Фаина Гримберг - Примула. Виктория

• Название: Примула. Виктория
• Автор: Фаина Гримберг
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-025162-9, 5-271-09502-9, 5-9578-1049-5

«Викторианская эпоха» занимает особое место в английской истории, являясь своего рода символом стабильности, могущества и процветания страны.

Расширение колониальных владений (Индия, Бирма, Кипр и др.), успешное участие в войнах (Крымская, Афганская, англо-бурская), начало карьеры одного из виднейших политиков XX века Уинстона Черчилля — вот лишь немногие «вехи» более чем полувекового правления «королевы-матери».

Новый роман известной современной писательницы Фаины Гримберг посвящён истории жизни и правления выдающейся политической деятельницы девятнадцатого века, английской королевы Виктории (1819—1901). В романе использовано большое количество малоизвестных материалов, особое внимание уделено родственным и политическим связям Ганноверской династии и Дома Романовых.

---

Заявления османского министерства иностранных дел и османского посла в Германии Садуллах-бея решено было и вовсе не принимать в расчёт. Ведь турки просто-напросто созданы для того, чтобы зверствовать, а на эти зверства им отвечают сплошными актами и жестами человеколюбия!..

В Германии и России и представить себе не могут каких бы то ни было издевательств над турками!..

Достоевский противопоставляет Россию и Англию и проповедует:

«Но мудрецы наши схватились и за другую сторону дела: они проповедуют о человеколюбии, о гуманности, они скорбят о пролитой крови, о том, что мы ещё больше озвереем и осквернимся в войне и тем ещё более отдалимся от внутреннего преуспения, от верной дороги, от науки. Да, война, конечно, есть несчастье, но много тут и ошибки в рассуждениях этих, а главное — довольно уж нам этих буржуазных нравоучений! Подвиг самопожертвования кровью своею за всё то, что мы почитаем святым, конечно, нравственнее всего буржуазного катехизиса. Подъём духа нации ради великодушной идеи — есть толчок вперёд, а не озверение...

. . . . . . . .

«Но кровь, но ведь всё-таки кровь», — наладили мудрецы, и, право же, все эти казённые фразы о крови — всё это подчас только набор самых ничтожнейших высоких слов для известных целей. Биржевики, например, чрезвычайно любят теперь толковать о гуманности. И многие, толкующие теперь о гуманности, суть лишь торгующие гуманностью. А между тем крови, может быть, ещё больше бы пролилось без войны. Поверьте, что в некоторых случаях, если не во всех почти (кроме разве войн междоусобных), — война есть процесс, которым именно с наименьшим пролитием крови и с наименьшей тратой сил, достигается международное спокойствие и вырабатываются, хоть приблизительно, сколько-нибудь нормальные отношения между нациями. Разумеется, это грустно, но что же делать, если это так. Уж лучше раз извлечь меч, чем страдать без срока. И чем лучше теперешний мир между цивилизованными нациями — войны? Напротив, скорее мир, долгий мир зверит и ожесточает человека, а не война. Долгий мир всегда родит жестокость, трусость и грубый, ожирелый эгоизм, а главное — умственный застой. В долгий мир жиреют лишь одни палачи и эксплуататоры народов. Налажено, что мир родит богатство — но ведь лишь десятой доли людей, а эта десятая доля, заразившись болезнями богатства, сама передаёт заразу и остальным девяти десятым, хотя и без богатства. Заражается же она развратом и цинизмом. От излишнего скопления богатства в одних руках рождается у обладателей богатства грубость чувств. Чувство изящного обращается в жажду капризных излишеств и ненормальностей. Страшно развивается сладострастие. Сладострастие родит жестокость и трусость. Грузная и грубая душа сладострастника жесточе всякой другой, даже и порочной души. Иной сладострастник, падающий в обморок при виде крови из обрезанного пальца, не простит бедняку и заточит его в тюрьму за ничтожнейший долг. Жестокость же родит усиленную, слишком трусливую заботу о самообеспечении. Эта трусливая забота о самообеспечении всегда, в долгий мир, под конец обращается в какой-то панический страх за себя, сообщается всем слоям общества, родит страшную жажду накопления и приобретения денег. Теряется вера в солидарность людей, в братство их, в помощь общества, провозглашается громко тезис: «Всякий за себя и для себя»; бедняк слишком видит, что такое богач и какой он ему брат, и вот — все уединяются и обособляются. Эгоизм умерщвляет великодушие. Лишь искусство поддерживает ещё в обществе высшую жизнь и будит души, засыпающие в периоды долгого мира. Вот отчего и выдумали, что искусство может процветать лишь во время долгого мира, а между тем тут огромная неверность: искусство, то есть истинное искусство, именно и развивается потому во время долгого мира, что идёт в разрез с грузным и порочным усыплением душ, и, напротив, созданиями своими, всегда в эти периоды, взывает к идеалу, рождает протест и негодование, волнует общество и нередко заставляет страдать людей, жаждущих проснуться и выйти из зловонной ямы...»

Такие вот проповеди!..

* * *

Война какое-то время идёт на поприще дипломатии. Лондонская конференция. Нота султана России:

«...будучи независимым государством, Высокая Порта не может признать над собой никакого надзора — коллективного или какого-либо другого — и, поддерживая с остальными государствами дружеские отношения, основанные на международном праве, мы не можем предоставить иностранным агентам официальное право покровительствовать своим единоверцам или единоплеменникам».

7 апреля 1877 года правительство России ответило официальной нотой:

«Его Императорское Величество, Император Всероссийский решил силой достигнуть того, чего не могли достигнуть единодушные усилия великих держав».

Под «великими державами» в данном случае подразумеваются Германия и Австрия.

12 апреля 1877 года в Кишинёве объявляется манифест Александра II о войне с Османской империей. Князь Горчаков вручает ноту с объявлением войны османскому послу.

Это не первая попытка России если не развалить, то хотя бы ослабить Османскую империю. Вот они, эти попытки, в хронологической последовательности: 1) 1768-1774, 2) 1787-1791, 3) 1806-1812, 4) 1828-1829, 5) 1853-1856... В сущности, Османская и Российская империи в какой-то степени являются зеркальным отражением друг друга... Османскую империю во второй половине девятнадцатого века называли, как известно, «больным человеком». Пушкин в известном, довольно-таки гадком стихотворении «Бородинская годовщина» случайно (или не очень случайно) зарифмовал:

...росс

Больной, расслабленный колосс?..

Впрочем, поэт спешил ответить: нет, мол, не больной и не расслабленный, хотя и колосс!..

* * *

Дизраэли в юности совершил путешествие в пределы Османской империи. В отличие от газетных хроникёров «турецких зверств» он действительно видел турок, общался с ними. Конечно, он не намеревался их идеализировать, но во все эти сказки о посаженных на кол младенцах он не верил!

Но всё же пресса делала своё дело (достаточно дурное!), лоббируя любимый европейский миф: «христиане, страдающие в руках нечестивых мусульман». Не дремал и Гладстон. Желая ослабить позиции своего извечного соперника, он создавал писания, под которыми мог бы подписаться и Достоевский:

«...Варварская и сатанинская оргия... Турки — бесчеловечные представители человечества... ни один преступник в нашей тюрьме, ни один каннибал с южного моря не сможет без возмущения слушать этот рассказ... Какой выход? Заставить турок покончить со злодеяниями единственным надёжным способом — прикончив их!..»

Сочинение Гладстона имело успех. В Англии росли антитурецкие настроения. Лорд Биконсфилд насмешливо заметил, что сочинение его политического противника плохо написано и, пожалуй, является «самым ужасным из всех болгарских ужасов». Дизраэли называет Гладстона «Тартюфом»[107]. Дизраэли пишет уже всерьёз лорду Дерби (тому самому, учредителю знаменитых скачек): «Потомство оценит по заслугам этого беспринципного маньяка, это исчадие зависти, злобы, лицемерия и суеверий. Гладстон и как первый министр, и как лидер оппозиции всегда, что бы он ни делал — проповедует ли он, молится ли, говорит ли речь или марает бумагу, — сохраняет одну черту: он никогда не бывает джентльменом».

Лорд Биконсфилд твёрдо решил не идти на поводу у так называемого общественного мнения. Англия не будет воевать с империей османов!

Дизраэли писал лорду Дерби:

«Мне хочется, чтобы Вы поняли, что не надо действовать так, как будто бы Вы под контролем общественного мнения. А то Вы, может быть, и сделаете всё, что от Вас требуют, но они сами же перестанут уважать Вас». И далее:

«Как бы Вы ни были тверды, этого не будет достаточно. То, чего требуют все эти митинги — безумие, а не политика. Всё это пустое теоретизирование, туман, всё это далеко от реальной жизни. Хотя политика Англии — мирная политика, но ни одна нация так не готова к войне, как мы. Если мы и примем участие в каком-нибудь конфликте, в борьбе за дело, действительно правое, если в этой борьбе будут поставлены на карту наша свобода, наша независимость и наша империя, ресурсы страны, я чувствую это, будут неиссякаемы. Англия не такое государство, чтобы, начиная войну, спрашивать себя, можно ли выдержать вторую и третью кампанию. Она начнёт борьбу и не закончит её, пока справедливость не восторжествует».

Однако лорд Биконсфилд вовсе не являлся сторонником военных действий. Оно и понятно в принципе. В распоряжении русского царя были тысячи бессловесных солдат, недавних рабов. Жизни этих недавних рабов, крепостных, ничего не значили. Этих солдат возможно было отправлять в бой тысячами, нисколько не заботясь о том, чтобы они сохранили жизнь или хотя бы здоровье. Люди, подвластные английской королеве, были вовсе не таковы. Они могли воевать, но их нельзя было гнать на бойню, как скот!