Александр Розен - Почти вся жизнь

• Название: Почти вся жизнь
• Автор: Александр Розен
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.

---

Очень неудобно стоять. Нельзя пошевелиться, затекли ноги, немеет рука, в которой он держит горшок с цветами. А переложить цветы в другую руку невозможно из-за тесноты. Кустик герани, затертый со всех сторон, выглядит теперь совсем жалким.

Владик думал о тех словах, которые только что услышал. Они неотвязно вертелись у него в голове, создавая какой-то странный заслон для всех других мыслей: «Если Костя младше меня, как он может быть моим братом?»

В это время в глубине комнаты раздался мужской голос. Голос был негромкий, но в тишине каждое слово звучало отчетливо. На минуту Владику стало легче. «Это, наверное, и есть надгробное слово, — думал он, — то самое, которое отец так красиво произнес на похоронах доктора Вишнякова».

Но никаких красивых слов Владик не услышал. Говорили все о том же, о чем говорили внизу, у входа в дом и в палисаднике: о том, что Евгения Петровна потеряла единственного сына и что коллектив преподавателей и все учащиеся должны окружить ее заботой и еще больше любить. Нельзя заменить Костю, но можно помочь Евгении Петровне.

Владик слушал очень внимательно, стараясь ничего не пропустить, но в голове бродила все та же мысль и все тот же вопрос: «Если Костя младше меня, как он может быть моим братом?» И он напряженно ждал, что вот-вот услышит ответ.

Мужской голос кончил, так ничего об этом и не сказав. И сразу же из глубины комнаты послышался другой, женский голос. Снова хвалили Евгению Петровну. Она была замечательной матерью, самоотверженной до предела. Хвалили Костю, говорили, что он был золотой мальчик, чудесный сын, живой, ласковый, добрый и умный.

— Бедный мальчик, — тихо сказала стоявшая рядом с Владиком пожилая женщина и заплакала, — у него не было отца…

От неожиданности Владик сделал неловкое движение, цветочный горшок выскользнул у него из рук и разбился. Звук был негромкий, глухой, но этот посторонний звук все здесь услышали и обернулись. Владик не стал поднимать черепки. Назад! Кое-как он протиснулся, миновал темный коридор, переднюю, лестницу.

В сенях по-прежнему стоял все тот же паренек. Увидев Владика, он покачал головой:

— Что это с тобой?

Владик услышал в его голосе сочувствие.

— Они… они там сказали…

— Не надо тебе было туда ходить!

— Нет, надо! Послушай, — умоляюще начал Владик, — они сказали, что у Кости не было отца. Как же это может быть?

— Но ведь это только так говорится. У каждого человека есть отец, но у Кости вроде как и не было. Какой же это отец, если он своего сына никогда не видел…

— Не видел? Почему?..

— Почему, почему… Потому что сделал ребенка, а сам…

— «Сделал ребенка»!

— Так все-говорят. Я батьку спрашивал, тот говорит: есть еще такие подлецы… Да ты что, спятил? Ты чего дерешься?

Но Владика нелегко было остановить. Плача от обиды и гнева, он с палкой кинулся на дежурного.

Их сразу же разняли.

— Как не стыдно, — строго сказал морщинистый старик. — Взрослые ребята, да еще в таком месте!

— Да он совсем псих, — сказал дежурный, тяжело дыша. — Ничего я ему не сделал. Я про Костиного отца сказал, что подлец, а этот, дурной, на себя принял.

— Все равно, — продолжал старик, — ты поставлен сюда порядок соблюдать.

Владик бросил палку и отвернулся.

— Не виноват он. Это я сам во всем виноват.

— Ну и ладно, и не плачь, успокойся, — сказал старик. — Горе у всех большое. А об этом юрисконсуле, о Сливцове этом, и говорить не стоит. Если он за восемь лет ни разу на своего сына не захотел взглянуть, так это — тьфу, а не человек. До нашего горя ему дела нет.

— А он сейчас со своим законным семейством чаи распивает, — вмешалась в разговор женщина в платочке. — Вот бы сейчас всем нам нагрянуть к нему…

— Потише, Маша, потише, — сказал старик и снял шляпу. — Слышишь?

Из дома донесся негромкий стук молотка. И сразу же, как по тревоге, музыканты подняли свои инструменты. Но, как ни громко они играли, молоток был все время слышен, словно и он тоже участвовал в оркестре. Из дома на улицу начали выходить люди.

Владик стоял неподвижно, глядя на трубы, сверкающие на солнце, и слушал молоток. Потом он резко повернулся и выбрался из толпы.

— Палку свою возьми, — крикнул ему вслед дежурный.

Владик ничего не ответил и только прибавил шагу. Быстрее, еще быстрее!

Теперь он уже не шел, а бежал. Было жарко. Курточка взмокла от пота. Сердце билось неровно и так быстро, что не хватало дыхания. Но он бежал, не щадя себя, бежал без ясного направления, с единственной целью убежать как можно дальше от Головинской улицы. Наконец в самой глубине парка, там, где кончались дорожки и начинался лес, он навзничь бросился на густую некошеную траву. Прошло несколько минут, сердце снова стало биться ровно, дышать стало легче. Владик сел, опершись руками о землю, и огляделся.

Как же это он так позорно сбежал? Сбежал вместо того, чтобы вступиться за отца! Ничего не ответил на оскорбления, побоялся признать себя сыном «юрисконсула»… Отец смеялся, когда его так называли. Конечно, смешно, когда не могут правильно выговорить. Но сейчас и это коверканное слово звучало как оскорбление. Вроде подлеца…

Во всем теле он чувствовал усталость, мысли были разбиты, ни на один вопрос он не мог найти ответа.

Восемь лет назад родился Костя. Но как он тогда мог родиться? Непонятно, как мог родиться Костя, когда отец все время женат на маме? Что-то есть, что касается их всех — папы, мамы, Евгении Петровны, Кости и самого Владика, какая-то тайна, которую все знают, кроме него.

Конечно, отец в ссоре с Евгенией Петровной — это ясно. Но восемь лет! Бывало, что и с мамой отец ссорился, как-то раз они целую неделю не разговаривали. Но восемь лет!

И потом: при чем тут Костя? Если отец ссорился с мамой, на Владике ссора не отражалась. Отец не раз говорил, что это непедагогично. Почему же они, братья, никогда не виделись? Может быть, маленький Костя тоже бы фырчал, как ежик? А в прошлом году в Алуште Владик уже вполне бы мог научить Костю плавать! Ведь это был его брат, и Владик любил бы его! Он бы подарил ему плавки, а для зимы коньки, которые Владику давно уже малы. Он вспомнил, как Звонок говорила маме, что папу связывают с Костей только гены. Отвратительное слово, скользкое и ползучее, как змея. Только гены! Может быть, из-за этих скользких, ползучих генов Владик и не знал, что у него есть брат?

А как же Костя? Знал он или нет, что у него есть брат? Знал он или не знал, кто его отец? Что он отвечал на вопросы товарищей: «Где твой отец? Он умер? Нет? Погиб на фронте? Тоже нет? Провалился в тартарары?»

Костя тоже мог случайно услышать, что его отца называют подлецом. А если он услышал, то что бы он сделал? Бросился бы в драку, вступился за отца? Навряд ли. Зачем ему вступаться за отца, которою у него как бы и нет?

Домой, домой, вернуться домой, увидеть отца, услышать его голос, узнать правду.

Домой, домой! Ужасно хочется пить! Сколько времени он в лесу пролежал? Судя по солнцу, очень долго. Да и обратный путь совсем не маленький…

Когда Владик добрался до вокзала, было уже около пяти. Вот что значит не иметь своих часов! Он так заторопился, что забыл выпить воды, купил билет и побежал на платформу.

Народу было немного, да Владик и не стремился к одиночеству. Для чего ему теперь таиться? Если даже он и встретит кого-нибудь из знакомых — не беда. И в вагоне он не прятался по углам. Все равно он скоро увидит отца и сам ему обо всем расскажет. Один на один. Отец это признавал и даже любил. И шутливо говорил маме: «Не ревнуй, пожалуйста, у нас мужской разговор».

Но до разговора было еще очень далеко. Еще впереди был обед.

— Мы не садились, ждали юного Пржевальского, — сказал отец, обнимая Владика.

Но в это наигранное веселье Владик не поверил. Да и как они могли его ждать к обеду? Ведь если бы он был в походе, то вернулся бы поздно вечером.

— Мама, а почему у тебя глаза красные? — спросил Владик. — Ты плакала?

Отец поспешил вмешаться:

— Да это же редька! Наша редька, — прибавил он, напоминая Владику, что вкусы у них одинаковые.

— В Москве ты, наверное, только закусывал и ни разу не обедал, — сказала мама, жалко улыбаясь краешками припухших глаз.

Владику стало жаль их: на душе кошки скребут, а приходится делать вид, что ничего не случилось. И все это ради Владика, ради того, чтобы он воспитывался нормально…

— Папа, мне надо поговорить с тобой, — быстро сказал Владик, едва только мама ушла на кухню мыть посуду.

— Я как пионер!

— Нет, не здесь…

— А, по-мужски! — Отец бросил папиросу, и они пошли в комнату Владика. — Двери на запор? — Владик кивнул головой, и отец заговорщицки щелкнул ключом. — Что-нибудь случилось в походе?