Лоуренс Шуновер - Блеск клинка

• Название: Блеск клинка
• Автор: Лоуренс Шуновер
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2001
• ISBN: 5-89329-352-5

Авантюрно-исторический роман Лоуренса Шуновера «Блеск клинка» (Lawrence Schoonover «The Burnished Blade») издан в 1948 году в Нью-Йорке знаменитым издательством «Макмиллан».

Действие романа происходит в XV веке во Франции, Константинополе и Трапезунде и охватывает период с весны 1431 года в Руане (время и место казни Жанны д’Арк, казнь и ее исторический фон подробно описаны в книге) до осени 1444 года в Константинополе и Трапезунде (за девять лет до падения Византии и за 17 лет до завоевания Трапезундской империи турками-османами).

Главный герой, выросший в доме одного из лучших оружейников Франции, специалиста по рыцарским доспехам (отсюда название книги), получает задание раскрыть источник контрабанды драгоценностей и наркотиков во Францию и с этой целью совершает плавание на Восток.

---

Они удалялись от аккуратного и гостеприимного дома. Луиза подумала, что она его будет помнить, пока жива. Они въехали в город через ворота Сен-Жак. Пьер никогда не видел в Руане, чтобы дома стояли так близко друг к другу. Исключение составляла лишь военная зона непосредственно за укреплениями, где находились магазины и временные палатки, обычно занимаемые купцами и разносчиками. Во время чумы они были пусты, на улицах, даже внутри городских стен, тоже не было людей. Оруженосцы безуспешно пытались угнаться за лошадьми. Вчера они явились домой первыми с плохими вестями; сегодня Бернар решил прибыть первым с хорошей новостью.

Они ехали по короткому мосту через реку. Вдоль него, прямо над водой, стояли стеной к стене крошечные домики. Все двери были открыты. Люди внутри занимались делами, как ни в чем не бывало.

— Это лавки менял, — пояснила Луиза. — Здесь можно поменять деньги на любые другие деньги всего мира.

— А также занять денег, — добавил Бернар.

Луиза сказала с издевкой:

— Ты можешь верить моему кузену, Пьер. Он хорошо известен на Мосту Менял.

Бернар нахмурился.

— Твои насмешки надо мной столь же остры, — посетовал он, — как холодно твое сердце, дорогая Луиза. Признай, что я достиг некоторых финансовых успехов в работе, которую выполнил для нового хозяина монетного двора.

— Это верно, — ответила Луиза. — Де Кози хорошо заработал в свое время на службе у королевского министра.

— У кого? — спросил Пьер.

— Его имя Жак Кер, — ответила Луиза.

— Он сделал французские монеты самыми полновесными и чистыми в мире, — сказал Бернар. — Его корабли плавают по всему христианскому миру и за его пределами. Разумеется, я не занимаюсь торговлей.

— Конечно, нет, — сказал Пьер. Даже ему было известно, что дворяне не занимаются торговлей.

— Иногда моя работа напоминает коммерцию, но в ней нет ничего зазорного. Детали моей работы являются секретными.

Пьер порылся в памяти:

— Мне кажется, я однажды встречал человека по имени Жак Кер в Руане. Но он продавал капусту.

Бернар заржал:

— Кер — простолюдин, хотя теперь у него есть титул. Но Боже мой! Я никогда не слышал о капусте. Это вполне возможно.

— Может быть, это другой человек, — сказала Луиза.

В одной из лавочек Пьер заметил монаха. Домик был немного получше других и над дверью бросалось в глаза странное приспособление, похожее на три больших золотых шара.

— А что, монахи в Париже занимают деньги? — спросил он с искренним изумлением. — Этот большой богатый город так скуп на пожертвования?

Луиза рассмеялась так громко, что монах удивленно посмотрел на нее и вежливо улыбнулся. Ни время, ни назначение моста не располагали к веселью.

— Нет, Пьер; он дает в долг, а не занимает. Проценты, которые берет Церковь, ниже, чем у других.

— Это единственная хорошая вещь на мосту, — хмуро сказал Бернар. — Низкие проценты, которые берет Церковь, заставляют и ростовщиков снижать процентные ставки.

Мост кончился у Иль де ла Сите, и Бернар указал влево на великолепную часовню, которую Людовик Святой построил за два столетия до этого, чтобы поместить в ней священный терновый венец с окровавленного чела Христа.

— Вот церковь, которую ты ищешь, мастер Пьер. Жилые помещения в подвалах обычно занимают слуги и мусорщики. Но в такие времена, как сейчас, там живут и некоторые священники; я думаю, ты можешь прямо сейчас получить свои свечи и к вечеру уже быть за пределами города.

— Пьер слишком устал, — возразила Луиза. — Он мне сказал об этом утром. Не так ли, Пьер?

— Да, мадемуазель. Действительно, я вчера выбился из сил за долгий путь. — И он дал себе мысленное обещание при первой же возможности припасть к груди Церкви и исповедаться в этой лжи и других грехах, которые каждый человек непрерывно совершает днем и ночью.

Мост пересек другой рукав реки, и если бы Пьер знал Париж лучше, он понял бы, что они пересекли Университет, имение Церкви и Иль де ла Сите, главную, старейшую и когда-то единственную часть Парижа, и теперь приближались к торговой части и королевским владениям. Этот фешенебельный и хорошо защищенный район носил название Центр.

Здесь, после того как столица перешла из рук английских завоевателей в руки хозяина, короля Карла, сэр Роберт купил великолепную резиденцию, которая располагалась настолько близко к королевской резиденции, насколько позволяло скопление больших дворцов, принадлежавших первому лицу государства. Она была больше похожа на средневековый замок, чем на новые светские готические сооружения того времени, которые имели так много застекленных окон, что непонятно было, на чем держатся стены. Резиденция сэра Роберта почти не имела окон, и когда шел дождь, ничто не мешало ему проникать в немногие окна, которые закрывались лишь щелястыми старыми деревянными ставнями. Но он купил дворец за большую цену и находил его архитектуру вполне соответствующей своим старомодным вкусам.

В течение веков ров заполнился почти до краев отбросами, которые постоянно сбрасывали с телег мусорщиков. Люди сэра Роберта завершили этот процесс, забросав ров свежей землей, которую снизу подпитывали органические вещества, и вырастили газон из роскошных цветов, предмет зависти соседей.

Он сидел в одиночестве в спальне, совершенно несчастный, когда вбежал старый управляющий с известием, что его дочь — у ворот с де Кози и высоким незнакомым юношей. Если бы он дослушал сообщение старого болтуна, он узнал бы, что оруженосцы, очевидно, потерялись и пали жертвами чумы, и нужно помолиться за упокой их душ, но он не стал слушать.

Двадцать три года прошло с тех пор, как под Азенкуром пеший английский солдат взмахнул железной булавой и раздробил ему колено. Сэр Роберт, несмотря на отчаянную боль, удержался в седле, взметнул коня на дыбы и затоптал грубияна. Что касается опустошения, которое сэр Роберт произвел в рядах англичан, прежде чем попал в плен в результате постыдного поражения французской армии, стоило послушать подробный рассказ благородного джентльмена об этом. Его колено зажило, но нога стала походить на древко копья — не сгибалась и причиняла боль. Но он забыл обо всем, услышав о возвращении дочери.

— Наконец-то, слава Пресвятой Богородице! Она сохранила мое дитя. Спасибо, спасибо! — воскликнул он, как будто Богородица сделала ему личное одолжение. Он побежал вниз по древним выщербленным ступеням если не с грацией, то со скоростью человека, помолодевшего на сорок лет.

— Адель! — закричал он. — Она вернулась.

Адель д’Эпиналь, графиня, его жена, уже обнимала Луизу за талию, гладила и вела ее так, будто дочь все еще была в обмороке, восклицая при виде дыр на ее платье, следов дегтя и пропажи драгоценностей. Естественно, она обратила внимание на Пьера и оценила его, что бы он ни означал для его дочери, как чрезвычайно симпатичного мужчину, но совершенно незначительное лицо. К тому же он был слишком молод, хотя и высокого роста.

Преодолев один пролет лестницы, сэр Роберт увидел Луизу в безопасности, в объятиях матери, и не стал спускаться дальше. Он ждал у дверей со своим старым управляющим. Сзади потихоньку столпились повар, сержант личной охраны, служанка жены, служанка Луизы и даже уборщица, которой надлежало находиться в жилых покоях обширных подвалов, где спали стражники и младшие слуги. Там было совершенно сухо, комнаты большие, с хорошим воздухом. Уборщица была преданна Луизе, комнаты которой содержались в идеальной чистоте, и потихоньку поднялась наверх, услышав возбужденный шум. Разумеется, она пробыла здесь недолго.

Однако другой член семьи не стал ждать в дверях Клер де ла Тур-Клермон, сестра Луизы, бросилась вниз по старой истертой лестнице, перескакивая через две ступеньки с развевающимися рыжими локонами и мелькающими худенькими ножками.

Сэр Роберт нежно приветствовал дочь.

Мужчины во Франции легко плакали. Это не считалось признаком отсутствия мужества. Даже в Англии тогда никто не считал, что деревянное лицо может адекватно выражать сильные чувства, хотя самообладание в сложной обстановке вызывало восхищение.

Радостное облегчение, которое он испытал при виде дочери, сопровождалось потоками слез, оросивших его морщинистые щеки.

— Дитя мое, дитя мое! Как я счастлив видеть тебя! Я боялся, что ты погибла от чумы.

— Она легко могла погибнуть, — сказал Бернар. — Я нашел ее за стенами, к югу от города. Это грязное место.

— Это верно, — подтвердила Луиза, — они разгружают там повозки, за воротами Сен-Жак.

— Кто этот белокурый юноша? — спросил ее отец.

— Это Пьер из Милана, — ответила Луиза.

Адель д’Эпиналь насторожилась. Быть выходцем из Милана не означало ничего особенного. Тогда Бернар сказал: