Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

• Название: Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
• Автор: Андрей Гришин-Алмазов
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026129-2, 5-271-09944-Х, 5-9578-1243-9

По мнению большинства историков многие преобразования и реформы Петра Великого были начаты ещё во времена правления его старшего брата.

Новый роман современного писателя А. Гришина-Алмазова с полным основанием может быть отнесён к исторической эпопее.

В книге собрана целая галерея мест, событий и лиц XVII века; автор широко использует документальный материал, известные и малоизвестные факты, а также уникальные архивные находки, которые позволяют по-новому взглянуть на многие события.

---

Затем граф принялся излагать жалобы на неисполнение со стороны русских некоторых статей Кардисского договора[139], начался спор, о чём прежде рассуждать: о союзе или неисполненных статьях Кардисского договора. Русские настаивали, что надобно начать с союза; послы возражали, что, не покончивши с прежними договорами, нельзя заключать новых.

   — Вы оперёд всего начали о союзе, а потома уже о неисполненных статьях договора, таки в этом порядке и ведите переговоры, — твердил князь Юрий Долгорукий.

Шведы поспорили, но уступили, стали говорить о союзе против турок и объявили, что король их обещал послать полякам на помощь пятитысячное войско. На что Артамон Матвеев ответствовал:

   — Пять тысяч очень мало. Великий государь желает, штобы король шведский стоял противу турка всеми силами заодно, а из-за пяти тысяч и союза заключать не для чего.

   — Но поляки сами у нас больше не просили, — возражал барон фон Тизенгаузен.

   — Чего у вас поляки просили, до того нам дела нет, — бурчал Долгорукий, — а теперича пусть король заключает союз с царским величеством стоять против султана всеми своими силами заодно.

Наконец после долгих споров, взаимных пререканий, укоров и жалоб пришли к неясному соглашению и заключили следующий странный договор, получивший силу лишь на бумаге: «Если царское величество потребует у королевского величества помощи против недруга с этой стороны моря, то может просить надёжно. Также если королевское величество станет требовать помощи у царского величества против недруга с этой стороны моря, со стороны Ливонии, то может просить надёжно». Переговоры о торговых пошлинах и других вопросах, возбуждённые послами, были отложены на неопределённое время. Дорого стоившее шведскому правительству посольство графа Оксенширна возвратилось домой, не достигнув, в сущности, никаких результатов.

В то самое время, когда в Москве царь принимал шведское посольство, в Преславле Южном, недалеко от Киева, была созвана рада, на которую пожаловали и полковники Правобережной Украины, и в первую очередь полковники Черкасса и Канева. Уже с утра тридцать первого марта толпа народа, собравшаяся на площади, гудела и бесновалась. За последние пятнадцать лет отношения между правобережными и левобережными малороссами обострились. А взаимные претензии готовы были перерасти в побоища.

Грянули литавры, и скоро на площади показались старшины: гетман Иван Самойлович с символом власти шестопёром-булавою в руках, войсковой обозный Пётр Забело с войсковым бунчуком, генеральный писарь Карп Мокриевич с серебряной чернильницей, войсковой судья Иван Домонтович с войсковой печатью. Поднявшись на помост, старшины сняли шапки и раскланялись на все четыре стороны, толпа затихла.

Вперёд вышел сам гетман Самойлович:

— Браты, казаки, вышел я до вас, шобы напомнить, шо мы единый народ, и пото вражду пора приканчивати, и Украине единой быти. Мои гайдуки споймали генерального писаря гетмана Дорошенко, Мазепу, коий вёз цибулю в Стамбул до султана. В той цибуле Дорошенко клянётся султану, шо обусурманит всю Украину от Карпат и до верховья Днепра. Сало с горилкой кушать запретит, а церкви порушит.

Площадь загомонила, кто что орал, сразу поверить в такую брехню майдан не мог, но перед их носом помахали свитком и вывели Мазепу, рада загомонила ещё громче. Особенно орали красноносые, конечно, как это не пить горилки, а что тогда делать? Вникать в содержимое письма никто не стал. Все пришли к единому мнению, и Самойлович был провозглашён гетманом всей Украины. Не пожелавший признать это атаман запорожского казачества Серко был схвачен и отправлен в Москву, как пособник Дорошенко.

Наталья наконец-то до конца почувствовала, что стала всесильной царицей. Она гневалась, приказывала, и виднейшие бояре спешили выполнить её волю, волю государыни Натальи Кирилловны. С её именем и волей не просто считались и выполняли как волю жены монарха и государя, к ней начинали прислушиваться и приглядываться. Её роль в государстве начала расти не по дням, а по часам. Возросла и роль Артамона Матвеева. Вот и сегодня в угловых покоях летнего дворца, что недалеко от Потешного двора, Наталья играла с сыном, а царь с Матвеевым тихо беседовали, потягивая вишнёвую настойку, разбавленную вишнёвым соком.

   — Государь, новые налоги придётся собирать до поры, — тихо произнёс Матвеев, почти на ухо царю.

Тем временем юный царевич охаживал деревянной саблей деревянного богатыря.

   — Не, Артамоша, того не можно, пока посев не пройдёт, — так же тихо отвечал Алексей Михайлович. — Сильно палку сгибати нельзя, лопнути может.

   — Тогда с выступлением войска придётся погодить.

   — Время терпит. Турки не подтягивали ещё своих сил к Дунаю.

   — Вота энтим и воспользоватьси, взяти Чигирин с налёту, пока на Украине два гетмана.

Царевич Пётр наконец-то расколол саблю об голову деревянного «болвана» и издал радостный крик. Царь с гордостью посмотрел на сына:

   — Растёт, скоро два года, а кажись, только родилси.

   — Сильненький, здоровенький, вота бы его наследником престола.

Алексей Михайлович заметно посуровел:

   — Прекрати, Артамон. Наследник престола — Фёдор, и энто обсуждению не подлежит.

   — Да я так, к слову сказал.

   — Што бы ни случилось, наследник престола — Фёдор, — повторил царь.

Алексей Михайлович посмотрел на жену, Наталья ответила взглядом.

   — Сейчас дело не о том. Сейчас нужны деньги на май, а тама и первые налоги стекутси, и можно будет продолжать войну. — Она в упор посмотрела на мужа. — А если какого-нибудь боярина наделить землями, а он те земли в крупные монастыри запродаст.

   — То дело можно содеять через Воротынского, он бессребреник, а я ему вспомогу, — радостно согласился Матвеев.

На том и порешили. В ближайшие недели князь Воротынский продал пяти крупным монастырям столь значительные земли, что, если бы это дошло до стольных бояр, склока была бы велика.

Москва цвела садами, а девки пёстрыми летниками и сарафанами. Было такое ощущение, что весна выгнала их всех на улицу, и казалось, они везде, куда ни пойдёшь.

Андрей Алмазов, обойдя лавки, через Тверскую решил пройтись по городу к малой пристани на Москве-реке. С Нижнего один купец должен был привезти простенького ситцу и вотолу. Ермилов, шлявшийся с ним с утра от безделья, не отставал. Не спеша они вышли к Волхонке, когда Андрей увидел чем-то знакомую, радостно улыбающуюся девицу, идущую ему навстречу.

«Чё лыбитси, думал Андрей и пристальней посмотрел на девицу. — О Господи, это же Ларина».

Андрей бросился обнимать двоюродную сестру, а Ермилов непонимающе уставился на обоих.

   — Сестрёнка, родненькая, да какими судьбами?

   — Но ведь ты же звал мени в гости, обещал жениха красавца.

   — Все твои будуть.

Андрей наконец отвлёкся и повернулся в сторону Трофима:

   — Познакомьси, дочь брата моей матери, Ларина. — Затем, развернувшись к сестре и похлопав друга по плечу, добавил: — А энто Трофим Ермилов, гордость рейтарского полку.

Долго не думая, Андрей упросил друга проводить сестру до дома, а сам поспешил на пристань. Перепоручив приказчику принять товар, Андрей направился домой, где выяснилось, что Ларина и Трофим ещё не приходили. Они явились лишь под самый вечер. Оказалось, Ермилов возил её по Москве, показывая церкви, соборы и храмы. Ларина вся светилась.

   — Такого благолепия и благодати я не зрила никогда, — заявила она.

В покоях полумрак. Свет плохо проходит в низкие окна. Лишь лампада в углу да свеча на столе дают расплывчатый свет. В противоположном углу от лампады сидят царь и Артамон Сергеевич Матвеев, а напротив них стоит стольник воевода Мещеринов Иван Алексеевич. Разговор идёт тихий, почти задушевный.

   — Мы тебе за чема посылали? — медленно говорит царь, от чего становится ещё страшнее. — Штобы ты Соловецку обитель повоевал, а ты до сих пор даже стрельцов к острову не направил.

   — Так нетути их, — оправдывается Мещеринов. — Из обещанных полутора тысяч явились двести архангельских, сто холмогорских, да сто сумских, да пятнадцать у мене с Москвы было. С этими обители не взяти.

   — Я отписал местным воеводам, — так же тихо завёл речь Матвеев. — Стрельцы к тебе отправлены, а ты с теми, што уже прибыли, по возвращении отплывай на Соловки, не тяни времени.

   — А денег на корм? Полторы тыщи стрельцов кормить надоть, — заискивающе смотря в глаза Матвееву, как бы успокаиваясь, произнёс Мещеринов.

   — Усе получишь, ещё сегоднева. Иди пока, — махнул рукой Артамон Сергеевич.

Воевода поспешил удалиться. Царь проводил его взглядом:

   — Посылай, Артамон, гонца и к Ромодановскому, пущай с Самойловичем переправляютси на правый берег.