Иван Федюнинский - Поднятые по тревоге

• Название: Поднятые по тревоге
• Автор: Иван Федюнинский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Великая Отечественная война застала И. И. Федюнинского в Ковеле, у западной границы, в должности командира корпуса. В книге он рассказывает об обстановке на границе в предвоенные месяцы, о начале войны, о приграничных боях корпуса. Последующие главы переносят читателя под Ленинград, где в дни тяжелых оборонительных боев генерал Федюнинский командовал 42-й армией, а затем во главе 54-й армии защищал Волхов. Летом 1942 года автор на Западном фронте командует 5-й армией и участвует в операциях под Москвой. А потом снова Ленинград. Начиная с декабря 1943 года И. И. Федюнинский — командующий 2-й ударной армией С ней он после прорыва блокады Ленинграда прошел с боями трудный путь до колыбели германского милитаризма Восточной Пруссия. Воспоминания И. И. Федюнинского во многом интересны и поучительны. На фоне военных событий в них рассказывается о людях, подлинных творцах победы, об их нелегких, опасных боевых буднях.

---

Ребром ладони я отодвинул фотографии на край стола. Мне требовалось знать немедленно и точно, где противник готовит удар. Но если сразу, в лоб спросить об этом пленного, он может или соврать, или отговориться незнанием. И я решил попытаться сыграть на психологии пленного, видя, что он опасается за свою жизнь.

— Кому принадлежат эти фотографии? — спросил я.

— Это мои фотографии, — ответил пленный. — Здесь сняты мои родные и друзья.

— Переведите обер-лейтенанту, что по правилам все документы, письма и фотографии у военнопленных изымаются, — сказал я переводчику. — Но можно сделать некоторое исключение. Пусть он отберет снимки близких родственников и возьмет их себе.

Немец отлично понял меня. Он справедливо рассудил, что раз советский генерал разрешает ему сохранить некоторые фотографии, значит, расстреливать его не собирается. Страх исчез. Бледные щеки пленного порозовели, в глазах блеснула радость. Резкий переход от подавленного состояния к радостно-возбужденному почти всегда делает человека, особенно слабого духом, сговорчивым и откровенным. Я постарался этим воспользоваться и задал обер-лейтенанту интересующий меня вопрос:

— Где сосредоточиваются немецкие части, ушедшие из-под Волхова?

Обер-лейтенант ответил быстро, не задумываясь:

— Южнее поселка и станции Войбокало. — Он показал на развернутой мною карте район сосредоточения.

— Откуда вам это известно?

Пленный рассказал, что на днях командир полка собирал офицеров и проинформировал их о готовящемся наступлении на войбокальском направлении.

Это походило на правду, но полученные данные следовало еще проверить. Мы провели успешную авиационную разведку в районе южнее Войбокало — Большая Влоя — Тобино, и сведения, сообщенные пленным, подтвердились.

Через три дня противник начал наступление на важный населенный пункт Шум, где перекрещиваются шоссе на Ленинград и железнодорожная линия Мга — Волхов. Не считаясь с потерями, гитлеровцы ожесточенно рвались вперед.

Несмотря на ряд заблаговременно предпринятых мер, войска армии с трудом сдерживали натиск врага. Бои продолжались несколько дней с переменным успехом.

Против левофланговых соединений армии в районах Шум, Войбокало и Волхов вела наступление созданная 20 ноября группа «Бекман», которая имела в своем составе четыре пехотные дивизии и подразделения 8-й и 12-й танковых дивизий.

Дело усложнялось тем, что я не мог больше перебросить под Войбокало ни одного соединения. Три стрелковые дивизии, одна стрелковая и одна танковая бригады оборонялись на рубеже Липка — Лодва фронтом на запад, не допуская расширения синявинского выступа.

К этому времени у побережья Ладожского озера уже образовался лед и создалась опасность обхода правого фланга армии по льду и появления противника в армейском тылу и на коммуникациях. Пришлось установить особое наблюдение за состоянием льда и ежедневно производить разведку на глубину до 15 километров от берега Ладоги.

Правда, оборонявшиеся на восточной стороне синявинского выступа три пехотные дивизии 1-го немецкого корпуса большой активности не проявляли, но все же сковывали противостоящие им соединения 54-й армии.

За несколько дней ожесточенных боев на войбокальском направлении противнику удалось лишь незначительно продвинуться — до деревни Бор, в полутора километрах от железной дороги и шоссе. Выйти на рубеж железной дороги, а затем дальше к Кабоне, на побережье Ладожского озера, и тем самым отрезать правофланговые соединения армии гитлеровцы не сумели. Натиск их ослабевал. Пленные показывали, что в ротах осталось по 20–25 человек.

К 25 ноября наступление противника вовсе прекратилось, фронт стабилизировался в 6 километрах к югу, юго-востоку от Волхова и непосредственно у станции Войбокало.

К этому времени уже начало развиваться наше контрнаступление под Тихвином. Ставка Верховного Главнокомандования, используя охватывающее положение наших войск и несколько изменившееся в нашу пользу соотношение сил, приняла решение нанести ряд ударов по сходящимся направлениям на Кириши, Грузине. Главный удар из района Тихвина на Будогощь — Грузино наносила 4-я армия, которой командовал генерал К. А. Мерецков.

52-я армия под командованием генерал-лейтенанта Н. К. Клыкова должна была, взаимодействуя с Новгородской группой Северо-Западного фронта, разгромить противника в районе Малой Вишеры и перерезать его коммуникации у Грузино.

Наступление началось в середине ноября, но на первых порах очень медленно. 20 ноября соединения 52-й армии в ночном бою, завязавшемся после успешно осуществленного обходного маневра, овладели Малой Вишерой. Войска 4-й армии вели бои на окраинах Тихвина, западнее и южнее города.

Дивизии 54-й армии, остановив противника под Волховом и Войбокало, тоже должны были принять участие в наступлении.

Как раз в эти дни мне сообщили любопытную «новость»: гитлеровцы, так и не добившись осуществления своих планов выхода к Ладожскому озеру через Волхов и Войбокало, не придумали ничего умнее, как объявить по радио, что командующий 54-й армией генерал Федюнинский покончил жизнь самоубийством. Право же, мне до сих пор непонятно, какую, собственно, цель они преследовали таким сообщением. Меня могли убить, могли назначить на другую должность, но от этого, в сущности, ничего бы не изменилось. Нелепость же сообщения о том, что я будто бы покончил с собой из-за неудачной операции под Волховом, была вполне очевидна. Ведь Волхов-то остался в наших руках, так что ни о какой неудаче не могло быть и речи. Вернее всего, потери, понесенные противником под Волховом и Войбокало, были настолько значительны, что гитлеровцам требовалось хоть чем-нибудь подсластить очередную горькую пилюлю, которую они преподнесли немецкому народу.

Я посмеялся над глупой выдумкой фашистских пропагандистов и быстро забыл об этом. Но вскоре мне позвонил А. А. Жданов.

— Иван Иванович, слышали фашистские басни о вашем самоубийстве? — спросил он и шутливо добавил: — Значит, долго будете жить.

А на следующий день меня срочно вызвали к аппарату ВЧ. Услышав в трубке голос жены, которая в то время находилась в Свердловской области, я вначале даже обеспокоился:

— Что случилось? Почему ты звонишь?

— Ничего не случилось, — ответила жена. — Мне вчера передали из райкома партии, чтобы я приехала в Свердловск для телефонного разговора с Москвой. Я приехала. А вызвали меня, оказывается, чтобы дать возможность поговорить с тобой.

По-видимому, кто-то из штаба Ленинградского фронта решил, что надо успокоить мою жену, которая могла узнать о вымыслах гитлеровцев. Кто из товарищей проявил такую заботу и чуткость, я не знал, но был искренне благодарен ему.

В последних числах ноября я выехал в штаб Ленинградского фронта для уточнения задач, которые предстояло решить 54-й армии в уже начавшемся контрнаступлении наших войск под Тихвином.

Ехать пришлось по ледовой трассе, проложенной через Ладожское озеро. Эта «Дорога жизни», как ее называли ленинградцы, вступила в строй 22 ноября.

Лед был еще хрупким и местами совсем тонким, но все же через озеро тянулись колонны автомашин с продовольствием для осажденного города. Автомобили шли с неполной нагрузкой, чтобы уменьшить опасность разрушения льда. С этой же целью к грузовикам прикрепляли сани, на которые укладывали часть грузов.

Мы ехали по необозримой белой равнине. Кругом были только снег и лед. И по этой равнине, растянувшись почти до самого горизонта, бесконечной линией темных точек двигались автомашины. По обеим сторонам пути чернели вехи. Регулировщики, одетые в белые маскировочные халаты поверх полушубков, стояли на пронизывающем до костей ветру и флажками указывали дорогу.

То здесь, то там виднелись поднятые к небу стволы зенитных орудий. Сами пушки, укрытые снежными кирпичами, были почти незаметны. Противник совершал частые налеты на Дорогу жизни. Об этом свидетельствовали разбитые автомашины и многочисленные воронки, затянутые тонким льдом.

Тяжел и опасен был труд ладожских шоферов. Но они понимали огромное значение своей нелегкой работы. Ледовая дорога являлась единственной коммуникацией, связывающей Ленинград со страной, и ее роль была исключительно велика.

Я не буду подробно рассказывать о Дороге жизни. Об этом с достаточной полнотой говорится в книге Дмитрия Васильевича Павлова «Ленинград в блокаде». Как уполномоченный Государственного комитета обороны по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда, Павлов приложил немало труда и энергии, проявил незаурядные административно-организаторские способности, обеспечивая доставку грузов через Ладожское озеро в порт Осиновец и далее по железной дороге в Ленинград. О себе Павлов в книге не упоминает, но работал он много и добросовестно, особенно в дни, когда противник овладел Тихвином и была перерезана железная дорога Тихвин — Волхов — Мга.