Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

• Название: Генрих VIII и его королевы
• Автор: Дэвид Лоудз
• Издательство: Феникс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-85880-544-2

Драматическая история короля-многоженца Генриха VIII, получившего прозвище «Синей Бороды», поскольку две из его шести жен умерли на плахе, стала уже легендарной. В книге английского исследователя Дэвида Лоудза история злосчастных браков английского короля впервые развернута достаточно полно и объективно, так что фигура главного героя этой ренессансной драмы становится почти трагической, а сменяющие друг друга королевы обретают живые характеры, во многом объясняющие их судьбы.

Эту книгу с увлечением прочтут все, кто интересуется не только событиями великой эпохи Возрождения, но и игрой человеческих страстей, близких любому времени.

В эпоху ренессансных монархий, поскольку правители стремились к централизации власти, личные интересы были неотделимы от политических. Семейные отношения имели политический резонанс, и нигде в такой степени, как в Англии, где попытки Генриха VIII обеспечить престолонаследие определяли всю его внутреннюю политику с 1525 года.

Сначала была долгая борьба за то, чтобы освободиться от цепкой Екатерины Арагонской и жениться на совершенной иной по характеру, но столь же умной Анне Болейн — кризис, получивший известность как «великое дело» короля. После этого король обрел покой с Джейн Сеймур, которая умерла во имя династических интересов, произведя на свет долгожданного наследника трона. К 1539 году Генрих был готов во второй раз рискнуть на международном брачном рынке, пытаясь сохранить свою с таким трудом обретенную автономию, ни с плачевным исходом в виде Анны Клевской. Обескураженный и отчаянно пытающийся вернуть свою молодость, стареющий Генрих совершил после этого ошибку, влюбившись в кукольное создание семьи Ховардов, Екатерину, роковые оплошности которой почти разрушили его душевное равновесие. Обретя спасение в своем последнем браке с Екатериной Парр, король позволил ее друзьям-реформатором достичь главенствующего положения при дворе в последние годы его царствования и тем самым сделал последующий политический режим гораздо более радикальным, чем он мог предполагать.

Это прекрасно иллюстрированное исследование раскрывает хорошо известную историю Генриха VIII и его жен в свете политической перспективы и показывает, какую важную и порой осознанную роль играла каждая из жен в его политическом и личном становлении.

Дэвид Лоудз является профессором истории в университетском колледже северного Уэльса, в Бангоре. Им написаны книги «Политика и нация», «Двор Тюдоров», «Мария Тюдор, история жизни» и «Кризис междуцарствия Тюдоров».

---

Все это не имело бы никакого значения, если бы она была поразительной красавицей, но, к несчастью, бедная девушка вовсе не обладала таким достоинством. Кромвель, повторяя то, что он услышал от Кристофера Монта, заверил Генриха, что Анна «настолько превосходит герцогиню (Сибиллу, свою сестру), насколько золотое солнце превосходит серебряную луну», что на самом деле ничего не означало, поскольку реальная внешность Сибиллы была неизвестна. Когда Генрих, как обычно, направил послов для осмотра этой дамы, она появилась до того закутанной, что почти невозможно было рассмотреть ни ее лица, ни ее фигуры, но ее стражи яростно на этом настаивали по соображениям скромности[165]. Все это выглядело так, будто английский король должен взять себе невесту, полностью доверяя чужому мнению, чего Генрих, по вполне объяснимым причинам, решил не делать. Спасение вновь было найдено в талантах Ганса Гольбейна, потому что было решено, что портрет не оскорбляет скромности, и художник был допущен. Результатом стал хорошо известный портрет, который находится в Лувре и был описан Николасом Уоттоном, наверняка знавшим, что Анна выглядела «как живая». Молодая женщина, которая ясным взглядом смотрит с полотна Гольбейна, на современный взгляд, несомненно привлекательна — в большей степени, чем Джейн Сеймур, — но совершенно лишена одухотворенности. Если Генриха убедили вступить в окончательные переговоры на основании портрета Гольбейна (а кажется, дело так и происходило), то он был скорее наивным, чем проницательным. К сентябрю было решено, к взаимному удовлетворению обеих сторон, что Анна может выходить замуж [166], и англичане поинтересовались насчет приданого. Наконец, 4 октября 1539 года договор был подписан.

В сравнении с той заметной ролью, которую избрал для себя Генрих в период охоты за Кристиной и французскими принцессами в прошлом году, на этот раз он принимал минимальное участие в этих дискуссиях. Он убедил себя, что вполне удовлетворен результатами и приготовился встречать свою новую невесту, но вовсе не с тем нетерпением, которое было характерно для трех его предыдущих браков. Зная о дальнейшем, легко увидеть в этом какой-то скрытый смысл, но его могло и не быть. Король прекрасно знал, что это чисто дипломатический жест, и принял условия, на которых он был совершен. Это был успех международной политики Томаса Кромвеля и, в свете ожиданий, которые в ту пору возникли, никто не мог предполагать, насколько неспособной окажется эта незадачливая немочка соответствовать тому, чего от нее ждали. Анна выехала в конце октября, и это было не лучшее время года для путешествий, но не могло быть и речи о том, чтобы ждать до весны. Довольно странно, что, учитывая путь, который ей предстоял, никто из членов семьи ее не сопровождал даже на каком-то отрезке пути. Объяснением может служить то, что весь двор еще находился в трауре по случаю кончины герцога Иоанна, но поскольку герцог умер еще в прошедшем феврале, следует искать другую причину. Англичане ожидали, что она отплывет из Антверпена или еще из какого-нибудь порта в Нидерландах, но ее официальные сопровождающие отказались от этого маршрута под тем предлогом, что длительное морское путешествие могло повредить ее здоровью. Поэтому она прибыла по суше в Кале, где губернатор, лорд Лисл, встретил ее утром 11 декабря. Ее путешествие не было быстрым. Первые впечатления оказались благоприятными. Несмотря на языковые трудности и ухудшение погодных условий, Анна была грациозной и ласковой. Леди Лисл написала своей дочери, находившейся при дворе, что новой королеве легко и приятно будет служить[167]. Она была встречена любезно и, казалось, была всем удовлетворена, включая большие корабли, которые прислал Генрих для ее эскорта, хотя сомнительно, видела ли она когда-нибудь до этого океанские корабли. Она также попросила научить ее некоторым английским карточным играм и получила наставления в английском придворном этикете.

До середины декабря все шло так хорошо, как и ожидалось, и придворные и с той и с другой стороны с надеждой думали о том, сколько пройдет времени, прежде чем на свет появится герцог Йоркский. Однако после этого фортуна начала поворачиваться спиной. Погода стала штормовой, отсрочив отъезд Анны в Англию до 27 декабря, и король вынужден был провести Рождество в Гринвиче в одиночестве и нетерпении. Так как Анна двигалась к нему с какой-то особой торжественностью, Генрих начал фантазировать. Кажется, он создал ее в своем собственном воображении не только исключительной красавицей, но и истинно романтической возлюбленной. Горя желанием, он решил перехватить ее по пути, как он это сделал с Екатериной, когда юношей выдавал себя за Робин Гуда. Это была глупая идея для человека его возраста и ранга, и добром она не кончилась. 31 декабря Анна и ее свита достигли епископского дворца в Рочестере, а на следующее утро в ее комнату неожиданно ворвалась группа неизвестных мужчин в масках, которые заявили, что принесли ей новогодний подарок от короля. Принцесса не представляла, как следует на это реагировать. Она не говорила по-английски и вполне могла испугаться, что ее собираются похитить. Слуги не имели возможности предупредить ее, даже если бы они знали, кем являются эти таинственные посетители, и Генрих, который лично возглавлял этот набег, был до глубины души разочарован отсутствием в ней сообразительности и элегантности. Он удалился и через несколько минут вернулся в своем истинном облике со спутниками, стоящими по обе стороны на тот случай, если дама вновь не поймет, в чем дело. В это время до Анны, видимо, дошло, что происходит, и она «очень сильно смутилась». Они немного поговорили, насколько им это удалось, и король поцеловал ее, но все было испорчено. «Она мне не нравится», — коротко бросил он, когда собрался назад в Гринвич[168].

Анна Клевская (1515–1557) (картина Ганса Гольбейна, 1539)

Незамедлительного кризиса удалось избежать, потому что даже Генрих понимал, что он себя связал и не может отступить по собственной прихоти. Брак был отсрочен на пару дней на тот случай, если будут найдены более или менее уважительные причины, но таковых найти не смогли, и англо-клевский альянс был скреплен в комнате королевы в Гринвиче 6 января 1540 года[169]. При создавшихся обстоятельствах неудивительно, что это было полной неудачей. Формальное великолепие приема Анны в Охотничьем Зале, великолепные свадебные наряды и драгоценности лишь слегка прикрывали глубокое разочарование мужичины и недоумение молодой женщины, которая, должно быть, гадала, что же она сделала плохого, чтобы вызвать такой холод, который она ощущала. Между этой первой зловещей встречей и самой свадьбой король не прекращал жаловаться, что он надел себе на шею хомут, он «не был готов», он идет на это только для того, чтобы «всем доставить удовольствие», и так далее. Не слишком обнадеживала и позиция его подданных. Как говорили в народе, германцы — это «нищие мошенники», а новая королева — еретичка, которая собьет его с пути. Все это должно было сильно встревожить Томаса Кромвеля, архитектора этого брака. Он делал все, чтобы смягчить своего хозяина и, должно быть, страстно надеялся, что эта унылая, но далеко не уродливая девушка сможет так преуспеть в постели, что убедит своего раздраженного властелина оставить все печали. Вместо этого ситуация становилась все более тяжелой. Брачная ночь закончилась полным фиаско. Анна не просто была девственна, она была в такой степени невинна, что это обескуражило бы и более пылкого любовника. Она не только не знала, как вести себя с мужчиной, она даже не понимала, что должна как-то реагировать. Ее возлюбленному следовало быть мягким, понимающим и терпеливым, а Генрих всеми этими качествами не обладал. Он периодически страдал импотенцией и всегда был неуверен в собственной мужественности. Что сама Анна думала о своей брачной ночи, никто не ведает, хотя одна из ее дам заметила, что если судить по началу, то герцога Йоркского придется ждать очень долго[170]. Королева, казалось, не была ни унижена, ни особенно обескуражена тем, что произошло, и с ужасом отвергла предложение о том, что она может получить совет от какой-то более опытной дамы.

Король соответственно объяснил неудачу отталкивающей внешностью Анны, которую он изобразил графически, но это скорее всего было чисто рассудочное объяснение. Похоже, что в то время он был вежлив и разумно доброжелателен, упорствуя в течение четырех ночей, прежде чем отказаться от дальнейших усилий одновременно с яростью и облегчением. Разумеется, неудача не была его виной. С его сексуальными рефлексами все было в порядке, просто Анна его не возбуждала: «Мне она и до этого не нравилась, а теперь не нравится еще больше». Он сделал все, чтобы исполнить свой долг во имя всяких глупостей, и напомнил Кромвелю с достаточной откровенностью, что он впервые попробовал жениться по соображениям политики, а не любви. Это не соответствовало его сущности. Между тем политика оставалась делом важным. Карл и Франциск могли не иметь серьезных намерений объединиться для нападения на Англию, но они все еще проявляли очень мало дружеского внимания к интересам Генриха. Карл V в тот момент находился в Париже по пути из Испании в Германию и его старательно развлекали при французском дворе. Герцог Клевский мог не располагать большой силой, даже не быть достойным союзником, но его владения были расположены слишком удачно, чтобы быть помехой для императора, и что бы ни думали по этому поводу англичане, он не был лютеранином. Генрих очень скоро решил, что Анне следует уехать. С его точки зрения, у нее не было спасительных достоинств, поскольку она была так же бесполезна среди оживленного и культурного ренессансного придворного мира, как и в постели. С другой стороны, ему не хотелось огорчать герцога Клевского. Как ни пререкался он с Кромвелем, намереваясь отправить его с неподходящей женой, весной 1540 года еще не было признаков того, что король и его первый министр заняли противоположные позиции в международной политике.