Евгения Кострова - Лазурное море - изумрудная луна (СИ)

• Название: Лазурное море - изумрудная луна (СИ)
• Автор: Евгения Кострова
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Главные герои истории путники, что блуждают по пустыням Османской Империи в поисках древнего сокровища прошлого — клинка из белого металла. Иветта, девушка, что в детстве сбежала с границ Северных Земель и живет лишь жаждой мести к человеку, что истребил весь ее род. Анаиэль де Иссои — изгнанный младший наследник дворянской фамилии и его верный меченосец Тор приходят на запретные территории города Дарэсса, где и сходятся пути странников.

---

Она могла бы убежать, но то была ничтожная попытка. Он взял позолоченную цепь в свои руки, заставляя ее подняться на ноги, отчего она уперлась руками ему в грудь, и своими золотыми глазами он рассматривал ее. Окровавленной рукой он провел вдоль ее скулы, и золотые когти задели ее подбородок, так зверь присматривается к своей добычи. И мужчина тихо произнес слова, которые показались ей говором призрачного фантома:

— Теперь ты принадлежишь мне.

Стена огня поглотила беломраморные стены, когда воины карательного отряда, словно ангелы смерти в белоснежных рясах обрывали жизни своими клинками дворянам и богатым выходцам. Мужчина обнял ее за плечи, прижимая к своей груди, и что-то тихо промолвил, и земля под ними засияла от неонового света ажурных символов, и тернии черных роз охватили их, скрывая за острым агатом. Она видела ночное небо, и пустоту, освещенную звездною рекою. И когда глаза ее поглотила вечная темнота, она распознала, что слова, которые он прошептал ей на ухо, были совершенной русской речью.

VII

Ангелы зовут это небесной отрадой, черти — адской мукой, люди — любовью.

Г. Гейне

Айвен позабыла, каким нежным может показаться тепло солнечного света, когда касаются злато-карих ресниц языки шафранового огня, как окрашиваются в рубин губы, когда полуденный свет оставляет горячий, томный поцелуй на устах, едва лаская дыханием прозрачной синевы неба. Когда она раскрыла свои глаза, то боялась пошевелиться, потому что сон растворится в талой мечте, исчезающем мираже, если сделает вздох. Но проходили минуты, как она наблюдала из-под опущенных век за тем, как скользят по воздуху крупицы блистающей пыли, сверкая, как грани алмаза, обтекаемым потоком солнечных вод. Она с замиранием сердца смотрела, как проскальзывают таинственные и причудливые в своих виражах и образах тени по светлым стенам, делая выпуклыми узорчатые арабески кремовых хризантем, жасмина. Ее темные ресницы затрепетали, когда она невольно подставила лицо и шею, пробивающемуся сквозь витражное окно из цветного стекла свету, ласкающему, словно самые нежные и мягкие руки. Такое невероятно легкое прикосновение — напоминали мягкость перьев лебедя.

Ее кровать была огромной, белоснежные и прохладные шелковистые перины, и яркие широкие подушки самых разнообразных оттенков — глубокий изумруд с золотыми единорогами и серебряными копытцами; богатый красный рубин с черными коршунами, на когтях которых блестели алмазные перстни, и рассекали они железными крыльями бури и морские аквамариновые штормы, что возвышались темными стенами над адамантовыми фрегатами; и золота ониксовый туман, что открывал вид на заходящее солнце, что окрашивала в багрянец снежные горы. Айвен несмело приподнялась на локтях, оглядывая свою широкую атласную белую сорочку с тонким жемчужным поясом, и схватившись за один из столбиков массивной кровати, провела пальцами по дивным узорам морских раковин, дельфинов и вырезанных пейзажей морозных и опасных рифов, кораблей с роскошными, великолепными орнаментами и знаменами на раскрытых парусах.

Комната была же небольшой, и кровать занимала почти все пространство, но была ярко освещена солнечным светом. В воздухе витал аромат пряностей и молотой корицы, жареными фисташками и лилиями. Одинокая овальная тумба из хрусталя с ониксовой вазой со свежими белыми каллами стояла напротив резной спинки кровати, и капли прозрачной чистой воды бриллиантовыми слезами стекались к скрученным бутонам. Высокая газовая лампа в форме виноградных лоз, оплетающих друг друга и распустившегося опалового лотоса, огибала по мозаичной канве открытый арочный проход, скрытый тончайшими нитями и нанизанными на них сверкающими фиолетовыми фианитами. Айвен спустила ноги на теплые каменные плиты, и на мгновение закрыла глаза, вдыхая в себя сладкие ароматы, овевающие ее, словно стараясь запомнить каждое мгновение в этой комнате. Тепло проникало под кожу, согреваю кровь и кости, и плечи ее задрожали от внутреннего удовольствия, когда легкая волна прошлась вдоль позвоночника, оставляя жгучую вибрацию где-то в области затылка. Солнечный свет впитывался в коричневое злато длинных волос, чистых и мягких. Ее руки невольно потрепали несколько прядей упавших на плечи, и брови ее приподнялись в недоумении. Остекленевший, испытующий взор пал на каштановые локоны на кончиках пальцев, сияющих красками рассвета и заката. Она никак не могла вспомнить, когда в последний раз ее волосы были такими ухоженными, такими мягкими, как течение водной глади; как воздух, что дышит над неумолимыми волнами грозового океана; как молчаливые ветра, расходящиеся вдоль черных дремучих дубовых лесов, где загадочные фигуры теней и кружевные всполохи туманных вихрей от волчьего рычания вздымаются в ночное царствование снежной обители.

Айвен сделала глубокий вздох, впитывая дыханием аромат сладкой выпечки и шоколада, едва различимый привкус восточных специй, раскаленную белизну сияния дневной звезды и мелодичного высокого сопрано женского хора, звучавшего где-то в отдалении под звуки кимвалов и арф, лютен. Она бросила осторожный взгляд к ногам, и застыла, не смея встрепенуться, пошевелиться, готовая расплакаться в любое мгновение в этом солнечном доме, и руки невольно потянулись к безупречной коже — ни одного рубца, ни одной царапины, что изуродовали некогда стопы и пальцы. Кости были сломаны, и она помнила, до сих пор чувствовала, как черные змеи вгрызались клыками в плоть, как оплетали толстыми и склизкими кольцами колени, проникая мерзкими головами под кожу, поедая. Она помнила, какая боль проходила вдоль хребта, вдоль каждого нерва, когда ноги касались земли. Ее пронзало, кипящими, расплавленными железными иглами; ее рвало и скручивало от боли, она искусывала полные губы в кровь и алое месиво, неспособная пить и есть многие дни. До тех пор, пока раны не начинали гноиться, и не приходили лекари в своих черных мантиях, осыпанных мерзким прахом мертвецов, что вытаскивали из золотых и рубиновых пеналов жгучие шпицы из темного, как зимние сумерки, металла, сшивая раны прямо на ней, пока она в безумие кричала. Она не могла спать в окружении ночи, теней, потому что ей чудилось, что темные кобры скользят вдоль стен, чтобы пожрать глаза и утонуть в горле, пока бы она кричала и захлебывалась кровью.

Но ее тело было чистым, как жемчужный свет луны, как снежное покрывало и крем из лепестков азалии и жасмина. Айвен поднялась на ноги, балансируя на кончиках пальцев, забавляясь легкости и силе во всем теле, пробуждения в каждой частице внутри себя. Она делала вдохи, наслаждаясь ощущениям полной груди, что касалась мягкой материи белого одеяния, тяжести драгоценных камней, свисающих с пояса, мерцающих в переливающимся свете розового, малинового и насыщенного алого оттенков. Сама кровь ее пела, когда она распростерла руки, кружась в тягучем золотом свете, словно птица в голубом небе, выпущенная из запертой клетки на свободу, чувствуя, как охватывает кожу тепло, проникая глубоко в сердце, как вонзается радость в жилы. Она открыла глаза, встречаясь с удивительными настенными лиственными и геометрическими орнаментами из ярким лавандовых и прозрачных кристаллов, испещренными на купольном потолке, и руки потянулись к изображенным фрескам. Она рассматривала длинные роскошные галеры с восседающими на высоких белокаменных тронах царственными особами, и танцовщицы, что ступали по разлитому свету полуденного светила, что ублажали человеческий взор. Их браслеты были сотканы из медно-красного пламени, а тончайшие, словно рассветный туман, платья являли собой окрыленный рассвет зари и звездный свет падающих созвездий. Айвен впитывала в себя грозный образ огромных белых тигров и столы праздного пиршества с ониксовыми фужерами, полных сочных, восхитительных яств; заворожено запоминала в своем сознании сильные тела воинов в звериной броне волков и хищных ястребов, что поднимали в высоту к расплавленному солнцу, как к багровому морю, бриллиантовые копья с ядовитыми наконечниками, окропленными росой и влагой дождя, слезами склонившихся над орудиями единорогов. По колоннам тянулись дворцы из хрусталя и холодного хризолита, сверкая в полутьме, что правила выше рубежей небосвода, и замки в сапфирово-индиговых небесах на плывущих островах, откуда стекались водопады, а на продольных озерах расцветали белоснежные ирисы.

Сквозь цветочные узоры пробивался солнечный поток, щедрым светом опаляя каждый уголок комнаты. Рядом с кроватью возвышалась совсем крохотная по размерам, узкая темная тумба с тонкими выдвижными ящичками, с бриллиантовыми ручками в форме журавлей, и по темной лаковой поверхности пролетали стаи золотых фениксов, и прикоснувшись к очерченным крыльям со сверкающими между перьями бусинами шпинели, Айвен ощутила искру жгучего пламени, проникшую глубоко под кожу, затронув самые далекие потоки крови в венах.