Георгий Кубанский - «На суше и на море» 1962

• Название: «На суше и на море» 1962
• Автор: Георгий Кубанский
• Издательство: М.: Географгиз, 1962 г.
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1962
• ISBN: ISBN отсутствует

В третьем выпуске художественно-географического сборника «На суше и на море» рассказывается о героических буднях советских моряков в Заполярье, о приключениях в горах Прибайкалья, плавании по Енисею, путешествиях по Алжиру, Цейлону, Норвегии и другим странам, об интересных и загадочных природных явлениях, наблюдаемых в различных частях земного шара. Излагаются научные гипотезы о составе атмосферы Марса и о существовании воды на Луне. В сборник включены также научно-фантастические рассказы советских и зарубежных авторов.

_{Обложка, форзац, титул и заставки художника С. М. ПОЖАРСКОГО}

---

А вот банка с пальмовым маслом. В заржавленных канистрах он находит затвердевший каучуковый сок. «Ага, охотники за каучуком», — догадывается Андрэ и вспоминает один случай.

…Это было два года назад, когда он только что прибыл из Европы в Порт-Жантиль. В трактире за одним из столиков сидели трое небритых мужчин в потрепанных хаки. Они пили, пили жадно, словно последний раз в жизни. И угощали всех подряд. При появлении Андрэ его тоже заставили присоединиться к компании.

Один из трех, мужчина с черной всклокоченной бородой и болезненно бледным лицом — как оказалось, ему было только двадцать четыре года, — рассказывал о диких охотниках за каучуком, шестерых молодых людях, долгие месяцы скитавшихся в дебрях тропического леса. Из шестерых обратно вернулись только эти трое. Глаза их пожелтели от тропической лихорадки, руки нервно дрожали.

— Заработали кучу денег, братва! — Глаза рассказчика возбужденно блестели. — Можем пить, сколько влезет. А сегодня вечером… сегодня вечером к девочкам… Вот это жизнь!

— А где же те трое? — спросил Андрэ.

— Что?.. Те трое? — повторил чернобородый, будто не понимая, о чем идет речь. И вдруг с сердцем: — Что, мы виноваты, что ли?.. — Он закашлялся, и лицо его побагровело. — Вы думаете, мы?… Мы не такие, черт побери! — И быстро осушил свой стакан. Красное вино текло по его подбородку, по руке, по потной рубашке.

— Жак и Эжен сами увязались с нами, — продолжал он. — Я им тогда еще сказал — сразу, как мы приехали, — поживите маленько на берегу, привыкните к климату; следующий раз пойдем вместе. Слушать не захотели… Уже на третий день, — помнишь, Жан? — обратился он к своему веснушчатому соседу, — Эжен еще с тобой в палатке лежал, — уже на третий день оба схватили лихорадку. Я это предвидел: ребята были слабые, чувствительные. Помнишь, я говорил тебе… Или нет, Мартину… — Он толкнул в бок другого парня с красным, отекшим лицом и с очками на носу. — Эй, Мартин, не спи. — В ответ очкастый только невразумительно хрюкнул. Чернобородый снова обратился к остальным.

— Когда маленький Жак слег, я сразу понял: черная рвота![79] А через две недели Эжен уже тоже лежал на брюхе. Так и не встал. Я же предупреждал… — снова начал он, поднимая для вящей убедительности указательный палец. Но не закончив фразу, налил в стакан вина и залпом осушил его. Потом тупо уставился перед собой. Все присутствующие не спускали с чернобородого глаз. Он ведь еще не кончил. Что же стало с их шестым товарищем? Воцарилась напряженная тишина: никто не решался спрашивать.

— Луи отдал концы, когда мы уже возвращались, — заговорил он опять, — всего с неделю назад.

И снова молчание. Хозяин трактира зазвенел стаканами. Заработал вентилятор.

— Черная мампа [80] его укусила… Мы перебили ей палкой хребет, да уже поздно было…

Чернобородый выпил, потом быстро запустил руку в карман и швырнул на стол горсть смятых банкнот.

— Вот его деньги… Тут не все, еще есть. — Повернулся и крикнул: — Гастон! Самого лучшего бордо… На всех!.. Мартин, браток, чего ты дрыхнешь? Проснись!

Андрэ тогда вышел из трактира, но пьяные голоса пропащих молодых людей еще долго преследовали его.

«Значит, охотники за каучуком, — думает Андрэ. — Гастон! Самого лучшего бордо!»

Под прелыми клочьями парусины он находит рваный башмак. Задумчиво смотрит на него и выбрасывает в дверь. Спрыскивает керосином земляной пол. Жуки и сороконожки в страхе выползают из-под канистр и разбегаются в разные стороны. Андрэ давит их сапогом. Потом берет мокрую одежду и вешает ее на низкий сук просушиться.

Запыхавшись, приходит Даббе. В обеих руках он несет большой кусок древесной коры, свернутый трубкой.

— Лес — плохо. Река — хорошо.

Из коры на землю, к ногам Андрэ, сыплются ракушки с улитками.

— Река — хорошо. Много рыба.

Даббе взволнован. Белый смотрит на него с недоумением. Абрикосы немного утолили его голод, но отнюдь не улучшили настроения.

— Ты думаешь, я буду есть это дерьмо? Лучше уж подохнуть с голоду!

При этих словах ему становится неловко: он вспоминает лро абрикосы. Но оттого, что Андрэ стыдно смотреть Даббе в глаза, он злится еще больше. Даббе удивлен и опечален.

— Горячие — очень вкусно. Но нет огонь. Если голод, и так хорошо. Даббе приносит еще.

— Убирайся ты с этой дрянью! — кричит белый. — Меня от одного их вида тошнит. Неси их отсюда прочь, живо!

— Но Даббе много-много голодный.

— Можешь съесть все сам. Только не здесь, слышишь?

Качая головой, африканец собирает ракушки обратно в кору и идет с ними к реке. Тут он видит вскрытые консервные банки с мясом. Поднимает их, но белый кричит:

— Не ешь, мясо протухло.

Даббе бросает банки в воду.

— Много мясо, хороший мясо, — бормочет он с сожалением, — много хороший мясо.

Даббе разбивает палкой ракушки и высасывает их содержимое. «В горячей воде очень вкусно, очень». Глотая мягкое мясо улитки, он морщится.

Солнце поднимается все выше и выше. Его теплые лучи пробивают холодный утренний туман и сушат листья деревьев. Лес кричит на все голоса.

Река вздулась. Ее большие пожелтевшие волны разливаются по берегу, омывая белесые корни деревьев. Небо чисто; еще минуты — и оно сияет яркой голубизной. Потом уже нельзя поднять глаз: белое раскаленное солнце словно заполняет небо до самых краев. Жужжат комары и песчаные мухи, над рекой порхают пестрые бабочки. Многоголосый птичий хор оглушает лес. Другие обитатели леса не дают о себе знать: они прячутся в густой, темной чаще, куда едва проникает дневной свет.

Горячие солнечные лучи жадно поглощают воду, обильно пролитую на землю серыми тучами. И вновь собираются над лесом облака, вновь набегают на землю тени. Проходит час-другой, и на западе вновь вырастает черная грозовая стена. Вдалеке видны первые вспышки молний. По верхушкам деревьев проносится порывистый ветер, небо разверзается, и снова шумит дождь. И так каждый день.

А вечером снова показывается солнце — большое и красное. Перед заходом оно еще раз посылает благодатные лучи на дымящийся влагой лес, обещая вернуться наутро во всей своей непобедимой силе. Наступает ночь, сверкающая мириадами звезд, ночь, полная томительных и жгучих надежд для одиноких людей. И снова день: прохладное, туманное утро и полуденный зной, послеполуденная духота и грозовой ливень. Потом вечер — в воздухе шуршат крылья летучих мышей и калонгов[81]. И опять ночь — тишина, нарушаемая призывным воем зверей.

И так все время: ночь за днем, день за ночью.

* * *

Маленький темнокожий человек спрыгивает с небольшого плота на землю и веревкой подтягивает примитивное плавучее сооружение к берегу. На европейце серая широкополая шляпа. Рубашка цвета хаки — вся вымокла от воды и пота. Штаны заправлены в блестящие коричневые сапоги.

— Табак тут. Лови! Оп-ля!

Африканец, улыбаясь, подхватывает брошенный моток веревки и относит его в кусты.

— Табак — хорошо, очень хорошо. Один час, два часа, три часа — все доставать из вода…

— Ладно, хватит болтать, а то один час, два часа, три часа — так и будем торчать здесь, — прерывает его белый, — Поди-ка, помоги перенести сундук.

— О, Даббе нести один. Не тяжело. Тут Даббе сильный, очень сильный. — Он стучит пальцем себя по темени. — Голова крепкий, как у буйвол.

Андрэ скептически улыбается, но Даббе настаивает. Он вынимает из кармана сложенный платок и кладет его себе на голову.

— Свалишься в воду. Понесем-ка лучше вдвоем.

— Даббе несет. Один. Даббе сильный.

— Как ты его понесешь, когда одному человеку его даже с места не сдвинуть? — сомневается Андрэ.

Африканец улыбается.

— Белый человек — слабый голова, нехорошо. Черный человек — сильный голова, как буйвол, очень хорошо.

— Белый человек — слабый голова, говоришь? — смеется Андрэ.

Они кладут ношу краем на высокий пень. Даббе встает на колени и снизу упирается в дно сундука головой. Еще раз поправляет платок. Потом маленькие, цепкие руки схватывают сундук по бокам. Жилистое тело напружинивается, колени медленно выпрямляются. Вот он стоит уже совсем прямо. Слегка покачивается, но стоит. Потом осторожно делает первые шаги. Тяжелая ноша на его голове колышется, как большой цветок на тонком стебле. Но постепенно шаг становится шире и тверже. Наконец руки опускаются вниз, и сундук словно прилип к голове щупленького африканца.

Белый поражен. Он многое видел, но чтобы тщедушный негр мог нести такую тяжесть, этого он никак не ожидал. С чувством неподдельного восхищения идет он следом и спешит помочь Даббе опустить сундук на землю.

За последние два дня Андрэ и Даббе сблизились: оба почувствовали себя товарищами по несчастью.

Началось это со второго дня после катастрофы. Вода в реке снова спала, и после полудня они на самодельном, построенном с большим трудом плоту отправились вверх по реке к поваленному дереву. Лесом идти не рискнули, так как путь этот был слишком тяжел. Челн лежал на том же месте, под кроной дерева, на что указывала густая тень на дне реки.