Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

• Название: Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
• Автор: Андрей Гришин-Алмазов
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026129-2, 5-271-09944-Х, 5-9578-1243-9

По мнению большинства историков многие преобразования и реформы Петра Великого были начаты ещё во времена правления его старшего брата.

Новый роман современного писателя А. Гришина-Алмазова с полным основанием может быть отнесён к исторической эпопее.

В книге собрана целая галерея мест, событий и лиц XVII века; автор широко использует документальный материал, известные и малоизвестные факты, а также уникальные архивные находки, которые позволяют по-новому взглянуть на многие события.

---

Трава поднялась в степи выше брюха коня, и татары увидели полевые пушки, когда раздался залп. Вслед за ним казаки дали залп из пищалей и аркебуз, кося сотни всадников и лошадей. Татары подались назад и наткнулись на вышедшего им в тыл отряд Фрола Минаева. Те в свою очередь дали залп. Затем дали сотни Корнея Яковлева. Казаки стреляли со всех сторон и, не терпя потерь, наносили сильный урон противнику. Тогда старик Селимага повёл татар в атаку, и, на его счастье, именно туда, где было чуть более сотни городовых казаков. Видя это, бывший в их рядах Сенька Стрельцов поднял сотню и ударил в лоб. Считанные минуты — и татары изрубили удерживающих их казаков, но именно этих минут хватило, чтобы остальные казачьи сотни со всех сторон налетели на втрое поредевший отряд Селимаги.

В Крым вернулось чуть более пяти сотен, чудом вырвавшихся и умчавшихся в степь, остальные нашли смерть от казачьих сабель.

Рано поутру шестнадцатого июня, в злате и парче, бояре собрались у государя в Грановитой палате с окольничими и думными дворянами. В сенях перед палатою были стольники, стряпчий, дворяне и думные дьяки, все также; в расшитых злотом и жемчугом платьях.

Государь велел князю Воротынскому принести с Казённого двора животворящий крест и бармы Мономаха. Вместе с Воротынским отправились бояре царевич Пётр Сибирский, князь Никита Одоевский, князь Василий Приимков-Ростовский и забрали бармы, крест, царский венец, скипетр и державу, отнесли на золотых блюдах, под пеленами, унизанными самоцветными каменьями, в Успенский собор и передали патриарху Иоакиму. В соборе устроено было против алтаря, близ задних столбов, высокое чертожное место, покрытое красным бархатом, с двенадцатью ступенями. На этом месте стоял царский трон резной слоновой и моржовой кости, также обитый бархатом и украшенный драгоценными каменьями, а по левую сторону от него кресло для патриарха. От ступеней до царских врат постлан был жёлтый бархат, отдающий более к золоту, для шествия царя, а для патриарха лазоревый.

Государь с красного крыльца прошествовал к собору. Перед ним шли думные дворяне, стольники, думные дьяки, стряпчие, дворяне. Протопоп с крестом в руке кропил перед государем путь святою водою. За ним следовали бояре, окольничие, а по сторонам шли поодаль солдатские и стрелецкие полковники. По правую и левую руку, от крыльца до самого собора, стояли ряды стрельцов. А круг Кремля солдатские полки барона Брюса и барона Монтгомери. По прибытии царя в храм начали ему петь многолетие. Он приложился к иконам, Спасовой ризе и мощам, и патриарх благословил его. Потом государь и патриарх сели на места свои. Глубокая тишина воцарилась в храме. Государь приподнялся, и следом встал патриарх. Фёдор поклонился патриарху и сказал, что он желает быть венчанным на царство по примеру предков его и по преданию и канонам святой восточной церкви. Патриарх спросил: «Аки веруешь и исповедуешь Отца и Сына и Святого Духа?» Государь сказал в ответ символы веры. Патриарх начал речь о великой сути православного царя на земле. После его речи Фёдора облекли в царские одежды. С налоев принесли животворящий крест патриарху, и он благословил им государя. Царский венец возложил на Фёдора, вручил скипетр и державу и посадил на царское место. Вновь запели многолетие. Патриарх, митрополиты, архиепископы, епископы и весь собор — все встали с мест своих, поклонились и поздравили государя. Затем бояре и все бывшие в церкви его поздравили, а патриарх сказал ему поучительное слово:

— Имей страх Божий в сердце и сохрани веру нашу истинную чисту, непоколебиму; люби правду и милость и суд правый; будь ко всем приступен и милостив и приветен. От Бога дана тебе бысть держава и сила от Всевышнего, тебе бо Господь Бог в себе место избрал на земле и на престол посади: милость и живот положил у ног твоих. Единая добродетель от стяжания бессмертная суть. Языка льстива и слуха суетного не приемли, для царя ниже оболгателя слушати, ни злым человекам веры емлите, но рассуждай всё по Бозе в правду.

Затем началась литургия, в продолжение которой царь стоял на древнем царском месте, находящемся в правой стороне собора. От этого места к царским вратам был постелен алый бархатный ковёр, шитый золотом. Царь приблизился к вратам. Патриарх вышел из алтаря. Митрополит принёс на золотом блюде в хрустальном сосуде святое миро. Царь, приложась к Спасову образу, написанному греческим царём Эммануилом, к иконе Владимирской Божьей Матери, написанной святым евангелистом Лукою, и к иконе Успения .Богородицы, остановился перед царскими вратами, снял венец и отдал боярам его вместе со скипетром и державою. Помазав царя миром, патриарх велел ризничему и диакону ввести его в алтарь через царские врата и подал ему с дискоса часть животворящего тела и потир с кровью Христовой; государь, причастившись, вышел из алтаря, надел венец, взял скипетр и встал на своё место. По окончании литургии все поздравили государя с помазанием миром и с причащением святых тайн, и он пригласил патриарха и весь собор, также бояр, окольничих и думных дворян к своему царскому столу. Когда царь в венце и бармах вышел из собора, младший брат царевича Сибирского князь Алексей с сыновьями Григорием и Василием осыпали его золотыми монетами. А за пределами Кремля князья Семён Звенигородский, Никита Вяземский и Василий Мещёрский рассыпали серебро народу, валившему в Кремль и в бесчисленном множестве собравшемуся на площади, приветствовавшему государя. Государь по постланному красному сукну пошёл к собору Архангела Михаила, целовал там святые иконы, мощи святого царевича Дмитрия, гробницу деда, государя-родителя и брата царевича Алексея и прочие царские гробницы. Царь приложился к иконам в церкви Благовещения Пречистой Богородицы, был ещё трижды осыпан золотом по выходе из храма. Оттуда возвратился он в свои царские палаты, где были накрыты столы для торжественного пиршества, которое длилось до самого вечера, откуда утомлённого государя увели в опочивальню.

После этого у Милославского Ивана Михайловича собрались царевны Татьяна Михайловна и Софья Алексеевна, Хитрово Богдан Романович с сыном Иваном, Куракин Фёдор Фёдорович, Иван Богданович Милославский и племянники хозяина дома Александр Иванович, Матвей Богданович и Дмитрий Юрьевич. Как и всегда, первым заговорил хозяин дома князь Иван Михайлович:

   — Ну вота и Федюшка наш венчалси на царство, пока он в руках наших, Матвеева надоть сковырнута.

Все мужчины закивали головами, все они явились с пира и от бражного были краснолицы. Парадные одежды снять не успели и от того сильно потели.

   — Он был главою Аптекарского приказу, — продолжал Иван Михайлович, — вота и надо обвинить его в умысле на жизнь государя. Свалить все болезни на промысел Артамошки. И неудачи с малороссийскими делами, а заодно и неудачи в войне с турками.

Куракин потянулся вперёд:

   — А коли он Григорию Ромодановскому-Стародубскому отпишет, а тот его перед государем прикроет? С князем Григорием шутки плохи.

   — Надоть быстро всё сотворить, штобы до Ромодановского дошло, когда уже было содеяно.

Вновь все закивали головами. Встал племянник хозяина князь Александр Иванович Милославский:

   — Стараниями Матвеева посол Дании, пьяница Магнус Гэ, отозван евонтовым королём до дому. С того тот Магнус сильную обиду затаил на Матвеева. Сейчас на пути домой он уже в Ярославле. Надо его догнати, штобы он через ярославского воеводу Нащокина нашему государю на Матвеева жалобу отписал. А ту жалобу в большой скандал раздути. Всем скопом навалимся и спихнём Матвеева с Посольского приказу.

Все радостно вскочили со своих мест. Дядя похлопал племянника по плечу:

   — Ну, Ляксандра, ты удумал. Бери перекладных и скачи в Ярославль.

Так закончился этот день венчания на царство.

В доме было темно и душно, трещал сверчок в сенях. Андрей Алмазов был сегодня свободен от службы, а восстановленные торговые дела позволяли не спешить в лавку, с того вставать с полатей не торопился, но со двора донёсся стук в калитку.

Выругавшись, Андрей поднялся, надел штаны, всунул босые ноги в сапоги и, выйдя на крыльцо, крикнул:

   — Кого Бог послал?

   — То я, Григорий Суворов. Открой, дело до тебя есть.

Андрей посадил пса на цепь и отворил калитку:

   — Ну чего тебе?

Григорий показал бутыль с бражным:

   — Вот решил помянуть друга нашего, Тимофея Ермилова, до времени усопшего.

Андрей хотел выругаться, но сдержался:

   — Проходи в дом.

Суворов не заставил себя ждать.

Жена, успевшая одеться, при виде бражного что-то зло бурчала под нос, накрывая на стол. Перекрестившись, выпили не чокаясь, поминая погибшего друга и сродственника. Суворов ел жадно, как будто дома его сегодня не кормили, и с какой-то хитрецой посматривал на Андрея.