Феоктист Березовский - Бабьи тропы

• Название: Бабьи тропы
• Автор: Феоктист Березовский
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

Первое издание романа «Бабьи тропы» — главного произведения Феоктиста Березовского, над совершенствованием которого он продолжал работать всю жизнь, вышло в 1928 году. Динамичный, трогательный и наполненный узнаваемыми чертами крестьянского быта, роман легко читается и пользуется заметным успехом.

Эпическое полотно колоритно рисует быт и нравы сибирского крестьянства, которому характерны оптимизм и жизнелюбие. Автор знакомит читателя с жизнью глухой сибирской деревни в дореволюционную пору и в трагические годы революции и гражданской войны.

---

Переждав хохот монаха, Степан спросил:

— Значит, в самом деле, загуляли… начальники-то с архиреем и с вашим игуменом?

Игнат достал из стола чайные чашки и, наливая их водкой, ответил:

— Балуются пока… Выпивают по маленькой, в карты играют… Это одна церемония… Знаю я их! Бери, Степа, выпьем.

Он залпом осушил чашку, очистил луковицу, посолил ее и стал закусывать луком и хлебом. А Степан глотнул лишь немного из своей чашки. На омулей и на икру с хлебом навалился. Все еще робел и прислушивался к тишине дома. Все еще ждал, не случилось бы беды какой…

Игнат покосился на Степана, долил водкой его чашку, налил себе и угрюмо сказал:

— Пей, Степан, не балуйся… Спать будешь у нас…

— Да я ничего, — начал шутливо оправдываться Степан. — Все еще не обыкну я, паря!.. Как же это?.. Мощи тут у вас… обитель… бог… А генерал с архиреем… в карты играют! И водочка… Никак не обыкну я, брат Игнат!

Монах опрокинул вторую чашку и, скользнув взглядом по лицу Степана, загадочно произнес!

— Пей, не то еще увидишь…

Около кельи, по коридору, рассыпалась дробь торопливых шагов. Опять отворилась дверь. В келью вбежал очень молодой и смугленький послушник с продолговатым лицом, обросшим черненьким пухом.

Прожевывая закуску, Игнат поднял голову и спросил запыхавшегося послушника:

— Ну, что там?

— За тобой прислали… — заговорил послушник и запнулся, поглядывая на Степана.

Игнат сердито прикрикнул на молодого послушника:

— Ну?.. Говори!.. Проглотил язык-то? — Он кивнул на Степана: — При этом можно…

Паренек еще раз опасливо взглянул на Степана, перевел взгляд на Игната и, скаля мелкие зубы, смущенно сказал:

— За богомолками велели тебе идти…

Игнат неторопливо взял чашку и кивнул Степану:

— Бери, Степан… Пей…

Степан медлил, сбитый с толку словами молодого послушника.

А Игнат понукал его:

— Ну!.. Ты что, осовел? Или, как здесь говорят, осалычился?

— Постойте… брат! — с трудом выговорил Степан, глядя на монахов остановившимися от изумления глазами. — Постойте… Как же это так?.. Архирей, губернатор, игумен… или как его там… и бабы!.. Врете вы, братцы!

Монахи захохотали.

— Гы-гы-гы! — гоготал Игнат.

У молодого смех — как трещотка, дробью рассыпался.

Хохот монахов заражал весельем и Степана, но он сдерживал себя и, глядя то на одного, то на другого монаха, твердил:

— Врете вы… Ей-богу, врете!. Ведь они же все: и губернатор, и архирей, и… этот ваш… настоятель… Они же все грамоту знают… образованные!.. Они же наши владыки… земные и небесные. И вдруг этакое дело: гулянка и бабы…

Сразу посуровевший Игнат прервал Степана:

— Погоди… Постой… Значит, не веришь?.. Может быть, все еще чуда ждешь? Эх, ты, дурень!.. Ну, а что же архирей да губернатор не такие же люди, как мы с тобой? — Игнат махнул рукой. — По этой части все люди одним миром мазаны!..

— Ну, а про вашу гулянку владыка ваш знает? — спросил Степан.

— А как же! — ответил Игнат. — Дурак он, что ли? Слепой?

— И ничего?

— А что ж тут такого?

Монахи озорно переглянулись и опять захохотали.

Игнат сказал:

— Наш владыка милостивый… когда ему вожжа под хвост попадет… вот как сегодня… он нам говорит: «Гуляй, ребята, пока я гуляю!.. Только пейте, да дело разумейте».

Он подставил чашку с водкой поближе к Степану.

— Бери, Степа, свою чашку и пей… А то мне надо идти. Слыхал, какой мне наказ принесли?

Степан почесал за ухом, взял со стола свою чашку и, посмотрев на нее, сказал:

— Ну, что ж… значит пей, Степан Иваныч… по всей! Да примечай новых гостей…

Он залпом выпил водку.

А Игнат покосился на него и прогудел:

— Никого и ничего ты не приметишь… ежели я не пожелаю…

Степан опрокинул пустую чашку на стол:

— Аминь!

Тонкие ноздри продолговатого носа с горбинкой вздрагивали от приступа озорного смеха. Но он сдерживал в себе этот смех. Все еще чего-то боялся. Все еще с опаской поглядывал на икону. Не торопясь, жевал хлеб с желтой икрой, бросал косые взгляды на долговолосого святого, изображенного на иконе, боясь — как бы чего дурного не вышло.

Игнат тоже залпом выпил свою водку. Тоже не спеша прожевал омуля с хлебом, передал чашку молодому послушнику и, поднимаясь с места, спросил:

— Которых велели приводить? Купчих?.. Аль тех, чиновниц… что в прошлый раз тут были?

Паренек суетливо налил в чашку водки, быстро опрокинул ее в свое горло и начал кидать себе в рот маленькие кусочки хлеба. Он торопливо рвал от ломтя эти кусочки, крутил головой и сыпал скороговоркой:

— Ух, и загуляют сегодня! По всем приметам вижу: закрутят на всю ночь!.. И купчих велели и тех двух — чиновниц… Четверо их, потому и баб четырех требуют. Иди, брат Игнат, волоки их… Уезжают они завтра, бабы-то… Слышь? Мигом велели!.. Губернатор ужо было и мундир скинул… Да архирей заартачился… Нехорошо, говорит, при дамах… Оденься, говорит, ваше сиятельство.

Обращаясь к Степану, Игнат пояснил:

— Здешний-то губернатор — граф. Потому архирей всегда величает его сиятельством.

Игнат не спешил. Прожевывая закуску и косо посматривая из-под лохматых бровей на чашку в руках послушника, которую тот опять суетливо налил водкой и так же суетливо опрокинул в рот, Игнат медленно говорил:

— Ладно… Успеют… Набесятся…

А Степан смотрел на них и с изумлением думал:

«Вот так монахи! Вот так угодники! Лопают водочку-то… чашку за чашкой!.. И ни в одном глазе… Значит, привычные».

Наконец оба монаха вышли из кельи, наказав Степану, чтобы он ел и пил — сколько пожелает и все, что душе угодно.

Но Степан долго сидел около стола, ни к чему не притрагиваясь.

Тяжкое раздумье охватило его.

Все еще не мог он примириться с мыслью, что такие люди, как архиерей и губернатор, творят такие срамные дела. И где? В монастыре! Около святых мощей!.. В голову полезли непривычные и тревожные вопросы: зачем же здесь лежит и спокойно смотрит на все святитель? И как он, Степан, явится теперь к жене? Сумеет ли растолковать ей все, что он узнал сегодня? Но приходило в голову и другое: «А может быть, наклепали монахи на архирея и губернатора? Может быть, испытывают? Может быть, тут подстроена какая-то ловушка?»

Чем дальше, тем больше лезло в голову необъяснимых и неразрешимых вопросов, от них голова у Степана кружилась, мысли путались.

Наконец он, еще раз опасливо взглянув на лик сердитого святителя, махнул рукой в его сторону, налил водки в чашку, выпил и, крякнув, озорно сказал:

— Эх!.. Хорошо, что по всей земле, вдоль и поперек, господь бог водочку приберег! А то бы пропадать нашему брату — мужику неотесанному…

И еще раз повторил:

— Аминь!

Глава 7

Когда сквозь щели внутренних ставней потянулись в келью серебристые нити первых солнечных лучей, вместе с ними откуда-то из глубины покоев архимандрита послышался отдаленный шум — не то глухого топота, не то глухих ударов — и гомон человеческих голосов.

Подвыпивший молодой послушник опять, уже в третий раз, куда-то убежал.

Пьяный и растрепанный Игнат сидел, склонившись над столом, и прислушивался к доносившемуся из архимандритских покоев шуму. А захмелевший Степан сидел на табуретке по другую сторону стола и все думал о том, что вокруг него происходит.

Вдруг Игнат поднялся с табуретки, уставился пьяными глазами на Степана и спросил:

— Степа… ты… чудеса видал?

Степан засмеялся:

— Нет их у вас, чудес-то… Потому и не видал я…

— А хочешь посмотреть?

— Пусть ваш угодник сотворит какое-нибудь чудо… посмотрю! — сказал Степан, взглянув на божницу.

Игнат сердито плюнул на пол.

— Тьфу!.. Дурак ты, Степа!.. От бога ждешь? А чудеса люди делают!.. Понял?.. Люди!

Монах прислушался к шуму, доносившемуся из внутренних покоев, и взял за руку Степана:

— Пойдем!

— Куда? — удивился Степан, не понимая, к чему ведет речь монах.

— Пойдем! — злобно повторил Игнат. — Покажу…

Он ухватился за рукав Степана и поволок своего друга из кельи в коридор.

Охваченный тревогой, Степан упирался:

— Постой… отец… постой…

Но пьяный силач-монах тащил его уже по коридору и приговаривал:

— Иди, брат мой… во-во Христе… иди… не бойся…

Хмельной, но перепугавшийся и растерявшийся Степан шепотом упрашивал Игната:

— Слышь, паря… Как бы чего не вышло!.. Ради истинного Христа… Не волоки ты меня… Брат!.. Пусти!..

Но Игнат не выпускал его из рук и, увлекая вперед по коридору, говорил заплетающимся языком: