашиваю, Лев Захарыч-то?

— В каком смысле? — У Бокова в улыбке расплывается лицо. — В каком смысле спрашиваете, товарищ Тишкин?

Григорий вроде тихий, однако подковыристый.

— А в таких смыслах — что это значит: пойдем дальше или же и с товарищем Мехлисом будем отсидку продолжать на этом Туманном Ак-Монае? Вот те че, товарищ старшой, — ответил Тишкин.

— Товарищ Мехлис всем известный человек! — набрасывается на Тишкина Лютов. — Товарищ Мехлис армейский комиссар первого ранга! А раньше он был наркомом Госконтроля. Ну и серый же ты, Григорий Михайлович! Оттого и в бога веруешь! Я видел, как ты крестился-молился. Ох, Григорий, твой бог до хорошего тебя не доведет.

— Изыди! — вскрикнул Тишкин и скрылся в своем окопе, который он отрыл только что как индивидуальное убежище, более безопасное, по его мнению, нежели общая траншея.

— Теперь, товарищи, о наших боевых делах потолкуем, — сказал Боков. — Создается специальная группа для перехода линии фронта и действий в тылу немцев. Подбираем командира группы. Скорее всего, ее возглавит лейтенант Сучков. Но готовить разведчиков будет сам майор Русаков. Однако об этом еще поговорим, потолкуем, а сейчас зарывайтесь в землю…

Боков, закурив, смотрит в сторону противника. Впереди слегка всхолмленная местность, припудренная легким снежком. В утренних лучах солнца искрится земля.

— Нехорошо получилось, — словно рассуждая про себя, произнес Боков.

— Что «нехорошо»? — спрашиваю.

Боков гасит папиросу, отбрасывает окурок в сторону.

— Ты вот скажи мне, — оживляется он, — много видел пленных?! Отпрянул фашист, поэтому мы так быстро проскочили эти сто километров. Проскочить-то проскочили, а хребет фашисту не сломали. Главное в бою — сломать противнику хребет, а потом бери его — не уйдет. Нынче война не та, что раньше… Раньше пространство брали, города завоевывали, а теперь надо живую силу брать. А у нас получилось не так, не так. — И, кивнув мне, признается: — Это не мои слова. Когда я был в штабе, то слышал, так говорил Русаков. Полковник Кашеваров соглашался с ним.

— Он же полковник. А мы — маленькие люди, — буркнул кто-то исподтишка.

В воздухе появляются немецкие самолеты. Они идут один за другим длинной вереницей, словно нанизанные на шпагат.

Бомбы падают между первой и второй траншеями. Комья земли попадают в окопы. Отряхиваемся и смотрим вслед уходящим бомбардировщикам. Стрекочут пулеметы, рвут воздух ружейные выстрелы, серыми кляксами вырастают на небе разрывы зенитных снарядов.

Лютов таращит глаза на тающие в воздухе точки немецких бомбардировщиков и кроет наших зенитчиков:

— Фронтовой паек жрут, а как стреляют! Руки отбил бы за такую работу! Ну мыслимо ли столько сжечь снарядов и ни одного не сбить! Лоботрясы! Кашу съели, сто граммов выпили, а на порядочную стрельбу, видите ли, у них умения нет.

— «Ястребки» наши! — кричит Мухин.

Завязывается воздушный бой. Он длится не более трех минут. А когда сбитый вражеский бомбардировщик падает в море, Лютов потрясает автоматом:

— Молодцы! Свалили одного чижика-пыжика!

— Вот и порядок в наших войсках! — подхватывает Боков и берет меня под руку, отводит в сторонку, говорит: — Майор Русаков намерен вновь взять тебя в ординарцы. Собственно, вопрос этот уже решен.

— Сержант Лютов не отпустит, товарищ старший лейтенант. Да и я привык к нему.

Вновь забили зенитки. Боков сказал:

— Ладно, Микола, пойдем, ты тоже назначен в группу для перехода линии фронта, не отбрыкивайся…

— Приказ есть приказ, — отвечаю я.

3

Развидняется, из лощины наплывает туман. Где-то горланит уцелевший петух. Горланит он с большими паузами, словно бы ожидая ответа от своих собратьев, может быть слишком прикорнувших, а возможно, и позабывших о своих обязанностях… Но ответа нет и нет… И этот петух один за всех тянет и тянет.

— Ах, шельмец! — говорит Русаков. — Вот дьявол, всю душу выворачивает! Пойдем, Микола, а то слеза просится….

От места, где мы готовимся к переходу линии фронта, до переднего края не больше километра. Но это только напрямую. Ходим же туда, делая большие петли. Вернее, не ходим, а продвигаемся. А это не одно и то же: продвигаться приходится иногда и ползком.

Русаков предупреждает:

— Из травы голову не высовывать.

А трава здесь ниже кочек. Мартовские ветры начисто слизали небольшой снежный покров, обнажив ее рыжеватую щетку. С виду вроде и сухое место, а ступишь — по самые щиколотки вязнешь в липкой, как клей, грязи. Это еще сносно. Но вот майор ложится на землю. Ползти надо метров шестьдесят до хода сообщения, который приведет нас к первой траншее. Приходится прижиматься к земле так, что подбородок касается холодной студнеобразной жижи. Но вскоре ничего не чувствуешь — ни липкой, проскальзывающей между пальцами рук грязи, ни жесткой, колючей щетки стерни.

Захлебываясь тугим, неподвижным воздухом, над нами пролетают снаряды, они могут шлепнуться рядом, а осколки угодить одному из нас в спину. Тут уж, конечно, не до удобства… И все же вскоре и к этому привыкаешь, как будто так и должно быть. Что же думать об опасности, когда есть цель, и не лучше ли смотреть вперед, туда, где, извиваясь, тянется по переднему краю небольшой хребетик земли — траншея. Там можно будет встать, разогнуть спину и пройтись по-человечески, как и должны ходить люди…