Борис Башилов - Масонство и русская интеллигенция

• Название: Масонство и русская интеллигенция
• Автор: Борис Башилов
• Издательство: Издательство «Русь»
• Жанр: История

---

VII

Иван Киреевский, Хомяков и другие славянофилы мечтали создать систему новой русской философии, как и система Григория Сковороды, построенной на религиозных идеях Православия. Если это им и не удалось, то тем не менее «они оказались зачинателями, всего оригинального, что дала потом русская философская мысль. Основная их заслуга остается в том, что они круто и убежденно повернулись к Православной Церкви, как к единственному источнику Истины и окончательному судье всех человеческих помыслов и домыслов» (См. К. Зайцев. К познанию Православия. ч. I, 50. Шанхай. 1948 г.).

«Гоголь, Киреевский, Хомяков, Константин Леонтьев (и конечно, Достоевский. — Б. Б.) — вот крупнейшие русские строго церковно— православные мыслители и в то же время яркие религиозные личности, которые глубоко поняли первенствующее значение Русской Православной Церкви в истории русской духовной культуры и которые отдали все свои, полученные от Бога, высокие таланты на служение этой Церкви, — пишет проф. Ив. Андреев в статье «Религиозное лицо Гоголя» (Прав. Путь за 1952 г.).

Некоторые историки Православия считают, что Хомяков является самым выдающимся русским православным богословом, что он лучше выразил дух Православия, чем его современник московский митрополит Филарет, что именно Хомяков является создателем системы подлинного православного богословия в России.

В статье «Историческое место А. С. Хомякова» архим. Константин утверждает, что: «Устами ПЕТРОВСКОЙ России, достигшей зенита культурного развития и политического успеха и, одновременно, ЦЕРКОВНО— ПРАВОСЛАВНО себя осознавшей, воспринимает себя Хомяков» («Прав. Путь» 1954 г. стр. 32). «Это ошибочное утверждение. Никакими «устами Петровской России» Хомяков не был, он был устами искалеченной Петром Московской Руси. Устами Петровской России является митр. Филарет, богословие которого выросло из «Духовного Регламента» и каковое и опровергает богословие Хомякова. Вот почему богословские произведения Хомякова были запрещены духовной цензурой, считавшей истинным богословием не чисто православное богословие Хомякова, а полуправославное богословие митр. Филарета.

Митр. Антоний указывает, что в направлении Филаретовской эпохи не было твердой уверенности в ПРАВОТЕ ЦЕРКОВНОЙ ИСТИНЫ, вопреки Символа Веры: «Верую во единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь» (Еп. Никон. Жизнеоп. Блажен. Антония, т. I, 116). Митр. Антоний считал, что на мировоззрении Филарета, бывшего как известно воспитанником семинарии «Дружеского общества», созданного московскими масонами, «как и на всей эпохе, начиная с Петра Первого, отразилось схоластическое влияние, образовавшееся из католических и протестантских идей, возникших на почве римской философии», что митр. Филарет «не был самостоятельным мыслителем я не проникал в существо философских идей и богословских проблем. Его преподавание сводилось к тщательному обзору состояния богословской и философской науки, имевшей тогда рассудочный, оторванный от жизни характер, схоластического направления. Это направление и положило свой отпечаток и многолетнее влияние на русскую иерархию». «Митр. Филарет отличался огромным трудолюбием, строгой церковной дисциплиной и своей личной безупречною жизнью, но был типичным церковным сановником, в созвучии с его эпохою. В церковно— административной деятельности для него был непререкаемым авторитетом Духовный Регламент Петра I и в тех случаях, когда положения регламента были в противоречии с апостольскими правилами, ПРЕДПОЧТЕНИЕ ОТДАВАЛОСЬ ИМ РЕГЛАМЕНТУ. Так, например, было при разрешении им вопроса о возможности совершения таинства брака в Православной Церкви лютеран с раскольниками, при определении возраста для принятия монашества и в других случаях».

Митр. Филарет был типичным представителем того лже-православного направления, которое берет свое начало в Духовном Регламенте Петра I. И в силу этого он никак не может быть ни представителем НОВОГО Направляющего Света, ни святоотечески выдержанным иерархом. В статье «Минувший век» («Прав. Путь») архим. Константин сам же утверждал, что «Период Императорской нашей истории являет картину ширящегося и углубляющегося процесса отчуждения от Церкви, как образованного общества, так и народа, к светскому образованию привлекаемого». А в статье «Профессор-Крестоносец» («Прав. Путь» за 1951 г.) он не менее справедливо утверждает, что Петербургский период «наложил свой отпечаток на всю Церковь сделав из нее высоко официальное учреждение, пышное и холодное». Митрополит Филарет и был как раз типичным представителем пышной, но холодной официальной Церкви, не святоотеческим выдержанным представителем Православия, а наследником западнических соблазнов, как это свидетельствует его богословие.

VIII

Когда Киреевский вместо того, чтобы спасать мир и человечество спас сам себя, и из русского европейца, поклонника философии Баруха Спинозы, стал по примеру предков, снова православным русским, Герцен так характеризовал его: «И этого человека, твердого и чистого, как сталь, разъела ржа страшного времени. Через десять лет он возвратился из своего отшельничества мистиком и православным». И дальше Герцен с цинизмом признается, что разделяет его и его последователей от Киреевского и других славянофилов: «…Между ним и нами была церковная стена».

Царский путь русской мысли, духовным подвигом Гоголя и славянофилов, от духовного подражательства шел к сознанию всей огромной ценности Православия и «если он оказался узкой заросшей тропинкой, виной был политический вывих русской жизни», как это признает духовный потомок Герцена Г. Федотов в статье «Трагедия интеллигенции» (сб. «Новый Град»).

«Огромная идеологическая работа, проведенная русским мыслителями XIX века, — отмечает проф. П. Ковалевский в книге «Исторический путь России», прошла почти целиком вне жизни и является «сокровищем для будущего». Но тем не менее славянофилы, частично, все же достигли поставленной перед собою цели. Это признает даже один из самых непримиримых врагов славянофилов Герцен. «Киреевские, Хомяков и Аксаков, — пишет он в «Былое и Думы», — СДЕЛАЛИ СВОЕ ДЕЛО;. долго ли, коротко ли они жили, но, закрывши глаза, они могли сказать себе с полным сознанием, что они. сделали то, что хотели сделать, и если они не могли остановить фельдъегерской тройки, посланной Петром и в которой сидят Бирон и колотит ямщика, чтоб тот скакал по нивам и давил, то ОНИ ОСТАНОВИЛИ УВЛЕЧЕННОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ И ЗАСТАВИЛИ ЗАДУМАТЬСЯ ВСЕХ СЕРЬЕЗНЫХ ЛЮДЕЙ. С них начинается ПЕРЕЛОМ РУССКОЙ МЫСЛИ». Западники старались всячески исказить духовный облик и идейную направленность славянофилов. Герцен однажды писал: «Когда бы люди захотели, вместо того, чтобы спасти мир, спасти себя, вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освободили — как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человека». Герцен, как видим на этот раз, разделяет основную идею Православия, которой придерживался Пушкин, Гоголь и славянофилы. Но понимая важность пропаганды этой жизнеутверждающей идеи среди молодого поколения, решившего добиваться улучшения жизни России по примеру декабристов с помощью революции, Герцен тем не менее не примкнул к Гоголю и славянофилам, а стал их ожесточенным противником.

Герцен называл славянофилов — «славянобесами, славяноблудниками». Белинский именовал Хомякова — Хлестаковым. «Хомяков, — писал он Боткину, — это изящный, умный И. А. Хлестаков, человек без убеждений, человек без царя в голове; если он к этому же еще проповедует — он шут, паяц, кощунствующий над священнодействием религиозного обряда. Плюю в лицо всем Хомяковым, и будь проклят, кто осудит меня за это».

Кн. Одоевский, один из виднейших любомудров, предвосхищая идеи славянофилов, писал: «в святом триединстве веры, науки и искусства, ты найдешь то спокойствие, о котором молились твои отцы». Выдающиеся славянофилы сумели достичь духовной цельности людей Московской Руси, гармоничности их духовного склада, Роль славянофилов, несмотря на отдельные идейные срывы в их взглядах, в истории развития русского национального мировоззрения велика.

Это не могут не признать даже последние могикане интеллигенции. Так В. Зеньковский пишет и статье «Православие и культура», что «Славянофильская доктрина о глубочайшей связи русского духа с Православием дает им возможность понять все разрастающуюся драму интеллигенции, и они оформляют давно уже намечавшейся в ней раскол. Он был неизбежен, он был исторически продуктивен, ибо, наконец, было осознано то, что до этого раздвоения не могло быть вполне ясно» (сб. «Проблемы русского религиозного сознания»).

В. Зеньковский не точен: раскол намечался не в интеллигенции, которая только что оформлялась, а раскол намечался между русским образованным обществом и зарождавшейся внутри его интеллигенцией.