Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

• Название: Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
• Автор: Андрей Гришин-Алмазов
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026129-2, 5-271-09944-Х, 5-9578-1243-9

По мнению большинства историков многие преобразования и реформы Петра Великого были начаты ещё во времена правления его старшего брата.

Новый роман современного писателя А. Гришина-Алмазова с полным основанием может быть отнесён к исторической эпопее.

В книге собрана целая галерея мест, событий и лиц XVII века; автор широко использует документальный материал, известные и малоизвестные факты, а также уникальные архивные находки, которые позволяют по-новому взглянуть на многие события.

---

   — И патриарха оповестить надоть, а то до сих пор не били к заутрене.

   — Сейчас Лихачёва и пошлю. — Затем, помолчав мгновение, обратился к сестре: — Ты, Софья, первой одарила мене радостью, будь же крестной у него.

   — А крестным кто?

   — А если позвать брата Петра?

   — Уж больно я с вдовой царицей не лажу.

   — Ну, што ж, зови тогда Василь Василича.

И сразу заметил, как просияло лицо сестры. Ладно уж, коли мне радость, то и ей радость.

Весть о том, что у государя родился сын, мигом разнеслась по Москве, и это действительно стало большой радостью. Многие колодники были раскованы и выпущены на волю, а вины им отпущены. На торжище тать Федоска попался на покраже стряпни и уж спину свою измарщивал, к кнуту готовя, ан пронесло: всемирная радость! Отпустили Федоску ради такого праздника, ни разу кнутом не огладив. Ну и что с того? Он тут же у тетки-зевуньи калач спёр и съел.

Патриарх, бояре, окольничие понесли подарки новорождённому, кто деньгами, кто дорогими игрушками, кто аксамитом, драгоценностями. Счастливый отец не успевал благодарить. Больше всех расстарался дядюшка, князь Иван Михайлович Милославский, тут и золотые блюда, и маленькая лошадка из чистого серебра.

Нищая братия потянулась в Кремль, где от имени царя кормили всех до отвала и ещё дарили мелкими деньгами, кому что перепадёт. Как же не радоваться? В кои-то веки досыта наесться, да ещё и за государев счёт.

Так продолжалось весь день, царь то подарки получал, то ходил смотрел на сына.

На следующий день было решено крестить царевича, и весь двор с самого утра прибыл в парадных одеяниях, блестя каменьями и золотым шитьём. Крестил царевича патриарх со всем своим клиром в Успенском соборе и, как желал государь, нарёк новорождённого Ильёю. Пока его опускали в купель, все замерли, ожидая конца церемонии. Лишь двое, числившиеся при дворе, не поспешили в Успенский собор — немецкий дворянин доктор Розенберг и хирург из Силезии Сигизмунд Зоммер. Они остались у Аптекарского приказа. Розенберг нервничал:

   — Я переговорил с Евменовной, она говорит, что кровь не прекращает сочиться. Я расспросил её, по всем показаниям, из царицы не вышло придаточное место.

   — Но ведь такое бывает чрезвычайно редко.

   — Редко не редко, но царя надо предупредить, если мы не извлечём придаточное место, царица просто истечёт кровью.

   — Что вы, Розенберг, бросьте, эти русские никогда не пустят мужчину смотреть на свою обнажённую жену, будь он трижды доктор. К тому же мы для них иноверцы, не забывайте, что вы протестант. За одно только дерзкое предложение вас казнят.

   — Но ведь мы давали клятву, спасти её сейчас не составит большого труда, а через день-два будет поздно.

   — Бросьте, Розенберг, вы ничего не добьётесь. Единственное, что вы можете сделать, так это не ходить на пир после крестин, ибо сей пир скоро перейдёт в поминки.

Именно в это время царь с патриархом выходили из Успенского собора. Царевна Софья несла новорождённого царевича. За крестины патриарх Иоаким получил от государя 1500 золотых, митрополиты по 300, архиепископы по 200, епископы по 100, протопоп Успенский — 50, протодьякон — 40 золотых. Даже ключари успенские не были забыты, получив по 30 золотых. Всего было потрачено на это 3800 золотых. Василия Васильевича Голицына одарили сёлами, а Ивана Максимовича Языкова поставили по главе Приказов оружейного и большой казны, а также во главе Золотой и Серебряной палаты. После чего начался пир.

Во дворе опять кормили нищих и разбрасывали мелкую монету. Царь самолично дважды оставлял пир и выходил к народу. После всех этих хлопот и торжественного пира Фёдор настолько устал, что едва добрался до своих покоев, где его ждали сестра Софья и тётка Татьяна Михайловна. Увидев их, государь спросил:

   — Аки тама Агаша?

   — Не беспокойся. Она столь измучена родами, што ей не до радости, — успокоила Софья.

   — Я могу ея увидети?

   — Нет, Федя, пускай она отдохнёт.

   — Ну, пусть отдохнёт.

   — Федя, што мы пришли-то, — заговорила Татьяна Михайловна, стараясь отвлечь племянника от темы, составляющей женское таинство. — Ты вчерась ради вселенской радости освободил многих колодников, татей. Не приспел ли час облегчить участь Никона? Он ведь не вор, не тать, а многих дел полезных устроитель был.

   — Патриарх Иоаким на то не пойдёт.

   — А ты ему не сказывай, Федя. Тихо пошли туды с указом кого из дворян или сотника стрелецкого. Ведь Никон стар уж. Не сегодня-завтра помрёт в том медвежьем углу. На нас грех ляжет, а на тебя более всех. Пусть уж здесь успокоитси старец.

   — В Москве? — Царь даже вперёд подался.

   — Зачем в Москве? Переведи его в Воскресенский монастырь.

   — Но Иоаким аки узнает, такой шум учинит.

   — Ты пока ему того не говори. А когда Никон буде уже здеся, пущай узнает. Пошумит, пошумит да на то же и сядет. В конце концов, не Иоаким, а ты царь — хозяин всея Руси.

   — Тогда садись, Софья, пиши.

Грамота, которую продиктовал царь сестре, была писана архимандриту Кирилловского монастыря Никите с указанием отправить высокого заточника в Воскресенский монастырь под Москву, и «вершити сие немедля по получении нашего царского указу».

Получив подписанную грамоту, царевны, радостные, удалились, а Фёдор разоблачился спать.

Поутру государя вновь не пустили к жене, сославшись на повитух. День опять предстоял праздный, сегодня пир в честь рождения наследника давал патриарх. Фёдор решил до пира посетить брата и в сопровождении четырёх рынд отправился в покои вдовой царицы Натальи Кирилловны. Та была очень поражена его появлением.

   — Здравствуй, матушка Наталья Кирилловна.

   — Будь и ты здрав, государь. Я думала, за всеми хлопотами ты забыл об нас.

   — Ну, што ты, царица, я уважаю тебя и безмерно люблю своего брата. За ним я и зашёл.

Видя искренность в глазах государя, Наталья Кирилловна улыбнулась:

   — Я тоже счастлива за тебя и от всего сердца поздравляю с сыном. — Она повернулась и позвала: — Петруша, сынок, к тебе государь пришёл.

Из-за двери раздался весёлый визг:

   — Братец...

Дверь открылась, и в покои ворвался царевич Пётр. Он радостно улыбался:

   — А мене сказали, што я тебе боле нужен не буду.

Его непринуждённость рассмешила Фёдора:

   — Ну, пойдёшь со мной?

   — Пойду.

Они проследовали на женскую половину, и царь ввёл брата в спаленку, где находился новорождённый царевич Илья, жёнка Леонтьева как раз кормила его грудью. При виде царя и царевича она не посмела прекратить кормления.

   — Энто мой сын, твой племянник, Ильёю зовут. Скоро будешь играть с ним.

   — А чей-то он такой маленький и весь красный? — заинтересованно спросил царевич Пётр.

   — Девять годков тому назад, когда ты родился, ты был такой же и так же сиську сосал.

Пётр весь зарделся:

   — А ты тоже, тоже сосал.

   — Конечно, як любое дитя, млеко вкушающе. Леонтьева закончила кормление и положила царевича в колыбельку.

   — А на коне он будет скакать? — вновь повеселев, наивно спросил Пётр.

   — Да, я вам целую конюшню подарю.

Сзади раздалось кряхтение. Царь повернулся и увидел Языкова.

   — К патриарху пора, государь.

   — Щас идём, Иван Максимович.

Фёдор Алексеевич пригнулся и обнял Петра:

   — Видишь, опять мене некогда. Рынды отведут тебя. Царь развернулся и с боярином удалился, а рынды, встав за спиной Петра, проводили его до покоев матери.

В третий день празднества пир давал патриарх Иоаким. В его палатах, украшенных чрезмерно, двор чувствовал себя вольготно, ел и пил вволю. Мясного было выставлено столько, сколько на царском столе не стояло. А нищих в этот день кормили патриаршие люди. Третий день Москва гуляла во всю свою разгульную душу. Ко всем воеводам были разосланы гонцы с радостной вестью о рождении наследника, и от них теперь тоже ждали поздравлений.

С пира Фёдор вернулся за полночь, сильно хмельной и, разоблачённый Языковым и Лихачёвым, повалился спать. Проспал он долго, почти до полудня. Сегодня первый день никаких пиров быть не должно было. Фёдор потянулся и позвал Языкова:

   — Иван Максимович, давай одеватьси.

Боярин вошёл весь в слезах:

   — Государь, Фёдор Лексеич, государыня скончалась...

   — Как?..

Фёдор уставился на Языкова, уж не сошёл ли он с ума. Ещё не осознав, что случилось, царь быстро надел рубаху, штаны и рванулся в покои жены. У дверей он налетел на сестру Софью.

   — Аки энто случилоси?

   — Понимаешь, Федя, — отвечала Софья с некоторым замешательством, — Агафья усё кровянила... Мы не хотели... Мы надеялиси...

   — А повитухи? Они-то што ж ничего не содеяли?

   — Да уж усё, Феденька, перепробовали, И молитву и заговор.