Вадим Саитов - Цитадель души моей

• Название: Цитадель души моей
• Автор: Вадим Саитов
• Издательство: СИ
• Жанр: Историческое фэнтези

Когда готы осадили Рим, ромейские колдуны в отчаянии вызвали из неведомого зверолюдей. С тех пор уже несколько сотен лет разумные потомки волков, медведей и лис ведут с Империей борьбу за существование в Ойкумене. Лейтенант егерей Бернт Сервий, по прозвищу Шелест, неожиданно оказывается вовлечен в цепь политических интриг между людьми и бестиями. И каждый ход в этой игре не обходится без жертв.

---

Сопоставить всё и понять — хвостом кто-то по листьям прелым мазнул слегка — мазнул и ждет: замечу ли? А вот надо ли замечать? Может, правильней будет ничего не услышать и мимо пройти? Ладно, была-не была.

— Хграш-та? — спрашиваю я воздух перед собой: «поговорим?»

Кусты слева от дороги раздвигаются, и на обочину выходит верг — крупная, даже немного полноватая бестия с рваным в клочья левым ухом и старыми, давно зажившими шрамами на груди — удар пришелся по тавру и оно подновлено уже поверх рубцов. В Испании мы уже полвека с вергами не воюем, так что это не наша работа. Чекалки, скорее всего. Еще одну особенность я сразу подмечаю — доспехи. Нет их. Плотные кожаные штаны до середины бедер с нашитыми поверх медными полосками — и всё. Тоже местная специфика.

Бестии кулаки в качестве оружия не используют — они и сложить-то толком пальцы в кулак не все могут. И, раз люди здесь вергам не враги, то и брюхо от ударов кулаком им защищать незачем. Лапы верга пусты и демонстративно повернуты ладонями ко мне, нож покоится в ножнах, закрепленных у плеча на ремне.

— Кхра хграш-ат, — «Отчего ж не поговорить», — верг скалит зубы в подобии улыбки. Я выхожу на ту же обочину — к нему — и сажусь на траву лицом к дороге. Верг присаживается рядом. С минуту мы молчим — будь мы верги разных кланов, мы бы сейчас друг друга обнюхивали, ну а с людьми у них так — попроще — что меня ничуть не огорчает.

Вот, например, чтобы вольпу почтение засвидетельствовать, обязательно надо было у него под хвостом понюхать. И ведь нюхали — весьма уважаемые люди нюхали, даже… ладно, не будем об этом. Теперь это уже история, слава Единому.

— Ты знаешь, что в маленьком людском логове случилось? — спрашиваю я, осторожно подбирая слова. Вержий язык небогат звуками, поэтому у каждого их сочетания масса различных смыслов — одно слово частенько имеет добрый десяток значений, иногда совершенно противоположного смысла.

— Знаю, — кивает верг, — и ты узнаешь.

Я жду с полминуты, и, ничего более не услышав, спрашиваю сам:

— Узнаю?

— Если глаза есть, — ухмыляется верг, — спросишь у них, не у меня.

Понятно. Ничего он мне не скажет, то есть. Я колеблюсь — если он не хочет мне рассказывать о происшествии на хуторе, то в принципе, спрашивать мне больше нечего.

Хотя…

— Ты людскую самку видел, которая к старой самке ходила?

— Молодую? — Верг фыркает, поднимая правое ухо торчком — левое ухо пытается тоже подняться, лоскутки его вздрагивают, но бессильно опадают. Мне этот всплеск эмоций непонятен, я просто жду продолжения — и дожидаюсь:

— Молодую самку? Да, видел. Течная самочка.

Я хлопаю глазами. Может, я что-то напутал и не так понял? Слово-то редкое. Но иных вариантов толкования у него нет. По крайней мере, я таковых не помню.

— Течная?

— Да.

Это вроде только у двух (или трех) первых поколений вергов был определенный брачный сезон: осенью у самок начиналась течка, и — по дошедшим до нас сведениям — самцы становились совсем дурные, причем все сразу. Потом зверобогиня их сообразила, что негоже разумным существам стабильно терять мозги в одно и то же время года — очень это расу предсказуемой делает и в целом ослабляет. Теперь у них с этим вполне по-людски обстоит: как самки, так и самцы готовы терять как голову, так и невинность в любое время года. Уже лет двести, наверное. Но термин остался — теперь говоря про самку, что у неё течка, верг подразумевает одно из двух: либо что эта самка чрезвычайно привлекательна в сексуальном плане, либо что она очень похотлива и не пропускает ни одной особи мужского пола. Я попытался представить себе девушку (человека), которая могла бы показаться вергам сексуально привлекательной, содрогнулся (у меня богатая фантазия) и понял, что размышляю не над тем вариантом. Он что же, хочет сказать…

— Она… с вергами?.. — несмотря на то, что я так и не смог подобрать правильное слово, верг меня понял. Кивнул, осклабился.

— С волками тоже. Сам не видел, но Ррах видел — мне сказал.

С волками!? А как с вергами, значит, еще и видел. А может, и не просто видел. Ignis divine![17] Сказать, что я удивлен — не сказать ничего. Это ж надо! Во даёт девка. Во всех смыслах. Или правильнее будет сказать — давала?

— Она жива? — с трудом выдавливаю я из себя вопрос.

— Узнаешь, — верг поднимается и, не оборачиваясь, уходит обратно в кусты, — шех ррльгхш.

«Ррльгхш» может означать «больной», «увечный», «удивлённый», «только что проснувшийся» и «очень глупый». Здесь, видимо, последнее. «Узнаешь, если не дурак».

Ну-ну.

Нужный мне дом я нашёл сразу — весь хутор уже густо зарос крапивой и пустырником, только один двор оставался более-менее чистым, хотя назвать его ухоженным язык бы у меня все ж не повернулся. Калитка разломана вдребезги, обломки досок топорщатся в проём острыми занозами. Я недоумённо покачал косо висящие петли — они отозвались жутким скрипом. Поморщился и прошёл во двор.

Входная дверь оказалась мало того, что не заперта, так даже распахнута настежь. Я шагнул через порог, зацепился взглядом за царапины на косяке, да так и замер в недоумении. Несомненно, кто-то хотел изобразить здесь следы когтей, но вышло это у него настолько непохоже, что любой егерь должен был заметить подделку с первого взгляда. Царапин почему-то четыре, хотя должно быть либо пять, либо три; глубина у всех одинаковая, хотя центральные обычно глубже — да вообще столько ошибок, что даже перечислять их неохота — не вержьи это когти, и всё тут. Вон, местами даже прорезь по центру прослеживается от ножа, которым эти «царапины» делали. К остальным «следам когтей» — на стенах — я даже приглядываться не стал. То же самое. Совершенно очевидно, что этот Мавр, которого Септий отправил место убийства осматривать — новичок, в гарнизон обвыкать отправленный. Конечно, вина его есть, и немалая — что он очевидного не разглядел. Но вина Гракха — еще больше. Нельзя на такие задания новичков в одиночку отправлять. А если и отправлять — то нельзя потом принесенным новичком сведениям напропалую верить — как бы ни хотелось. Жаль, не получится у меня на труп посмотреть и на «следы зубов» на нём — чую я, следами этими ножевые ранения замаскированы. Но хотя трупа тут давно уже не было, еще кое-что необычное я обнаружил — следы крови. Сама кровь, разумеется, тоже давно высохла и мурашами всякими подчистую выедена, но следы темные на досках остались. Множество круглых пятен разного размера по периметру кровати и на грязных до отвращения простынях. Не могло это быть естественными следами: все ж человек — не бурдюк с кровью. Подумав, я заглянул под кровать, пошарился за камином, за шкафами, в углах, и нашел, наконец — в камине. Две, покрытые пеплом и объеденные насекомыми, гусиные головы. Я достал одну, осмотрел — отрублена.

Не откушена и не откручена, а именно отрублена.

И что всё это значить должно? Нет, понятно, что верги тут ни при чем. Но кто? И, главное, зачем? Грабители? Ерунда — вряд ли у покойной оставалось хоть что-то, достойное ограбления. Некие злоумышленники, желающие разжечь войну между людьми и вергами? Уже лучше, но тоже маловероятно — больно грубо всё обставлено. А главное — гуси. Зачем нужно было их резать и поливать их кровью пол? Очевидно, затем, что у самой старухи кровь уже не текла. Стало быть, она убита не в доме, а где-то снаружи. И тут очень подозрительной становилась фигура отчима — как первого, кто обнаружил убитую. Прибил где-то снаружи бабку с внучкой, внучку закопал, старуху отнес в дом, наскоро сымитировал нападение вергов, а сам рванул в бега. А что — неплохая версия. Не очень, правда, вяжется с утверждением о любви подозреваемого к приёмной дочери — ну да мало ли как оно обстояло на самом деле — с этой любовью. В принципе, уже можно возвращаться в магистрат, поскольку к егерям это дело ни малейшего отношения не имеет.

Но я всё-таки решил поискать следы — шансов, конечно, немного, но — вдруг? Если обнаружится труп внучки с ножевыми ранениями, то вопросов вообще не останется.

Труп не обнаружился, зато обнаружились следы. Я б даже сказал, тропинка. Она, через прозрачную кипарисовую рощу, уходила куда-то за холмы и состояла из следов двоих людей. Крупного тяжёлого мужчины, носившего грубой формы сапоги с железными набойками, и девушки, обутой в простые сандалии без рисунка на подошве. Конечно, это могла быть не девушка, а какой-нибудь подросток, но — никогда не стоит усложнять ситуацию без насущной необходимости. Пока такой необходимости я не видел. И, отбросив сомнения, быстро зашагал по тропинке. Посмотрю, куда она ведёт, а уже потом буду думать дальше.

Тропинка привела к хлипкому, полувкопанному в пологий речной берег, домику.

Узкие, расположенные под самой крышей, окна были затянуты какой-то мутной плёнкой, поэтому пытаться что-то разглядеть через них я не стал, а постоял некоторое время у двери, прислушиваясь к звучащим за ней голосам, потом резко потянул на себя дверную ручку. Всё внутреннее пространство домика занимала одна-единственная комната со стоящим посредине грубым дощатым столом. За столом, на простой, наспех сколоченной лавке сидели двое, испуганно вскочившие при моём появлении. Раздетый по пояс здоровый бородатый мужик, с густо заросшим черной кучерявой порослью торсом и одетая в короткую легкомысленную тунику девушка — невысокая, но фигуристая. С густой рыжей шевелюрой, пухлыми губами, вздёрнутым носом и широко распахнутыми серо — зелёными глазами. Не сказать, что очень красивая, но определённо привлекательная и… прав был верг — «течная». Даже сейчас её взгляд был больше оценивающим, чем испуганным.