Лоуренс Шуновер - Блеск клинка

• Название: Блеск клинка
• Автор: Лоуренс Шуновер
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2001
• ISBN: 5-89329-352-5

Авантюрно-исторический роман Лоуренса Шуновера «Блеск клинка» (Lawrence Schoonover «The Burnished Blade») издан в 1948 году в Нью-Йорке знаменитым издательством «Макмиллан».

Действие романа происходит в XV веке во Франции, Константинополе и Трапезунде и охватывает период с весны 1431 года в Руане (время и место казни Жанны д’Арк, казнь и ее исторический фон подробно описаны в книге) до осени 1444 года в Константинополе и Трапезунде (за девять лет до падения Византии и за 17 лет до завоевания Трапезундской империи турками-османами).

Главный герой, выросший в доме одного из лучших оружейников Франции, специалиста по рыцарским доспехам (отсюда название книги), получает задание раскрыть источник контрабанды драгоценностей и наркотиков во Францию и с этой целью совершает плавание на Восток.

---

Лоуренс Шуновер Блеск клинка

Джорджу Шуноверу, моему отцу

Глава 1

К путешественникам, которым суждено было погибнуть от рук разбойников, во Франции пятнадцатого века смерть подкрадывалась бесшумно. Оружие тогда не производило шума.

Звон колоколов Руанского собора почти достигал тех мест, где со времен Римской империи стоял дремучий лес. Он покрывал холмы, круто поднимавшиеся от Сены и своими пологими склонами обращенные к плодородным равнинам Нормандии.

Шла весна 1431 года. Поздним вечером во вторник после Святой Троицы, когда тысячи людей направлялись к Руану, под кронами старых мрачных деревьев двигалась небольшая кавалькада. Путники так спешили, что не стали задерживаться на постоялом дворе. Впереди ехал факельщик, но тропинка была еле видна при свете факела. За факельщиком скакал вооруженный до зубов статный рыцарь, а следом дама в богатых одеждах.

Женщине не пристало путешествовать за границей в такое время и в таком месте. Только обезумевшая от горя мать способна на такое. За ними в окружении нескольких вооруженных людей мулы несли паланкин, в котором лежал больной мальчик.

В Руане жил хирург, чья слава шагнула за пределы Нормандии и достигла Франции.[1] Родители верили, что только он может справиться с перемежающейся лихорадкой, которая снова и снова изнуряла их ребенка. Им показалось, что приближается очередной приступ: ему будут предшествовать один-два дня неестественного веселья и хорошего самочувствия, а затем — тошнота, апатия, жар, и несколько недель постепенного выздоровления. Вот почему они так спешили.

За долгий путь они выбились из сил. Вооруженная охрана уже не была столь бдительной.

Вдруг раздался металлический щелчок, а затем свист, напоминающий злобное кошачье шипение, прорезал ночную тишину.

За этим зловещим звуком послышалось новое шипенье, сопровождавшее полет стрел арбалетов — оружия, несущего смерть и настолько неотразимого, что церковь неоднократно запрещала его применение против христиан.

Рыцарь и его супруга встретили мгновенную смерть в седлах.

Те, кто открыл стрельбу по небольшой группе путников, были хорошо вооружены и знали толк в оружии. Это настоящий разбой — стрелять в женщину, но разбой тогда не был редкостью. Леса кишели бандами людей вне закона. Дворяне и потерявшие терпение горожане снаряжали карательные отряды и убивали каждого десятого бандита. Но ряды грабителей непрерывно пополнялись дезертирами из армий.

Несколько стражников были также убиты. Остальные, видя, что их господа пали, скрылись в лесу. Никто и не вспомнил о паланкине.

Факельщик отбросил факел в сторону, чтобы не привлекать к себе внимания, и бежал. Факел продолжал дымиться на тропинке, и языки пламени выхватывали из тьмы фигуры нападавших. Их было довольно много. Они осторожно приблизились к телам своих жертв. В действиях грабителей чувствовалась привычная система. Они содрали с мертвецов каждый клочок одежды. Ненужное они сваливали в кучу, а все, что представляло интерес, забирали. Драгоценности дамы, кошелек и доспехи рыцаря, оружие стражников были навьючены на мула.

— Они французы, — довольно произнес предводитель разбойников. — Это удивительно, что они оказались так близко к Руану; и это большая удача для нас. Никто не ожидал бы встретить здесь французского дворянина. Не думаю, что мы должны опасаться бегства нескольких слуг. Они, конечно, удерут во Францию.

Они набросали сухих веток на груду тряпья и подожгли их. Осторожность требовала, чтобы никто не мог опознать погибших французов, поэтому обнаженные тела были также брошены в огонь. Затем бандиты скрылись в лесу.

Оставшиеся без присмотра мулы опрокинули паланкин. Мальчик увидел отблески огня и, спотыкаясь, побрел к костру. Он был охвачен ужасом. Ему показалось, что он видит в огне тела своих родителей. Он приблизился к костру и попытался вытащить из пламени тело матери, но лишь обжег руки. Он видел как глаза отца выкатились из глазниц. Рыжие локоны матери сгорели и голова ее начала обугливаться. Мальчик вскрикнул и бросился бежать.

Ужас и отчаяние придавали ему сил, и он летел как на крыльях. Он бежал на своих длинных ногах по лесной тропе, затем тропа вывела его на проезжую дорогу, которая спускалась к Сене и Руану; он не останавливался до тех пор, пока боль в груди и удушье не остановили его. Он совершенно изнемог и был не в состоянии двигаться дальше.

Между скалой и корнями огромного старого дерева было немного свободного места. Он забрался в это убежище и лежал там, дрожа и всхлипывая. Приближался рассвет. Мальчику показалось, что отец и мать пришли пожелать ему спокойной ночи, как они всегда это делали. Ничего не случилось с глазами его отца, и рыжие волосы матери выглядели как прежде.

Глава 2

Когда мальчик проснулся, у него был жар, и ужас вновь охватил его. Ему опять захотелось бежать. Ему казалось, что он уже бежит. На самом деле он брел, спотыкаясь на каждом шагу. Во время сна его одежда промокла от ночной росы. Его зубы стучали от озноба, но он не замечал этого. Руки его ужасно болели.

Вскоре солнце высушило его одежду, и он перестал дрожать. Его походка стала более уверенной, и он начал яснее различать, что творится вокруг. Он увидел на дороге множество людей, двигавшихся в одном направлении.

Он оказался между двумя группами. Впереди в богато задрапированном паланкине, закрепленном между двумя лошадьми, ехал старик с надменным видом. Он говорил по-английски с юношей в коротком жакете. Время от времени юноша почтительно склонял голову в ответ на слова старого джентльмена и пытался преклонить колени, туго обтянутые чулками, и лишь необходимость следовать за паланкином мешала этому. При каждой такой попытке от невероятно длинных мысов его мягких кожаных башмаков вздымались облачка дорожной пыли. Паланкин окружали рыцари в новых доспехах, а впереди и сзади двигались стрелки с длинными английскими луками. Даже мальчику было ясно, что старик в паланкине — знатный господин, следующий по важному делу. Ведь в отличие от женщин и больных детей мужчины редко путешествовали в паланкинах.

Вслед за мальчиком двигалась группа монахов, рясы которых запылились от долгого путешествия. Один из них шел впереди, а остальные следовали за ним немного поодаль. Он бросил случайный взгляд на мальчика. Инстинкт, присущий некоторым собакам и большинству детей, подсказал мальчику, что это доброжелательный человек, и мальчик неуверенно и уважительно приблизился к нему.

— Я иду в Руан, Отче, — сказал он, шагая рядом и глядя снизу вверх на священника.

Тот кивнул, но промолчал.

— Я хочу есть, Отче.

Священник снова кивнул. Люди всегда голодны и все идут в Руан.

— Моих отца и мать убили и сожгли прошлой ночью. — Эти слова прозвучали почти вопросительно, как будто ясноглазый мальчик сомневался в ужасном смысле сказанного.

Священник вздрогнул и внимательно посмотрел на него. Он вспомнил о том, что сегодня — торжественный день, и эта торжественность, казалось, возрастала с каждым часом с тех пор как он и его группа покинули ночью монастырь и отправились в Руан, чтобы найти пристанище в соборе и вознести благодарственные молитвы справедливости церковного суда, которая наполняла их сердца радостью: суд смягчил наказание и приговорил Орлеанскую Деву к пожизненному заключению. Она сняла мужскую одежду, отреклась от своих заблуждений, обратилась к суду с мольбой о помиловании, и оно было ей даровано. Священник сказал себе, что люди должны быть благодарны за милосердие, которое всегда проявляет Святая Церковь. А кроме того, Дева была француженкой. Однако на рассвете от группы к группе вдоль всей дороги пронесся слух, столь быстрый как боль, ведь боль любого органа моментально отзывается в сердце. И слух этот говорил, что Дева отреклась от своего отречения и вновь облачилась в свои греховные одежды, и что первоначальный приговор о сожжении провозглашен вновь и должен быть приведен в исполнение немедленно. Уж не шутит ли мальчик…

— Ты не англичанин, юноша? Конечно, нет, я это понял по твоему произношению. Может быть, ты говоришь правду. Как твое имя?

— Пьер.

— А дальше?

— Просто Пьер.

— Сколько тебе лет?

— Я не знаю, Отче.

— А сколько раз ты праздновал день твоего покровителя, Святого Петра?

Мальчик лишь покачал головой.

Не было редкостью, что ребенок не знал своего возраста, особенно в сельской местности. Мальчик, который называл себя Пьером, выглядел лет на десять, но судя по разговору, ему можно было дать значительно меньше. Добротная, но лишенная характерных признаков одежда позволяла отнести его почти к любому сословию, к тому же она была рваной и грязной после ночных событий.